Когда Сорайда в присутствии бедняги Эрнесто позвонила Розе, ее не оказалось дома, и она попросила матушку Томасу передать, чтобы Роза связалась с ней.
Роза позвонила ей к вечеру.
— Сорайда, ты звонила?
— Звонила! — почти крикнула она, прикрывая трубку рукой, так как в таверне стоял обычный одиннадцатичасовой гвалт.
— У тебя как всегда шумно?
— Как всегда, чтоб им захлебнуться! — весело ответила Сорайда. — Я вот по какому поводу звонила… Эрнесто прохода мне не дает, умолял сегодня позвонить тебе и зазвать тебя в «Твой реванш».
— Боже! Опять он за свое! Почему же он сам мне не позвонит?
— Говорит, хочу говорить с глазу на глаз… Я думаю, тебе следовало бы приехать и сделать ему внушение. А то он, чего доброго, поставит тебя в неудобное положение перед Рикардо.
— Положим, прежде всего он поставит в неудобное положение себя.
— Похоже, он услаждает себя терзаниями.
— Ладно, скажи ему, завтра я загляну на полчасика. После визита к дону Анхелю.
Дон Анхель с энтузиазмом принялся за переоборудование подсобного помещения под магазин декоративных растений.
Они долго спорили по поводу названия магазина, пока дона Анхеля не осенило.
— Почему бы не назвать твой магазин «Дикая Роза»? — спросил он с улыбкой. — Разве дикая роза — не такое же декоративное растение?
Роза поняла его иронию и, придя в неописуемый восторг, воскликнула:
— Конечно! Меня зовут «Дикаркой»! И я Роза! Дон Анхель, вы гений! — крикнула она, обняв смущенного дона Анхеля и поцеловала его в щеку.
За этим действием и застала ее Малена, которая осмотрительно нацепила на непроизвольную гримасу дежурную улыбочку.
— Ах, Роза! Рада тебя видеть! — И, не утерпев, съязвила: — У дона Анхеля день рождения? Можно, и я его поцелую?
— Малена! — строго сказал дон Анхель. — У тебя ко мне какое-нибудь дело?
— Там Америка с Азией спорят, чья завтра очередь быть Микки-Маусом?
Для непосвященных могло бы показаться, что Малена сошла с ума, однако так уж судьбе было угодно, чтобы двум продавщицам магазина матери при рождении дали «материковые» имена: одной из соображений патриотических, а другой — в силу того что она родилась раскосой.
Речь шла о том, кому из этих двух продавщиц (в прошлом — подруги Розы, которая работала в этом магазине) зазывать детей с родителями в костюме Микки-Мауса в магазин.
— Малена, реши сама! — сказал дон Анхель. — А вот скажи-ка, нравится ли тебе название для будущего магазина «Дикая Роза»?
— Отличное название! — с наигранным энтузиазмом воскликнула Малена, выходя из кабинета со злорадной мыслью рассказать Дульсине о том, как «эта-будь-она-паскуда-трижды…» целуется с хозяином.
— Думаю, и Рикардо понравится, — радостно сказала Роза. — Он любит меня дразнить «Дикаркой».
— Ты давно уже не «Дикарка», — нежно сказал дон Анхель, с обожанием глядя на Розу. — Сегодня кто скажет, что еще два года назад ты продавала на перекрестках жвачку!
— Знаете, дон Анхель, а неплохое это было время. Хоть и трудно бывало, и голодно, зато я была свободной, как птица…
— Разве ты сейчас не свободна? — осторожно спросил дон Анхель.
— Как вам сказать… Конечно, свободна. Только на этом условии мы и сошлись с Рикардо. И все-таки я в этом доме девушка со стороны. Меня окружают красивые картины, старая мебель, в которой сидели предки Линаресов. И я себя все еще чувствую в этом доме гостьей…
— Роза, но ты тоже не из бедной семьи. Паулетта принадлежит к известному роду Монтеро…
— Нет, дон Анхель, каждый принадлежит своей судьбе. Я при всей моей любви к маме Паулетте, при всем моем уважении к ней принадлежу улицам «затерянного города», матушке Томасе, своему попугаю Креспину…
— Но ты изменилась, — сказал дон Анхель. — Ты не замечаешь этого, а я вижу. Изменилась твоя речь, твои манеры и твое отношение к некоторым вещам.
— Правда? Вот не думала…
— И знаешь, тебе идет это! Ты… стала еще красивее и привлекательней.
— Что вы, дон Анхель, — зарделась Роза. — Я не люблю себя…
Она подошла к большому зеркалу и состроила сама себе гримасу.
— Не волосы, а патлы! — засмеялась она, разлохматив прическу. — И куда они только растут!
— Не волосы, а каштановое золото, — тихо поправил ее дон Анхель.
— Нос противный, курносый!..
— Неверно! Носик правильной формы, на заглядение!..
— А груди, простите меня, как у базарной торговки!
— Роза, прекрати! Ты, верно, меня уже и за мужчину не считаешь!
Роза звонко расхохоталась.
— Считаю! И с удовольствием сосватала бы вас!
— А знаешь, я не против. Наверно, у тебя на примете… матушка Томаса?
— Нет, она за вас не пойдет, — залилась смехом Роза. — Ей Пеле нравится!.. А вот Сорайду я бы за вас выдала. К слову сказать, мне как раз надо ее навестить. Почему бы нам не заглянуть к ней вместе?
— Где ты договорилась с ней встретиться?
— В ее таверне «Твой реванш».
— Мой? — пошутил дон Анхель.
Роза засмеялась, не решаясь ответить на «ты». Но поборола робость.
— Твой, дон Анхель, твой.
— Не дон Анхель, а просто Анхель.
— Хорошо… Анхель…
— Наконец-то мы с тобой на «ты»! Давай-ка по этому случаю выпьем по-немецки на брудершафт!
Дон Анхель подошел к небольшому бару, открыл его и, нацедив немного текилы в два бокала, разрезал пополам десертным ножичком маленький лимон. Как заправские выпивохи, они насыпали в ямочку над большим пальцем правой руки по щепотки соли, взяли указательным и большим пальцем этой же руки по половинке горького «лимонсильо», а другой рукой — бокалы и приготовились совершить традиционный мексиканский обряд в немецком варианте, для чего свели крестом руки с бокалами.
