– Доблестный рыцарь, умоляю, сними свое оружие и панцирь, позволь мне облачиться в него. (На миниатюре Королева Мечей была в доспехах – набедренник, налокотник, рукавицы были спрятаны под расшитыми белыми шелковыми одеждами.) Потеряв рассудок, я пообещала себя тому, чьи объятья ныне мне противны. Сегодня он придет требовать исполнения обещанного! Если я буду вооружена, он не сможет овладеть мною. Молю, спаси меня!
Рыцарь согласился немедля. Итак, облачившись в стальные доспехи, несчастная девица превратилась в воинственную королеву, величавую и горделивую. Улыбка плотской радости осветила ее лицо.
Далее все снова зашли в тупик, пытаясь понять, что кроется за расположением этих глупых карт: Пара Палии (знак перекрестка, выбора?), Восьмерка Монет (тайный клад?), Шестерка Кубков (любовное свидание?)
– Твоя учтивость заслуживает награды, – сказала, должно быть, лесная незнакомка. – Выбирай, что предпочесть: могу одарить тебя золотом, или же…
– Или же?…
– …Я могу одарить тебя собой.
Рука воина пододвинула Кубки: он выбрал любовь.
Закончить картину должно было наше воображение: он был уже наг, она начала снимать доспехи и под медной кирасой он сжал округлую, упругую и нежную грудь, скользнул рукой меж стальных набедренников и почувствовал теплое бедро…
Сдержанный и скромный от природы, воин не вдавался в подробности: он сказал, что хотел, в задумчивости положив рядом Кубки и еще одни золотые Монеты, как будто хотел воскликнуть: «Я думал, что вошел во Врата Рая…»
Карта, которую он положил затем, подтвердила это ощущение, но в то же время бесцеремонно прервала его сладострастный восторг: то был Папа, первосвященник со строгой белой бородой, как и первый из пап, ныне стражник Райских Врат.
– Кто осмеливается упоминать Небеса? – высоко над лесом явился тронный святой Петр, громогласно восклицая: – Для нее наши врата закрыты во веки веков!
То, как стремительно, прикрыв глаза рукой, наш рассказчик положил новую карту, держа ее закрытой, подготовило нас к откровению, которое испытал он сам, когда опустив свой взор от грозных преддверий Небес, он взглянул на деву, в чьих объятиях лежал, и узрел, что уста возлюбленной – более не кораллы, нет прелестных ямок на ланитах, нет точеного носа, а вместо прекрасного лица – частокол зубов без десен и губ, два провала ноздрей, пустые глазницы черепа, и почувствовал, что члены его сплетены с конечностями трупа.
Страшный вид Тринадцатого Аркана (надпись Смерть не фигурирует в колодах, чьи старшие карты несут на себе надписанное имя) возбудил у нас нетерпеливое желание узнать окончание истории. Была ли Десятка Мечей заслоном из архангелов, заступивших проклятой душе доступ на Небеса? Знаменовала ли Пятерка Палиц путь сквозь лес?
В этом месте вереница карт вновь достигла Дьявола, оставленного там предыдущим рассказчиком.
Мне не пришлось долго ломать голову, чтобы понять, что из леса явился тот жених, которого так боялась потусторонняя невеста: это был Вельзевул, воскликнувший: «Что ж, моя отважная красавица, вот и конец тасованию карт! Я не дам и двух ломаных грошей (Пара Монет) за все твое оружие и доспехи (Четверка Мечей)\» И с этими словами он увлек ее вниз, в глубины пропастей земных.
Я все еще чувствовал холодный пот на спине, как уже был вынужден следовать за другим соседом, в котором четырехугольник из Смерти, Папы, Восьмерки Монет и Пары Палии, казалось, пробудил иные воспоминания, но, судя по блуждающему взору и наклону головы, он как будто не был уверен, с какой стороны подойти к делу. Когда же он положил рядом Пажа Монет, в котором без труда можно было узнать его дерзкие и вызывающие манеры, я знал, что он также желает поведать нам о чем-то, начинавшемся здесь, и я знал – то его собственная история.
Но что общего этот беззаботный юнец имел с жутким царством скелетов, вызванным к жизни Тринадцатым Арканом? Без сомнения, он не принадлежал к числу блуждающих по кладбищам романтических натур, если, конечно, его не привлекло туда какое-то нечестное намерение: к примеру, вскрывать могилы и красть у мертвых ценные вещи.
Великих мира сего обычно погребают с атрибутами их власти: золотыми венцами, перстнями, скипетрами, в златотканных одеждах. Если этот молодой человек действительно был грабителем могил, он, должно быть, отправился на кладбище в поисках наиболее богатых погребений, гробницы Папы, например, поскольку первосвященники обычно сходят в могилу во всем великолепии своего убора. Вероятно, безлунной ночью вор приподнял тяжелую плиту склепа (Две Палииы служили ему рычагами) и проскользнул внутрь.
А затем? Рассказчик положил Туза Палии и сделал жест, как бы указывая на что-то растущее: на мгновение я подумал, что вся догадка моя ложна, настолько этот жест противоречил образу спускающегося в папский склеп грабителя. Наконец я предположил, что как только склеп был вскрыт, возник прямой и очень высокий ствол дерева, и что грабитель вскарабкался на него или же оказался вознесенным к ветвистой и густой кроне.
