Реклама полностью отключится, после прочтения нескольких страниц!
Нет, он не прав: есть целый народец, искренне и бескорыстно интересующийся древними обитателями Джея, - дети. Уж они-то готовы часами с квадратными от удивления глазами слушать рассказы того же Сухова или даже его, Кайла, про звездные войны, в которых дважды была уничтожена цивилизация Джея, про то, что удалось узнать об облике Древних, их языке, обрядах, рассматривать украшенные белыми пятнами глобусы Джея и таинственные рисунки со стен храмов и крепостей. Этот-то народ и был основным потребителем книжек и фильмов про Древний Джей, про Империю Ю и Империю Зу, томиков и дискет, которым суждено было потом долгими годами пылиться на чердаках и подвалах до прихода нового поколения юных обитателей Джея.
При мысли о том, сколько дикой чуши открыл он, повзрослев, в этих книжках, а особенно в фильмах, Кайла передернуло.
И кто бы объяснил, почему, не успев войти окончательно в скучный мир взрослых, этот галдящий, жадно заглядывающий в рот рассказчикам, лазающий по окраинным свалкам в поисках древних кладов народец превращается в скучное долговязое племя, совершенно равнодушное к занятиям так и не повзрослевших с годами чудаков, таких вот, как Васецки.
«Впрочем, я несправедлив, - опять признал свою неправоту Кайл. - Нельзя же обвинять людей за то, что, взрослея, они перестают слушать сказки про Белоснежку и играть в куклы. Хотя кому-то на роду предназначено стать сказочником или кукольником. И еще есть категория людей, сохраняющая повышенный интерес к экзоархеологии…»
Тут его передернуло еще раз. И подумать страшно, что может произойти, узнай кто из тех проныр, которые дважды ночами взламывали скромный музей здешнего университета, что в никем не охраняемом особнячке на окраине, где и живут-то всего старый вдовец, профессор на пенсии, да его далеко не крутой сын, в незапертой комнате, даже газеткой не прикрытая, валяется вещица, за которую можно выручить целое состояние, - других-то таких не описано.
Он поспешил в дом, сел за стол и дочитал конец письма Сухова:
«…Разумеется, Кайл, ты здорово заинтересовал меня своей находкой, и, если это розыгрыш, сидеть тебе голым задом на сковороде еще в этой, заметь, жизни. Привожу дела в порядок и последнюю половину Шестой Луны - так, кажется, выражались Древние? - рассчитываю встретить в твоем (приятном, несмотря ни на что) и Марики (несколько более приятном) обществе, в разрытой вами - совершенно по-хулигански, кстати, - норе. Встречать меня на Терминале не стоит - не люблю. А потому точную дату, час и рейс прибытия не сообщаю, заявлюсь сам, как всегда в самый неподходящий момент.
Твой Павел Сухов
P. S. Привет отцу, целую Марику (не бойся, в щечку).
П.С.»
Кайл вздохнул, засунул письмо в битком набитый секретер, отпер единственный в комнате шкаф, имевший более или менее приличный замок, взял ларец со стола и стал напоследок рассматривать его в мерцающем свете дисплея. Не смог преодолеть искушения и, рискуя поцарапать реликвию, попытался подцепить ногтями и вытащить один из кубиков.
Как ни странно, он поддался легко.
От того места, где сходит на нет заброшенный проселок, пешком по берегу речки - к озерам. Холодному Соленому и Ледяному Пресному. Вдоль черных, словно выгоревших, опушек. Туда, где начинаются скалы.
В распадке Кайл опустился на колени в тени одного из Высоких Камней, где даже тень ветерка, словно подгонявшая его в пути, сошла на нет в тишине, которую нарушал только скрип черных гиффовых сосен, там, глубже, в ущельях. Стонущий скрип, приглушенно-гневный, совсем не вписывающийся в этот - один из последних осенью - теплый день затишья.
Кайл не торопясь сложил из просохшего хвойного опада, веток и сучьев костерок, очистил грунт вокруг, потом от Звезды вогнутым зеркальцем-талисманом разжег его. Когда ввысь потянулась терпкая, еле заметная в осенних тусклых, словно запыленных, столбах рушащегося со стынущего неба света струйка дыма, он стал осторожно вынимать из наплечной сумки-рюкзачка и подкладывать в несмелый, словно догадывающийся о своем непростом предназначении огонь то, что предписывал Уговор: за весну и лето - в заговоренные дни - подобранные куски местного «самородного» каменного угля, корявые бусинки «горного янтаря», высушенные травы и ягоды, позвонки диковинных тварей - здешних и земных, а напоследок - несколько темных, космическим огнем обожженных колец и легкую, почти невесомую, цепь. И когда над Высокими Камнями ввысь потянулся золотистый, словно не замечающий ветра дымный столб, стал ждать.
Это было ему не в тягость - вот так, на корточках, свесив впереди себя положенные на колени руки, прикрыв глаза и подставив лицо теплу осеннего дня, ждать. И впервые за много дней не думать ни о чем. Кайл, пожалуй, не смог бы сказать, сколько ему пришлось ждать - минуты, часы, мгновения, - пока не услышал наконец за спиной тихие знакомые шаги.