— За твое здоровье, Роза! — воскликнул дон Анхель.
Он слизнул соль, опрокинул текилу в рот и смачно присосался к лимону.
— За твое здоровье, Анхель! — ответила Роза и, выпив, запричитала: — Девонька Гваделупе, прости меня, пьяницу!
После чего, согласно ритуалу и «бесу в ребро», дон Анхель в первый раз поцеловал «Дикарку».
Яркая вспышка ослепила их.
В дверях стояла Малена с фотоаппаратом, которая, подобострастно ухмыляясь, спросила, невинно моргая:
— Пьете за успех совместного предприятия? Это будет исторический снимок!
— Малена, смотрите не сглазьте! — смущенно сказал дон Анхель, облизывая губы…
Сорайда, увидев в дверях Розу и дона Анхеля, направилась к ним и провела их к уютному столику, который всегда пустовал в ожидании бесстыжего красавчика Куколки или близких друзей Сорайды. Она извинилась и вернулась к стойке бара.
В таверне было не продохнуть. Стоял несусветный ор. На полную громкость был включен телевизор.
Дон Анхель оторопело оглядывался по сторонам.
— Привет, голубка! — крикнула Розе одна из официанток, сидящая в фривольной позе на коленях у пьяного посетителя!
— Привет, Амалия! — весело ответила Роза. — Не упадешь?
— И хотела бы, да не могу! — сказала Амалия. — Вон он как вцепился!
Вокруг загоготали. Дон Анхель сказал:
— Похоже, ты и тут всех знаешь…
— Разве я не говорила вам…
— Стоп! — остановил ее дон Анхель, подмигивая.
— Ах да! — вспомнила Роза и поправилась: — Похоже, я тебе говорила, что мы здесь с Эрлиндой работали?
— Что-то такое припоминаю…
— Ну и как вам… тебе… Сорайда?
— Это внушительное сооружение приводит меня в трепет, — сказал дон Анхель, закашливаясь от дыма. — Долго мы будем здесь находиться?
— Сейчас придет один мой друг, я потолкую с ним, а ты пока познакомишься с Сорайдой.
— У тебя здесь… свидание?
— Деловое, — загадочно ответила Роза и встала, увидев, как к их столику вместе с Сорайдой приближается Эрнесто.
Сорайда, поставив перед доном Анхелем вазу с фруктами и кувшин с апельсиновым соком, присела за столик. А Роза, извинившись, отошла с Эрнесто к стойке бара.
— Роза, ты избегаешь меня? — хныкающим нервным фальцетом спросил Эрнесто.
— Эрнесто, о чем ты? Ты с неба свалился? Что это за тон? — упрекнула старого друга Роза.
На глазах Эрнесто были слезы.
— Роза, скажи мне, ты действительно любишь Рикардо или живешь с ним потому, что он отец твоего погибшего ребенка?
— Эрнесто, я не хочу обсуждать с тобой мою личную жизнь. Я честна по отношению к тебе. Я с самого начала сказала, что у меня нет к тебе никакого влечения. Почему ты продолжаешь преследовать меня? Если тебя не устраивают наши дружеские отношения, давай расстанемся навсегда!
— Нет, Роза, не говори так, — обиженно сказал Эрнесто.
— Есть люди, которым нравится растравлять собственные раны. Если это так, то ты мне… противен. Я привыкла к простым отношениям!
Эрнесто вздрогнул и тяжело задышал. Глаза его налились злостью.
— Значит, тебе нравятся простые отношения, да? Ну что же, я могу предложить тебе такие! — сказал он, грубо обняв Розу и припав к ее губам.
От неожиданности Роза сделала резкое движение рукой и сбросила со стойки бара на пол несколько бокалов и бутылку, которые вдребезги разбились о каменный пол.
Сорайда, услышав звон стекла, быстро направилась к стойке. За ней двинулся дон Анхель.
Но раньше их там оказался подвыпивший клиент Амалии, который бросился на защиту Розы с бутылкой в руках.
Роза, оторвав губы от жадного рта обезумевшего Эрнесто, увидев надвигающегося человека с бутылкой, готового ударить Эрнесто по затылку, вскрикнула и закрыла голову Эрнесто руками, по которым и пришелся удар.
Пьяного схватили, а Роза заплакала, подняв кверху пораненные руки, — с них закапала кровь.
— Что ты наделал, идиот! — крикнула Эрнесто подбежавшая Амалия. Она бросилась к аптечке, достала бинт и вату и, плеснув на руки Розы виски, стала бинтовать их…
Эту, как показалось ему, безобразную сцену с участием Розы видел издалека институтский друг Рикардо — Флавио, зашедший с подружкой пропустить стаканчик.
— Вот так Роза Гарсиа! — присвистнул он.
— Ты знаешь эту девку? — спросила подружка.
— Сама ты девка! — сказал Флавио. — Это жена моего друга.
— Скажи своему другу, чтобы в следующий раз как следует выбирал себе жену! — засмеялась девушка…
— Что случилось, Роза?! — с тревогой спросил Рикардо, увидев жену с перевязанными руками, входящую в сопровождении дона Анхеля в дом. Показавшаяся на лестнице Томаса всплеснула руками.
— Роза! Что с тобой, девочка?!
Дон Анхель попробовал объяснить:
— Рикардо, произошел инцидент, один пьяный, понимаешь…
Роза испуганно вскинув на Рикардо глаза, сказала:
— Дорогой, позволь мне самой подробно рассказать обо всем. Но только не сейчас, а завтра… Я очень устала.
— Хорошо, дорогая!
— Что значит «хорошо»! — возмутилась Томаса, тяжело спускаясь по лестнице. — Что у тебя с руками? Надо вызвать врача! Бинты все в крови!
— Ма! Прошу тебя, без паники. Пьяный дурак хотел ударить одного человека бутылкой, и я пыталась его защитить…
— Хорошенькое дело! — не унималась Томаса. — Ты где была? Отвечай!
— У Сорайды…
— Есть рука с бутылкой, — не унималась Томаса, являя собой образец материнской строгости, — и есть чья-то голова! Так почему же между ними должны оказаться твои руки?!
