- Цинь? - удивленно спросила Марика.
- Да, Циньмэй. - Кайл улыбнулся какому-то воспоминанию. - Она, собственно, даже раньше меня в храм забралась. Тоже от дождя, что ли. И сидела там, тихо-тихо так, словно мышонок.
- Цинь - не мышонок, - задумчиво заметила девушка. - Цинь - это кошка, которая гуляет сама по себе. Причем очень дикая кошка. Так что храм этот ей - самое подходящее убежище.
Васецки хмыкнул:
- Кстати… где же эта кошка гуляет сейчас? Она все кружилась около тебя. И раскопками интересовалась как-то всерьез очень. А вот в этот сезон не видно ее что-то.
- Мать забрала ее к себе в столицу. У них там беда вышла с братом ее. В общем, теперь маленькая Цинь - очень важная персона. Ты, наверное, этого и не знаешь, она ведь теперь - единственная наследница всей этой фармакологической империи - «Линчжи». Ну, знаешь, адаптационные сыворотки: биохимические препараты. Почти половина производства лекарственных средств на планете.
- Помню, - не без удивления констатировал Кайл. - Был большой скандал с торговлей трансплантатами. Какие-то связи с мафией. С Якудзой. Не знал, что… Маленькая Циньмэй - и такая компания.
- Ну, ее близкие и не стремились афишировать все это. Да она и сама умеет держать язык за зубами. Девочку и определили сюда, к отдаленной родне - от столичных дел подальше. С перспективой определить в университет. Как-никак Вестуич котируется повыше, чем оба столичных политеха. Она со мной так и познакомилась - я ее репетировала по ранней истории Джея. Сущее мучение, доложу тебе: девчонку с детства начиняли этими историями про воинов Древних Империй и про их души, которые вселились в первопоселенцев. Как ты знаешь, среди тех, кто первыми начинали обживать Джей, чуть ли не половина были китайцами, в том числе и предки Цинь. Она, естественно, этим гордится, но, боюсь, у нее легкий сдвиг на почве семейных преданий.
- Ага, - согласился Кайл. - Она, между прочим, просто кладезь этой народной премудрости. Назубок выучила все глупости, которые насочиняли со времен Первых Высадок. Мне тогда, в храме, пришлось выслушать их все. Я было попытался ей объяснить, что все это - просто древнекитайский фольклор, еще с Земли привезенный, да куда там… - Он безнадежно махнул рукой. - Сначала молчала-молчала, а потом, когда попросил ее мне подсвечивать факелом - я копировал надписи, - как пошла излагать… И интересная сама по себе мифология, только бредовая сильно. Но тут я большой мастер поспорить: мне с детских лет тоже немало такого пришлось выслушать.
- Угу, - хмыкнула Марика. - Хорошо помню, как Квинт с Павлом сражались друг с другом за твою молодую душу…
Она осеклась и на минуту задумалась.
- А часом, не Квинт тебя на эти архивы вывел? Понимаешь, как-то все у тебя всегда связано. И к храму тому ты нас повел, потому что вспомнил какую-то историю, которую тебе рассказывал старый чудак. Знаешь, хоть ты и не пошел тогда в люди Джея, что-то такое в тебе осталось все же.
Кайл зябко поежился:
- Ну и интуиция у тебя, сказал бы я. А ведь точно: я был почти уверен, что эти файлы с данными аэросъемок мне подвернулись случайно. Те, на которых просматривались контуры этих подземных монастырей. А ты меня заставила задуматься. Ведь Квинт еще до меня бывал в архивах Ратуши. И он был так огорчен, когда узнал, что как раз в этих местах будут строить Терминал. Даже не огорчен, словно испуган как-то… Обеспокоен…
- И поэтому ты додумался тащить меня сюда? - вздохнула Марика. - Ну, а почему сам-то он здесь не появлялся? Или?..
- У них свои отношения с Джеем - у его людей. В общем, мне как-то надо поговорить со Стариком.
Кайл потер лоб, потом решительным движением отключил автопилот: они уже мчались мимо домов предместья.
Маленькие и яркие, злые луны Джея наперегонки плыли в безоблачном ночном небе кампуса. И от домов, деревьев, кустов зыбкими, плывущими веерами падали двоящиеся, троящиеся, множащиеся разных цветов тени. Рябая громада Джея II - безжизненного спутника планеты, более известного в миру под прозвищем Старой Сковородки, - еще только дожидалась за горизонтом своего часа, чтобы взгромоздиться на небосклон.
А если отвести взгляд от небес, то можно было вообразить, что академический покой замершего в ночной тишине Вестуича - покой, воплощенный в замшелом камне и кирпичной кладке стен, - длится вот уже который век. Но они выросли на глазах мальчишки Кайла Васецки - эти старинные на вид коттеджи университетского городка и его дом (одним из первых), как вырос из сухой земли этой степи весь Вестуич - взамен того, старого города, что остался в предгорьях Шепчущих хребтов обугленным призраком, заставляющим истерически верещать счетчики Гейгера.
Кайл и вырос вместе с этим городом, прилепившимся на стыке мрачного массива Озерных лесов и Великой степи, на полдороге от гор к океанскому побережью. Вырос под треск радиоактивной смерти и под бравые сводки радиационной обстановки. Под бравурные марши и сообщения об уничтожении последних големов, бродивших по планете после Катаклизма. И каждый раз все верили и твердили друг другу, что это был и в самом деле последний боевой мегаробот Древних Империй.
Странно, что все это словно осталось в каком-то другом Мире - там, вместе с веснушчатым мальчишкой, который не боялся в одиночку добираться по лесу до дальних скитов и подолгу бродить в распадках со стариком Квинтом. Потом, много позже, когда Павел научил его этой русской привычке меняться разными мелочами - «махаться не глядя», он подумал, что, сам того не зная, вот так - не глядя - «махнулся» судьбой с кем-то другим - благополучным и обыкновенным. С кем-то таким, с которым с детства ничего не могло случиться. Кайлу не нравился этот его выигрыш.
