Если ты любишь кого-нибудь больше себя,
Если ты веришь кому-нибудь так, как себе,
Если в ответ никогда не любили тебя,
Если солгали, и лгали, и лгали тебе, —
Рано иль поздно об этом узнаешь и ты,
Рано иль поздно — о, если б ты мог не узнать! —
Остановится сердце, окаменеют черты,
И прозреют глаза и уже не сомкнутся опять.
Можешь тогда ты того человека убить,
И Господь не осудит тебя и душа не осудит,
Можешь тогда ты того человека простить,
Но ещё тяжелее тебе после этого будет.
Потому что, убив, ты не сможешь его позабыть,
Потому что, простив, ты не сможешь его разлюбить.
О тяжёлом, неизбывном горе,
О безвыходном, непоправимом,
О своём бессилье и позоре,
О тоске, ползущей чёрным дымом,
Никому не скажешь, скроешь, спрячешь,
И в ночи, в невыносимой муке,
Ты до крови искусаешь руки,
Чтоб никто не слышал, как ты плачешь.
О любви, которой больше нет,
О сгоревших днях, о горсти пепла,
О душе, что увидала свет
И от света навсегда ослепла.
О любви… — Молчи душа, молчи,
Привыкай к немой и тёмной доле,
Привыкай, и сердце приучи
К ночи, одиночеству и боли.
Не надейся — непроглядна тьма,
Неподвижна, а за ней другая…
Но глядят два тусклые бельма
Пристально, не видя, не мигая,
А из них, сквозь слёзы, сквозь года,
Сквозь тщету и боль, сквозь клочья дыма,
Свет — тот самый — что сиял тогда,
Нестерпимый и неугасимый.
Храни бесстрастные черты,
Копи надежды и мечтанья
И обо всём, что знаешь ты,
Упорное храни молчанье.
Открытое глазам твоим
Сиянье гибели и славы
Не открывай глазам чужим,
И равнодушным и лукавым.
Пусть ужас твой иль торжество
Чужие не увидят взгляды,
В час гибели ни у кого
Позорной не проси пощады.
И тёмную смиряя кровь,
Таи, за тишиной молчанья,
Неутолимую любовь,
Неугасимое сиянье.
Ты встанешь в некий час от сна,
Завеса разорвётся дыма,
И станет тайна жизни зрима
И отвратительно ясна,
И в правду притворится ложь.
И ты не сможешь… — Ты умрёшь.
Но будет долго тень твоя,
Дрожа в изнеможённом теле,
Не зная сна, не видя цели,
Бродить меж камней бытия,
И будет повторять слова,
Скучать, и лгать, и улыбаться —
Как все, — и будет всем казаться,
Что мёртвая душа — жива.
Проклясть глухой и тёмный мир
Людей, и Ангелов, и Бога,
Мерцанье звёзд, бряцанье лир,
Сиянье у её порога
Проклясть, и ничего не мочь,
О, даже умереть не в силах!
Из смерти в смерть, сквозь бред, сквозь ночь,
Сквозь холод, что синеет в жилах
Сквозь страшные свои мечты…
Есть тишина, ей нет названья,
Ей нет начала, нет конца,
И мёртвое её дыханье
Живые леденит сердца.
Есть тишина — невыносимо
Прикосновенье пустоты —
Она, неслышно и незримо,
Ползёт со страшной высоты.
Небесные колебля своды,
Клубясь меж звёзд и облаков,
В широкие вползает входы
И в щели узкие домов.
Тогда как в ледяных могилах,
Тогда как в непробудном сне,
Крик человеческий не в силах
Возникнуть в мёртвой тишине.
Беззвучно шевеля губами,
Нем человек. И на него
Смерть смотрит тусклыми зрачками,
Не видящими ничего.
Оно исчезает — счастье.
Надежду оставь навсегда.
Так, меж коченеющих пальцев
Ледяная скользит вода.
Оно исчезает навеки,
На одно мгновенье прильнув
К одинокому, бедному сердцу,
Обманув его, обманув…
Оно исчезает плача,
Во след ему не кричи —
Счастье знает, для сердца земного
Смертельны его лучи.
…А всё-таки, наперекор всему,
Как звёздный луч сквозь пустоту и тьму,
Как звук струны сквозь шум, как мысль сквозь сон,
Как милость сквозь незыблемый закон,
Слетает к нам надежда. Всё слабей,
Но всё ж мы можем улыбнуться ей.