— Ма! Ну, так вышло!
При всем при том, что Рикардо внутренне был взбешен, он благородно взял на себя защиту жены.
— Матушка Томаса, я сам с ней разберусь. Пожалуйста, не волнуйтесь, — обнял он старую женщину. — Роза, прошу тебя, пойди приведи себя в порядок.
Дон Анхель подал руку Рикардо и, поклонившись Томасе, направился к выходу. Перед тем как уйти, он спросил у Рикардо:
— Как ты посмотрел бы на то, чтобы Розин магазин назывался «Дикая Роза»?
— Поговорим об этом в следующий раз, — буркнул Рикардо.
Рикардо ни о чем не спрашивал Розу, но она чувствовала его недовольство. Зная его подозрительность, она поспешила рассказать ему все как есть.
— У Сорайды я встретила Эрнесто, моего старого друга, и мы отошли к стойке бара, чтобы потолковать. И тут я вижу, что сзади его хочет ударить бутылкой пьяный. Я прикрыла его голову, и удар пришелся по моим рукам…
— О чем же вы говорили с Эрнесто?
— Он… изливал мне свои чувства.
— Не понимаю!
— Рикардо, мне нечего от тебя скрывать. Он давно и безнадежно в меня влюблен. Ты знаешь это. Однажды это уже послужило поводом для твоей ревности и нашей ссоры. Но это не моя проблема, а его…
— Если это не твоя проблема, почему ты должна с ним разговаривать?
— А почему ты должен был разговаривать с Леонелой, когда у вас, как ты утверждал, не было ничего такого? — бросила Роза упрек мужу.
— Хорошо, Роза! Прекратим эти взаимные попреки. Я первый начал, я первый и попрошу у тебя прощения.
Она подошла к нему и, обняв его, прижалась щекой к его груди.
— Бог мой! Как сильно стучит твое сердце! Мне кажется, оно выстукивает мне какие-то сигналы!
— Простое дело… Азбука Морзе, — улыбнулся Рикардо. — Сейчас расшифрую…
— Я сама! — взвизгнула Роза, как девчушка, которой не дают рассказать первой. — Значит, так… «Роза… тук-тук… я… тук-тук… никогда не буду… тук-тук… ревновать тебя… тук-тук…»
— Ошибаешься! Мое сердце выстукивает совсем другое, а именно… «Роза… тук-тук… я всегда буду… тук-тук… тебя ревновать… тук-тук… А сейчас… тук-тук… я хочу тебя… тук-тук…»
— Что ты хочешь… меня?
— Хочу тебя немедленно, тук-тук!
Роза покраснела.
— Рикардо, я думала, ты серьезный мужчина из достойной семьи, а ты, оказывается, грубый парень из «затерянного города»!
Лиценциату Альберто Валенсии удалось добиться досрочного освобождения Дульсины. Об этом он сообщил Рикардо в телефонном разговоре.
— Рикардо! Моя душа профессионала ликует. Я сделал почти невозможное…
— Я очень тебе признателен, Альберто!
— Спасибо, но ты не дал мне договорить. Как профессионал я рад, но как твой друг озабочен. Ты берешь на себя очень серьезное обязательство перед обществом и твоими близкими.
— Понимаю тебя.
— Ты… виделся с ней в тюрьме?
— Ни разу.
— А надо бы! Дульсина находится в возбужденном состоянии. Я понимаю ее. Она женщина с изуродованным лицом. Она знатная сеньора, униженная законом. Она член вашей семьи и она…
Альберто замолчал, не решаясь окончить фразу.
— Альберто, прошу тебя, не стесняйся, — ободрил его Рикардо.
— Хорошо… Она ненавидит вас.
— Я знаю. Таков наш крест.
— Но где она будет жить?
— У нас. А если это покажется ей или нам неудобным, мы подыщем ей другое место.
— Хорошо. Мне важно было узнать твое мнение.
— Как профессионалу?
Вопрос был несколько обидным, но Альберто не стал обижаться, понимая всю сложность ситуации Рикардо.
— Как профессионалу и как твоему другу, — ответил он.
Роза отнеслась к вести об освобождении Дульсины сдержанно. Она ни слова не сказала Рикардо, однако, весьма озабоченная возвращением Дульсины в дом, поделилась своими опасениями с Томасой.
— А что оставалось делать Рикардо? — спросила Томаса.
— Умом я все понимаю, — ответила Роза. — Рикардо поступает благородно. Но пойми и меня.
— Что тебя беспокоит?
— Как я буду с ней общаться?..
— А зачем тебе с ней общаться? Слава Богу, дом не меньше нашего квартала. Ежели ты захочешь, то и встречаться с ней не будешь. Вряд ли она станет появляться за общим столом…
— Ма! А как тебе нравится, что «Леопарда» тоже будет жить здесь?
— Это что еще за зверь?
— Леопольдина, ее служанка!..
— Дульсина имеет на это право, особенно в ее теперешнем положении…
Конечно, Томаса понимала всю серьезность возвращения Дульсины Линарес в дом, где живет Роза. Конечно, она разделяла ее опасения. Но разве могла она «подыгрывать» Розе? Этим она еще больше усилила бы напряжение, которое снова возникало в доме Линаресов. Томаса очень опасалась того, как бы у Розы не сдали нервы.
Какие бы выходки ни позволила себе Дульсина, им с Розой надо вести себя выдержанно. Это подсказывала Томасе ее природная мудрость простолюдинки.
— А тебе, Роза, я скажу так! — строго добавила Томаса. — Если увижу, что ты начинаешь с ней препираться, тут же уеду, так и знай!
— Ма, я постараюсь… Только ты и думать не смей бросать меня. Мне без тебя совсем будет погибель.
Она нежно обняла Томасу и поцеловала в щеку.
За Дульсиной поехал шофер Хаиме с Кандидой. Там их уже ждала Леопольдина.
Дульсина согласилась выйти из заключения только при условии, что Леопольдина сможет быть при ней. Она весьма логично объяснила это тем, что в ее положении ей необходима служанка, которую бы она хорошо знала.
— Здравствуй, Леопольдина, — сухо приветствовала ее Кандида.
— Здравствуйте, сеньорита Кандида! Вы сегодня такая красивая! — залебезила «Леопарда».
