Справа от тропы проходила дорога, слева – темный и грязный узкий канал. Я уселась, пришпорила коня, и он пустился в галоп, натягивая поводья. Стайка белых чибисов, кормившаяся на берегу, встрепенулась и упорхнула. Арли вздрогнул от взрыва ярких белых перьев, встал на дыбы, пронзительно заржал и понесся так, что земля замелькала под его длинными ногами.
Любой нормальный человек, задыхаясь от ужаса, натянул бы поводья и молился о спасении. Я же позволила лошади выйти из-под контроля. Адреналин устремился по моим венам как наркотик.
Арли мчался во весь опор, будто позади нас разверзся ад. Пригнувшись к коню, я вцепилась в него, словно клещ. Впереди дорога резко сворачивала вправо.
Я не прикасалась к поводьям, и Арли пронесся прямо, оставив дорогу позади и продолжая держаться близ канала. Не раздумывая, он перемахнул через небольшую канаву и продолжил бег мимо грунтовой дороги, заканчивающейся тупиком.
Он мог сломать ногу, упасть на меня, сбросить, парализовать. Мог достаточно сильно споткнуться, чтобы выбить из седла, и потащить за ногу, запутавшуюся в стремени. Но Арли не тот конь, который мог меня испугать, причинить вред или убить. Меня напугало волнение, которое я ощутила, эйфорическое пренебрежение к собственной жизни.
Именно это чувство окончательно заставило вернуть контроль над лошадью и собой. Постепенно Арли стал откликаться, перейдя с бешеной скачки на галоп, с галопа на размашистый бег рысцой. Когда он наконец более-менее остановился, его голова была задрана кверху, ноздри с шумом раздувались. От наших тел поднимался пар, и оба обливались пóтом. Мое сердце бешено колотилось, я прижала дрожащую руку к шее Арли. Конь фыркнул и, качнув головой, отпрянул в сторону.
Я не знала, как далеко мы умчались. Поля давно остались позади. По обе стороны проселочной дороги стоял лес. Высокие сосны острыми пиками тянулись к небу. Дальний берег канала зарос густым кустарником.
Арли танцевал подо мной, нервный, испуганный, готовый сорваться с места. Он дергал большой головой, пытаясь вырвать поводья из рук. Я ощущала, как дрожат его мышцы, и тут до меня дошло, что конь испытывал не волнение. Это был страх.
Он снова фыркнул и резко мотнул головой. Я осмотрела берега канала и опушку леса, на которой мы оказались. В этих кустах водились кабаны, а в каналах охотились аллигаторы. По округе рыскали одичавшие питбули, выпущенные на волю неотесанными болванами, которые сначала подло избивали их, а потом не желали оставлять у себя. Люди сообщали, что иногда в этих местах видели ягуаров. