– Вы настроились на волну радиостанции «Кейджун» и слушаете наше ток-шоу в прямом эфире. Тема нашего сегодняшнего разговора – противоречивое решение по делу Ренара. На первой линии у нас Рон из Гендерсона. Мы слушаем вас, Рон.
– Я считаю безнравственным, что преступникам в суде предоставлены все права. Ведь у него в доме нашли кольцо жертвы. Негодяя надо отправить на электрический стул!
– А что, если детектив подложил улику? Что будет, если мы не сможем верить людям, поклявшимся защищать нас? На второй линии Дженнифер из Байу-Бро.
– Полиция набросилась на этого парня, ну, Ренара, а что, если он этого не делал? Я слыхала, что у них есть доказательства, что это дело рук Душителя из Байу, только они все скрывают. Я женщина одинокая и до смерти напугана всем этим…
Анни выключила радио. Она частенько находила эту станцию, чтобы узнать общественное мнение. Но мнения по этому делу были такими разными. Одинаковыми оставались только эмоции – гнев, страх и неуверенность. Лист ожидания на установку домашней сигнализации стал очень длинным. Оружейные магазины в округе богатели, наживаясь на людском страхе.
Эти чувства были Анни хорошо знакомы. Несовершенство правосудия сводило ее с ума, как и ее собственная, незначительная роль в происходящей трагедии. Дело в том, что, хотя Анни участвовала в расследовании с самого начала, ей отвели место стороннего наблюдателя. Анни понимала, что никто не пригласит ее принять участие в игре. Она оставалась просто помощником шерифа, и к тому же еще женщиной. Чтобы попасть туда, куда ей хотелось, с того места, где она находилась, надо было преодолеть немало ступеней.
Ночь опустилась на город и принесла с собой влажную прохладу. Широкие полосы тумана поднимались с затона и, словно привидения, бродили по городу. На другой стороне улицы распахнулась черная разбухшая дверь бара «У Лаво», и на пороге появился Чез Стоукс. Голубой неоновый свет ярко очертил его фигуру. Мгновение он постоял на пустом тротуаре, дымя сигаретой и оглядываясь по сторонам, потом бросил окурок в сточную канаву, уселся в свой «Камаро», свернул на боковую улицу, ведущую к затону, и оставил пустое место у тротуара рядом с потрепанным черным пикапом. Это был «Форд» Фуркейда.
Анни это показалось очень странным. Копы Байу-Бро всегда посещали «Буду Лаундж», а не вечно пустующий бар «У Лаво».
Что-то не складывается. Именно эта мысль заставила Анни выйти из джипа. Что бы она ни говорила Эй-Джею в свое оправдание, Ник Фуркейд интересовал ее. А он обращался с ней как с чем-то неодушевленным. Детектив не обижал ее, не оскорблял и не подшучивал над ней. Анни его совершенно не интересовала.
Анни, не глядя по сторонам, перешла улицу Дюма и подошла к бару. Бар «У Лаво» представлял собой подвал с синими стенами и столами и стойкой из красного дерева, почерневшего от времени. Если бы не телевизор в дальнем углу, Анни бы решила, что ослепла, такая в баре царила тьма.
Фуркейд устроился в конце стойки, плечи под поношенной кожаной курткой ссутулились, он не отрывал взгляда от ряда низеньких стаканчиков, выстроившихся перед ним. Ник выдохнул струю дыма и смотрел, как он растворяется в воздухе. Он даже не повернул головы в ее сторону, но, когда Анни подошла, она сразу же почувствовала, что Фуркейд знает о ее присутствии.
Она проскользнула между двумя высокими табуретами и облокотилась на стойку. Большие темные глаза Ника пристально уставились на нее. Никаких следов выпитого виски, ясный взгляд, полный пылающей ярости, которая, казалось, идет из глубин его души. Фуркейд так и не повернулся к ней лицом, и Анни видела его ястребиный профиль. Ник зачесывал черные волосы назад, но одна прядь упала на высокий лоб.
– Бруссар, – напомнила ему Анни, испытывая чувство неловкости. – Помощник шерифа Бруссар. Анни. – Нервным жестом она отбросила назад волосы. – Я… гм… была сегодня у здания суда. Мы вместе свалили Хантера Дэвидсона…
Взгляд Ника скользнул с ее лица на распахнутую джинсовую куртку, на тонкую белую футболку под ней, к юбке в мелкий цветочек, доходящей до середины икр, к удобным теннисным туфлям… И вернулся назад, словно приласкав.
– Вы не в форме, помощник шерифа Бруссар.
– Я не на службе.
– Неужели?
Анни моргнула от такого ответа и от едкого дыма, не слишком уверенная, как ей следует поступить.
– Я была первым полицейским, прибывшим на место смерти Памелы Бишон. Я…
– Я знаю, кто вы такая. Ты что же думаешь, chure, глоток виски вышиб мне мозги? – Он выгнул бровь и хмыкнул, гася сигарету в пластмассовой пепельнице, ощетинившейся множеством окурков. – Ты поступила в полицейскую академию в августе девяносто третьего, работала в департаменте полиции города Лафайетт, пришла в офис шерифа в девяносто пятом. У тебя отличный послужной список, но ты слишком часто суешь нос в чужие дела. Я-то считаю, что это не так уж и плохо, если ты собираешься сделать карьеру, а именно этого ты и добиваешься.
Анни смотрела на него, раскрыв от изумления рот. За все время, что Фуркейд проработал в отделе, она не услышала от него и десяти слов. И она никак не могла представить, что он так хорошо осведомлен о ней. То, что детектив так много знал о ней, ее нервировало, и Фуркейд без труда об этом догадался.