— Не преувеличивай, Леопольдина, — строго сказала Кандида. — И пожалуйста, не говори ничего такого обо мне в присутствии Дульсины. Это будет бестактно с твоей стороны по отношению к ее… нынешнему положению.
— Да разве я сама не понимаю! — чуть ли не захныкала Леопольдина. — Разве не по моей вине у нее лицо все попорчено!
В коридоре послышались шаги. Женщины, умолкнув, повернулись к двери.
Дверь распахнулась. На пороге стояла Дульсина. За ней — офицер полиции.
На ней было строгое темно-зеленое платье и такого же цвета марлевая маска на лице, а на голове — широкополая, сдвинутая на лоб мужская шляпа. Со стороны вполоборота ее статная фигура могла показаться привлекательной. Но лицо!..
Скрытое маской, оно навевало образ женщины-невидимки. Казалось, сними маску, и вместо лица окажется одна пустота!
Кандида сделала шаг по направлению к Дульсине и машинально раскинула руки, чтобы обнять сестру.
— Оставь свои нежности при себе, Кандида! — строго одернула ее Дульсина.
— Какое на вас платье красивое! — защебетала Леопольдина и тоже получила выговор:
— Я не нуждаюсь в твоем мнении!
Полицейский дал Дульсине расписаться в журнале и протянул ей документ об освобождении. Взяв под козырек, он покинул комнату…
По приезде домой Дульсина удалилась в свою комнату. Она не пожелала видеть ни Рохелио, ни Рикардо. Обо всех ее пожеланиях сообщала домашним Леопольдина, которая держалась тише воды, ниже травы.
Дом жил своей размеренной жизнью. Если бы не редкие появления Леопольдины, могло бы показаться, что Дульсина все еще в тюрьме.
Но покой этот был обманчивым. Незримая злая сила вновь витала над домом Линаресов, и Роза ощущала это всем своим существом.
Здоровье Паулетты резко ухудшилось. Для того чтобы понять это, Роке не надо было беседовать с врачом. Достаточно было утром заглянуть ей в глаза.
Ее скорбный взгляд разрывал Роке душу. Казалось, она прощается с миром, с домом, с близкими.
— Сеньор Роке, — поплакалась ему верная служанка Эдувигес. — Что же это такое! На ней лица нет! По утрам еле встает. И никакого аппетита…
— Милая Эдувигес, мне страшно думать об этом… Неужели мы теряем ее!
— Если бы вы могли ее убедить, что ей нельзя печалиться! Целыми днями думает о Розе. Как тогда, когда она искала ее. Вы бы поговорили с Розой, чтобы она почаще навещала Паулетту.
Роке не знал, что предпринять.
Его отношения с Паулеттой всегда были ровными и нежными. Он понимал, что сейчас с его стороны требуется не мягкость, а решительность, но не мог найти силы для того, чтобы вопреки воли Паулетты отправить ее на операцию в США.
В это утро он сам принес ей завтрак.
— Паулетта, я думаю, все-таки следовало бы как можно скорее поехать в Хьюстон.
— Да, милый…
— Зачем испытывать судьбу! — сказал он, нежно целуя ее в лоб.
Она полулежала-полусидела в кровати, в который раз рассматривая фотоальбом в бархатном переплете, куда она поместила переснятые снимки Розы.
Словно хотела сделать эти снимки частью своей памяти.
— Роке, спасибо, что ты заботишься обо мне, — сказала она, слабо улыбнувшись.
— Это счастье для меня, единственный смысл моей жизни!
— Прости, что я доставляю тебе столько хлопот…
Она задумалась, представив, что уедет и несколько недель не сможет быть поблизости от своей девочки.
— Не думаю, что мне сейчас следовало бы покидать Мехико.
— Наоборот, дорогая! Сейчас наиболее удобное для этого время. Рано или поздно нам придется обязательно прибегнуть к помощи опытных врачей…
— Меня беспокоит Роза.
— Дорогая, если и можно о ком-то не беспокоиться, так это о Розе! — воскликнул Роке.
— Как ты можешь так говорить!
— Куда больше меня заботит наш сын Пабло, который заканчивает университет и до сих пор не подумал, чем в жизни он хочет заняться, где будет работать…
— Не знаю, как тебе объяснить это…
— Слава Богу, Роза обрела тебя, а ты ее. Свершилась справедливость. Грех печалиться в такой момент.
— Я понимаю, но сердце мне говорит…
— Вот это больше всего и тревожит меня! — перебил ее Роке. — То, что твое сердце «говорит»…
— Что же в этом странного? Я беспокоюсь о дочери. Она потеряла ребенка…
— Она оправилась от этого потрясения. Рикардо любит ее.
— Роке, дорогой! Я так хочу дождаться того счастливого момента, когда у нее снова появится уверенность в том, что она станет матерью…
— Паулетта, но это может произойти не скоро, не в ее это власти! Человек предполагает, а Бог располагает…
— Нет, я надеюсь… я верю, что вскоре смогу порадоваться доброй вести.
— Хочешь, я поговорю с Рикардо, — пошутил Роке. — Я скажу ему, что мы заказываем ребенка! Ты кого предпочла бы, мальчика или девочку?
— Ах, дорогой, какая разница!
— Неужели ты хочешь стать бабушкой! Такая красивая и, в сущности, молодая…
— В сущности, — улыбнулась Паулетта. — Иногда мне кажется, что я прожила несколько жизней…
— Точнее сколько? — снова пошутил Роке, чтобы отвлечь ее от тяжелых мыслей.
— По крайней мере, три… Одну до того дня, как я бежала из дома и потеряла Розиту… Вторую с тобой, мой милый! А третью сейчас…
— И эту третью ты еще не прожила! Эту третью жизнь ты еще только начинаешь. Она должна быть долгой и, наконец, счастливой…
— Дорогой мой! Что ты говоришь! — засовестилась Паулетта. — Ведь и годы, прожитые с тобой, были счастливыми!
— Любовь моя, не следует тебе так беспокоиться о Розите! — мягко упрекнул Паулетту Роке.
— Я ничего не могу поделать с собой.
— Мне кажется, ты делаешь это по печальной привычке, все еще пребывая в том времени, когда ты ничего не знала о ней.
