Но куда исчезли наши любовники? Какой бы путь не избрали они, субстанция, из которой они были созданы, слишком хрупка и неуловима, чтобы позволить стальным рукам паладина схватить их. Когда же Роланд утратил свои иллюзии и надежды, он схватился за меч, вдел ноги в стремена, звякнул шпорами, затем что-то в нем сломалось, разбилось, взорвалось, расплавилось: внезапно свет его разума погас; он остался во мраке.
Теперь мост из карт, переброшенный через квадрат, достиг противоположной стороны, на уровне Солнца. Летящий купидон уносил рассудок Роланда и парил над землями Франции, осажденной неверными, над морем, безнаказанно бороздимом галерами сарацин, ибо отважнейший из рыцарей Христианского мира очутился в тумане безумия.
Сила заканчивала ряд. Я зажмурил глаза. Мое сердце не в состоянии было выдержать зрелище, как этот образец рыцарственности превращается в слепой теллурический взрыв, подобный тайфуну или землетрясению. Как прежде орды мусульман были поставлены на колени Дюрандалем, так ныне палица Роланда, вращаясь, разила кровожадных зверей, которые, воспользовавшись запустением от войн, мигрировали из Африки к берегам Прованса и Каталонии; покров из кошачьих шкур, желтых, полосатых и пятнистых, готов был укрыть поля, ныне ставшие пустыней, где прошел обезумевший Роланд: ни свирепый лев, ни гибкий тиф, ни хитрый леопард не избежали бойни. За этим настал бы черед слонов, носорогов, гиппопотамов: слой толстых шкур скоро должен был покрыть разбитую, иссушенную Европу.
Стальной палец рассказчика обозначил параграф, точнее, начал расшифровывать нижний ряд карт таро, начиная слева. Я видел (и слышал) треск дубов, вырываемых безумцем с корнем на Пятерке Палиц, я пожалел о бездействии Дюрандаля, забытого в Семерке Мечей, и я оплакивал гибель усилий и ценностей в Пятерке Монет (добавленной, по случаю, на пустующее место).
Картой, положенной им в центре, оказалась Луна. Холодные лучи освещают темную Землю. Нимфа с безумным взором поднимает свои руки к серебряному небесному серпу, как будто играя на арфе. Порванная тетива свисала с ее лука: Луна – побежденная планета, а воительница Земля – пленница Луны. Роланд несся над Землей, пустынной, как лунный пейзаж.
Карта Глупец (Шут), немедленно предъявленная затем, еще более красноречиво говорила о случившемся. Теперь, когда был уже развязан величайший узел ярости, держа палицу на плече, подобно рыбацкому веслу, весь кожа да кости, оборванный, с головой, полной перьев и всякой другой всячины – каштановой скорлупы, шипов столистной розы, червей, сосущих его истощенный мозг, грибов, лишайников, чернильных орехов, чашелистика, – Роланд нагрянул в хаотическую гущу вещей, центр карточного квадрата и мира, точку пересечения всех порядков.
Его разум? Тройка Кубков напомнила нам, что тот находился в фиале, хранимом в Лолине Утраченных Рассудков, но поскольку карта изображала между двумя вертикально поставленными кубками третий – перевернутый, казалось возможным, что он вообще не сохранился.
Две последние карты ряда находились уже на столе. Первая была Правосудие, она встречалась нам ранее, увенчанная фризом со скачущим воином – знак, что рыцари Карла Великого следовали за Роландом, наблюдали за ним, не оставляя надежды вернуть его меч на службу Разуму и Справедливости. Была ли эта белокурая судия с мечом и весами образом Рассудка? Была ли она Смыслом рассказа, скрывающимся под объединенным Смыслом разбросанных карт таро? Значило ли это, что как бы ни метался Роланд, пришел его последний час, когда его схватили, связали и втолкнули ему в глотку разум, который он утратил?
На последней карте мы смотрели на паладина, подвешенного за ногу, подобно Повешенному. Но вот лицо его стало безмятежным, а лучистый взгляд – яснее, чем тогда, когда он пользовался своим угасшим разумом. Что сказал он? Он сказал: «Оставьте меня. Я совершил полный круг, и я постиг. Мир необходимо читать вспять. Все ясно».