— Я никак не могу свыкнуться с мыслью, что нашла ее!
— Умоляю тебя, очнись! Ведь и Роза волнуется, зная, что ты истязаешь себя мыслями о ней.
Паулетта улыбнулась и, потянувшись к Роке, поцеловала его.
Ведя жизнь затворницы, Дульсина истязала себя ненавистью ко всем, кто, по ее мнению, встал у нее на пути, помешал ей владычествовать в родовом доме Линаресов.
До поры до времени она скрывала это.
О Дульсине в доме не говорили. Но чувство, что где-то здесь таится ядовитая змея, которая в самый неожиданный момент может выползти на свет и впиться в ногу, не покидало домашних, которые, казалось, самой кожей чувствовали это.
Не вызывало сомнения то, что ее человеконенавистничества хватило бы на нескольких мизантропов.
Откуда взялось в этой статной, красивой до недавних пор женщине столько надменности, презрения к людям, цинизма, холодного расчета, жестокости?
Может быть, желание помыкать перешло к ней от покойного отца, державшего в страхе весь дом? Может быть, эта черта появилась у нее из-за ревности к младшей сестре Кандиде, на которую мать перенесла свою любовь, словно забыв о существовании старшей? Или когда родились на свет ее сводные братья-близнецы, над которыми она, девочка, всячески измывалась?
А может быть, тогда, когда она поняла, что не ей одной принадлежит отцовское наследство, и обманом и жестокостью хотела заполучить его, чтобы свободно им распоряжаться, не посвящая в свои планы и деяния ни Кандиду, ни Рикардо, ни Рохелио?
На домашних она испытывала те приемы и средства, которые, будучи доведенными до абсурда, толкнули ее на преступления: покушение на жизнь любовницы мужа и убийство мужа.
Лишь один раз после ее возвращения Рикардо побывал у нее в комнате. Он принес ей букет роз.
— Кто это тебя надоумил взять меня на поруки? — с издевкой спросила она, небрежно бросив розы на подоконник и закуривая (так странно было видеть сигарету, торчащую в прорези марлевой маски).
— Как ты думаешь?
— Неужели сам решился на это?
— Что же, мне надо было с кем-то советоваться, чтобы сделать самое естественное, вызволить сестру из беды?
— Откуда такая любовь к той, что доставила тебе и твоей… жене столько «приятных» мгновений?
— Представь себе, сестра, — усмехнулся Рикардо, — эта любовь от природы. Может быть, и горькая любовь, но любовь…
— Боже, оказывается, ты сентиментален!
— И я не считаю это подвигом. Думаю, ты поступила бы так же.
— Ты уверен в этом? После всего, что ты и твоя… «Дикарка» позволили себе по отношению ко мне?
— Дульсина, прошу тебя, пожалуйста, не будем касаться прошлого.
— Прошлое — это единственное, чем я владею!
— Не будем выяснять, кто кому больше досадил. Подумаем о будущем, о том, что мы можем сделать доброго друг для друга.
— Ты говоришь как священник, а живешь как…
Она не договорила, вовремя одумавшись. И перевела разговор на другую тему.
— Надеюсь, мне причитаются какие-то средства из нашего общего достояния? — сухо спросила она.
— Конечно, ты не будешь испытывать никаких материальных затруднений.
— Как мне понимать твои слова?..
— Ты скажешь, что тебе потребуется, и я, не раздумывая, тут же дам тебе деньги.
— Как служанке, которая отправляется за покупками и должна принести сдачу…
— Сдачу можешь оставлять себе, — пошутил Рикардо.
— Премного благодарна! Не находишь ли ты, что превышаешь свои полномочия?!
— Дульсина, — примирительно сказал Рикардо, — после всего, что произошло, ты недееспособна.
Он помолчал, выбирая слова.
— Говорю я это не для того, чтобы унизить тебя. Твоя подпись под финансовыми документами не имеет силы.
— И тебя это, конечно, радует, ведь свершилась главная мечта твоей жизни!
Не обращая внимания на ее оскорбительные слова и наглый тон, Рикардо, улыбнувшись, закончил свою мысль:
— Да, главным распорядителем средств по нашему счету стал я. Но отнюдь не для того, чтобы нанести ущерб тебе, Кандиде или Рохелио, а для того, чтобы действовать с наибольшей для вас пользой. Поверь, Дульсина!
— Я бы предпочла сама приносить себе пользу.
— Что для этого требуется?
— Мне необходимы деньги, чтобы платить Леопольдине.
— Разумеется…
— Рикардо! — вспылила Дульсина. — Неужели я должна буду отчитываться перед тобой, сколько денег и на что я потратила?! Возможно ли такое!
— Нет, конечно… Только бы эти траты не были связаны… с нанесением кому-либо ущерба…
— Что могу я в моем положении?!
«В твоем положении ты трижды опасна!» — подумал Рикардо.
— Ведь я взял тебя на поруки под огромный залог, — сказал он, подумав, что язык выгоды будет понятен ей больше, чем язык любви…
— Ненавижу всех! — прошипела Дульсина.
И это была истинная правда.
Уходя он обещал сестре не ограничивать ее ни в каких расходах и не спрашивать, на что она тратит деньги, высказав уверенность, что она будет благоразумной в своих тратах…
Работы по оборудованию магазина «Дикая Роза» подходили к концу. Огромное подсобное помещение менялось на глазах.
Рикардо и Паулетта выделили необходимые средства на покупку оборудования. Для отделки интерьера был приглашен модный молодой дизайнер Клаудио Монтес.
Он убедил дона Анхеля и Розу принять его смелый проект.
По его замыслу магазин должен был превратиться в уголок дикой флоры, в своеобразный ботанический сад.
— Люди захотят приходить сюда, чтобы отдохнуть, — сказал он Розе.
— Но здесь не парк отдыха!
— Но это лучше, чем если бы магазин пустовал! Обязательно кто-то из них что-то купит или вернется в другой раз, чтобы купить.
Посетители, выбравшие то или иное растение, должны будут сказать, в каком количестве экземпляров хотели бы его приобрести, указать, с какой целью оно покупается, где будет находиться.
Три подиума предназначались для сменных экспозиций, которые показывали бы новаторские идеи в оформлении декоративными растениями витрин, телевизионных павильонов, выставок картин и других интерьеров.
Клаудио Монтес был экстравагантен и непредсказуем. По тому как он одевался и манерно разговаривал, можно было бы заподозрить его в том, что самым его любимым цветом был голубой…
Однако Роза первая могла бы отрицать это, чувствуя на себе его пылкие взгляды, а изредка как бы нечаянные прикосновения к ее наиболее выдающимся частям тела.
Один раз она даже взвизгнула от щекотки и растерялась, не зная, вспылить или оставить без внимания то, что действительно могло оказаться случайным пересечением в пространстве ее груди и его ладони…
— Донья Роза, вы задели меня! — с деланным возмущением воскликнул Клаудио.
— Это я вас задела?!
— Если это повторится еще раз, я откажусь от выгодного заказа!
Роза прыснула в кулак и тут же снова сделала серьезное выражение лица. А Клаудио добавил:
— Впрочем, я вынужден буду отказаться от выгодного заказа и в том случае, если это не повторится…
Роза расхохоталась и стала журить молодого донжуана:
— Клаудио, что могут о нас подумать! Вы представляете, что вы делаете и что говорите!
— Донья Роза! Простите одинокого человека, лишенного элементарной женской ласки!
— Неужели вы, такой модный и преуспевающий молодой человек, обойдены женским вниманием?
— Представьте себе, что это именно так. Они меня за мужчину не считают! Думают, что я гомосексуалист! Это про меня-то, патологического женосексуалиста?!
— А вы бы одевались… поскромнее.
— Вот этого уж никогда никто от меня не дождется! Самое ненавистное для меня быть как все.
Легкомысленная болтовня не мешала пестро одетому Клаудио сноровисто работать.
Неожиданно Роза вскрикнула, уколовшись об иглу большого серо-зеленого кактуса, и выругалась так, как ругаются в «затерянном городе».
— Что с вами? — испуганно воскликнул Клаудио.
Она подняла кверху руку, с которой закапала кровь.
— Совсем как маленькая! — крикнул Клаудио, присовокупив ругательство, которое в «затерянном городе» не употреблялось, но было бы понятным.
Клаудио бросился к ней, схватил ее пораненную руку и, припав губами к ее пальцу, стал высасывать кровь…
— Клаудио! Что вы делаете? — вскрикнула Роза, пытаясь выдернуть палец, отчего голова Клаудио задергалась, как у собаки, игриво не выпускающей из пасти палку.
После того как выпустил наконец вожделенную добычу изо рта, он сказал:
— Это очень ядовитый кактус!
— Откуда у вас такие познания?
— Я вырос в сельской местности и прекрасно знаю вредные и полезные свойства растений…
Роза поблагодарила Клаудио за помощь…
За всем этим наблюдала из-за груды ящиков зловредная бестия Малена…
Шофер Хаиме отвез Дульсину и Леопольдину к Лулу под покровом темноты.
Лулу знала от Леопольдины, что некогда красивое лицо старшей из Линаресов изуродовано и что она носит марлевую маску. Но одно дело знать, а другое увидеть «лицо без лица».
Она старалась не подать вида, но в голосе ее звучала растерянность, она не решалась поднять голову.
— Видишь, Лулу, какие сюрпризы преподносит нам жизнь? — сказала Дульсина.
— Дульсина, слава Богу, ты жива, здорова…
Лулу смутилась и замолчала — можно ли назвать здоровым существом уродку? Удивила ее также мысль, что рядом с ней находится Леопольдина, которая обезобразила ее.
Дульсина догадалась, о чем думает красавица Лулу.
— Вот видишь, верная Леопольдина снова рядом со мной. Она сделала то, что, по-видимому, сделала бы любая на ее месте. Я простила ее…
— Донья Дульсина! — запричитала ханжа «Леопарда». — Вы-то простили меня, да я себя буду проклинать до самой могилы!
— Замолчи, Леопольдина! — крикнула Дульсина. — Я не нуждаюсь в твоем покаянии!
Лулу решила перевести разговор на другую тему, пожаловавшись на свою судьбу.
— Я теперь осталась совершенно одна, — посетовала она. — Я так дорожу знакомством с тобой и надеюсь, ты позволишь мне обращаться к тебе за помощью и советом…
— Конечно, дорогая! — сказала Дульсина. — Но и ты мне помоги…
— Я слушаю тебя…
— Во всем, что произошло со мной, виновата только одна женщина.
— Догадываюсь, о ком ты говоришь.
— Но она докучает не только мне, но и Рикардо. Продолжает якшаться со своими мерзкими друзьями. И, я уверена, изменяет ему с ними…
— Что ты говоришь!
— Рикардо упрям и самолюбив.
— Это украшает мужчин…
— В первый раз он женился на ней, чтобы досадить мне. Женился не по любви.
— Мне так жалко его!
— И всячески старался убедить нас, что любит ее. Нас он не убедил, а вот себя почти заставил поверить, что любит… эту невоспитанную, грубую мразь.
— Почему же он не бросает ее?
— Из одного самолюбия он не хочет освободиться от нее…
— Но это ужасно! — воскликнула Лулу. — Жить с женщиной, которую не любишь!
— А ты ему всегда нравилась…
Лулу поняла смысл фразы.
Она была достаточно умна, чтобы не принять сказанное Дульсиной за чистую монету. Конечно, между ней и Рикардо возникало влечение, но в своих симпатиях к ней он не заходил слишком далеко, а жаль.
По всей видимости, Дульсина хочет, чтобы Лулу пофлиртовала с Рикардо и этим досадила гадкой простушке Розе.
Ну что же, она еще в тот вечер, когда «Дикарка» набросилась на нее с кулаками, повалила в присутствии гостей на пол и начала душить, поклялась, что в один прекрасный день расквитается с ней.
— Что с того, что я ему нравилась, — капризно сказала она. — За все это время он ни разу не позвонил мне…
— Думаю, он считает, что после того инцидента ты не хочешь его видеть.
«Леопарда» не преминула поддакнуть хозяйке:
— Знаешь, Лулу, Рикардо после того случая все спрашивал, не звонила ли ты.
— Лулу, прошу тебя, — сказала Дульсина. — Окажи ему знаки внимания… Что, если ты навестишь меня?
— Если ты меня приглашаешь, то отчего же и не прийти к тебе.
— Ну вот и договорились.
Дульсина встала. Лулу обняла ее и прижалась щекой к марлевой маске. Ей стало страшно, будто она прижалась щекой к неживому камню…
Дульсина позвонила в магазин игрушек и попросила к телефону Малену.
— Малена, помнишь меня? С тобой говорит Дульсина Линарес.
— Сеньора Дульсина, наконец-то я слышу ваш голос! — воскликнула Малена, с нетерпением ждавшая, когда Дульсина выйдет из тюрьмы и свяжется с ней. — У меня тут для вас много интересного…
— Лучше поговорить об этом при встрече.
— А где нам повидаться? — спросила Малена.
— Я теперь не имею возможности показываться на людях, — сказала Дульсина. — Как бы ты посмотрела на то, чтобы встретиться в парке возле нашего дома?
Малена тут же дала согласие на встречу…
Вечером того же дня, после того как стемнело, она пришла в парк и на условленной заранее скамейке увидела двух женщин — Дульсину и Леопольдину. На Дульсине была все та же мужская шляпа, надвинутая на лоб.
Разговор зашел о Розе.
Малена не стала выбирать выражения, ее высказывания о Розе не уступали мыслям Дульсины.
— Ишь, что затеяла! — фыркнула Малена. — Магазин решила открыть! И назвала его «Дикая Роза». По своему, стало быть, имени! Декоративными растениями хочет торговать!
— А какие у нее отношения с доном Анхелем? — осторожно спросила Дульсина.
— Самые теплые! — с ехидцей ответила Малена.
— Что ты имеешь в виду?
— Они теперь на «ты» перешли и выпивают вместе…
— Бесстыжая! — воскликнула Леопольдина.
— Бесстыжая и есть!
— Не можешь ли ты рассказать подробнее? — спросила Дульсина.
— Как тогда, когда Роза, будь она проклята, у нас работала, она и теперь то и дело к дону Анхелю в кабинет захаживает. И хохочет! Потом замолкает… и снова хохочет…
— Скорее всего щекочет он ее, — высказала предположение Леопольдина.
— Не перебивай, Леопольдина! — одернула ее хозяйка. — Пусть она рассказывает.
— На днях заглянула я в кабинет… В руках у меня заряженный фотоаппарат был, который я показывала покупателям. Смотрю, руки скрестили и пьют на брудершафт. Выпили и стали целоваться! Я их и сняла…
— А где пленка? — быстро спросила Дульсина.
— Я отдала ее в лабораторию. Вот снимок, полюбуйтесь… Второй такой же я им отдала. Роза его при мне порвала. Не хочу, говорит, чтобы Рикардо его увидел!
Она протянула Дульсине снимок. При свете фонаря Дульсина разглядела обнявшихся и целующихся «Дикарку» и дона Анхеля де ла Уэрта.
— Чудесно, чудесно! — радостно воскликнула Дульсина. — Малена, не дашь ли мне этот снимок? Я заплачу тебе…
— Что такое вы говорите! — замахала руками Малена. — Да я сама бы заплатила кому угодно, только бы поставить на место эту, будь она трижды!..
— Впрочем, нет, — задумавшись, сказала Дульсина. — Будет лучше, если снимок ты пошлешь по почте с такой, скажем, надписью: «Полюбуйтесь на вашу жену-шлюху!» И подпишись «Доброжелательница»…
— Это еще не все, — зачем-то оглядываясь, сказала Малена. — На нее мужчины как мухи на мед слетаются!
— Что еще?..
— Магазин ей оформляет один молодой дизайнер, Клаудио Монтес. Так он просто ее лапает, и она этому не препятствует…
— Что же с нее взять! — возмутилась Леопольдина. — Эти трущобные девчонки такие.
— Представляете! Взял ее пальцы в рот и не отпускает…
— Эротический прием, — уверенно сказала Леопольдина, сокрушенно покачав головой. — А молодой господин Рикардо ничего о ее проделках не знает…
— Скорее всего, — задумчиво сказала Дульсина, — Рикардо не спит с ней, вот она и вьется около каждой пары брюк. До чего же все это противно!
Она поблагодарила Малену, они договорились встретиться здесь же через несколько дней.
До открытия «Дикой Розы» оставались считанные дни. Рикардо решил заехать в магазин и посмотреть, как у Розы идут дела.
Он вошел в магазин игрушек и направился к кабинету дона Анхеля. Подходя к нему, он услышал знакомый смех Розы и остановился около дверей. Его смутила услышанная фраза:
— Анхель, ты с ума сошел! Что подумает Рикардо!
Как! Она с ним на «ты»?!
Рикардо не решился сразу войти в кабинет, не дай Бог, он увидит то, чего никогда не хотел бы увидеть — свидетельство легкомыслия Розы или ее измены. Гордость не позволила ему толкнуть дверь.
Но и уйти он не решился: в дальнем конце коридора показалась Малена. Рикардо спрятался за шторой.
— Что же, не остается ничего другого, как сказать ему, — послышался голос дона Анхеля.
Рикардо увидел, что Малена направляется в сторону кабинета и — за безысходностью положения — постучал в дверь.
— Входите! — услышал он голос Анхеля и, как ему показалось, быстрые шажки Розы.
Он вошел в кабинет. Почти вслед за ним вошла Малена.
— Добрый день, Рикардо! — поднялся ему навстречу дон Анхель, который движением руки попросил Малену подождать за дверью. — Какая честь видеть тебя здесь!
— Рикардо! — зардевшись, бросилась к нему Роза. — Наконец-то ты пришел! Пойдем, я покажу тебе мой магазин!
Она поцеловала его и, как нетерпеливая девочка, стала теребить его за рукав. Рикардо почти был уверен, что она хочет как можно скорее увести его из кабинета, и сказал:
— Успеется. Почему я не могу поговорить со своим старым другом?
Дон Анхель поморщился. Небольшой акцент на слове «старый» испортил ему настроение. Почувствовала неприязнь в словах Рикардо и Роза.
— Вот именно, — сказал дон Анхель. — Нам есть что обсудить.
— Слушаю тебя…
— Лучше я! — воскликнула Роза.
Она села в кресло напротив Рикардо и несколько раз прикоснулась ладонью к ладони, не зная, как начать.
— Слушаю! — нетерпеливо сказал Рикардо, подозрительно покосившись на дона Анхеля.
— Значит, так! — выпалила Роза. — Мне крайне необходимо поехать в Гвадалахару. Там, как ты знаешь, есть замечательный Ботанический сад, где я должна подобрать редкие декоративные растения.
— В чем же дело? — спросил Рикардо.
— Так как ты очень занят, я попросила сопровождать меня Анхеля…
— Дона Анхеля! — поправил ее Рикардо.
— Да, дона Анхеля, — смутилась Роза. — И он согласился.
— Я бы тоже не прочь, — сказал с издевкой Рикардо.
— В чем же дело! — воскликнула Роза.
— Но ты хорошо знаешь, что я не могу сделать это раньше, чем через месяц…
— Вот видишь…
— Я вижу, что ты все рассчитала!
— Рикардо, а как же мне не планировать эту поездку, если от нее во многом зависит успех моего дела?!
— Ишь, какая деловая!
— Я хочу, чтобы в экспозиции магазина на открытии было большое разнообразие декоративных растений.
— Почему же ты не можешь поехать одна? Зачем тебе отрывать от дел Анхеля?
— Рикардо! — примирительно сказал дон Анхель, решив снять напряжение. — Дело в том, что в этом Ботаническом саду директором мой школьный друг, и мое присутствие поможет быстрому и лучшему отбору необходимых растений…
— Ты бы мог написать рекомендательное письмо либо позвонить…
— Рикардо, неужели ты не понимаешь, что Роза почти никогда не путешествовала одна! Неужели ты согласишься отпустить ее без сопровождающего?
— Рикардо! — умоляюще сказала Роза. — Мы должны быть благодарны Анхелю… дону Анхелю, — поправилась она, — за то, что он уделяет мне время…
— Ты, может быть, и должна быть ему благодарна, но я… Благодарить его за то, что он не дает мне возможности совершить с тобой эту поездку через месяц!
— Вот что, Роза! — повысил голос дон Анхель. — Никуда я с тобой не поеду! Можешь попросить об этом Клаудио…
— А это еще кто! — вскочил на ноги Рикардо.
— Дизайнер, — ответила Роза.
— С меня хватит! — крикнул Рикардо и ринулся прочь из кабинета.
Визг Малены заставлял предположить, что если Рикардо не впечатал ее створкой двери в стену, то наверняка оставил на ее ногах следы своих ног…
Паулетте становилось все хуже и хуже.
Пабло позвонил Розе и сказал, что они с отцом потеряли надежду уговорить ее оперироваться в Хьюстоне. Может быть, Роза повлияет на нее?
Роза немедленно отправилась к матери.
Ее встретила Эдувигес, верная служанка, которая была вместе с Паулеттой с того ужасного дня, когда отец Паулетты задумал убить крошку Розу, что и привело к долголетней разлуке матери и девочки…
Глаза Эдувигес были заплаканы.
— Я входить к ней не решаюсь! — сказала она, обняв Розу. — Боюсь, что увидит она мои слезы. Да и смотреть на нее больно. Такая еще молодая и красивая… Неужто нас ждет самое страшное?! Роза, что делать?..
Роза прижала старую женщину к груди, почему-то подумав о том, какими были в молодости Эдувигес и Томаса, служившие в одном доме у родителей Паулетты и отдавшие лучшие годы своей жизни, одна — Розе, другая ее матери Паулетте?
Верные мексиканские служанки! Как самоотверженно отдаетесь вы заботам о чужих домах, как страдаете и радуетесь вместе с хозяевами, которые не всегда отвечают вам той же любовью и заботой…
Об этом думала Роза, переступая порог спальни Паулетты.
Они долго говорили.
«Мы с тобой давно не виделись — целую жизнь!» — пошутила Роза в один из первых дней после их встречи. Нескольких лет не хватило бы, чтобы рассказать друг другу о времени, которое они провели в разлуке.
— Мамочка, — сказала наконец Роза. — Как ты себя чувствуешь?
— Сказать откровенно, в эти дни не очень хорошо. Очевидно, из-за смога… Говорят, власти предпринимают меры к ограничению количества транспорта на улицах Мехико…
— Знаешь, я наполню твой дом специальными декоративными растениями, которые хорошо очищают воздух. В Ботаническом саду в Гвадалахаре есть такие. Я должна туда поехать.
— Ты поедешь одна?
Роза помрачнела. От Паулетты не ускользнуло выражение озабоченности на ее лице.
— Одна я не решаюсь… Рикардо может поехать со мной лишь через месяц. А открытие магазина требует, чтобы я поехала немедленно.
— Может быть, Роке поедет с тобой? Или твой брат Пабло?
— Лучше всего было бы отправиться в Гвадалахару с Анхелем…
— Каким Анхелем?
— Анхелем де ла Уэрта.
— Ты с ним… на «ты»? — осторожно спросила Паулетта.
— Да, мамочка! — с горькой усмешкой сказала Роза. — Мы с ним пили на брудершафт. А Рикардо никак не поймет этого!
Забыв, что Паулетте вредно волноваться, Роза пересказала ей беседу с Рикардо в кабинете дона Анхеля.
Паулетта закрыла глаза и тихо застонала. Роза испуганно выглянула в коридор и окликнула Эдувигес. Та тут же прибежала и, накапав лекарство в мензурку, дала его Паулетте. Взглядом и жестами она подала знак Розе, не тревожить мать разговорами.
Как только Паулетта открыла глаза, Эдувигес вышла из комнаты, чтобы не мешать общению матери с дочерью.
— Знаешь, доченька, я думаю, поездку в Гвадалахару… ты могла бы отложить, — тихо сказала Паулетта, робко улыбнувшись.
Паулетта помнила вспышки ревности, которые чуть не довели Рикардо до беды.
Разные бывают характеры. Как не похож Рикардо на Роке, который на протяжении долгих лет сносил все неврозы и истерики Паулетты, не зная даже, чем они вызваны. Ведь она лишь перед самой встречей с потерянной дочерью раскрыла ему свою тайну.
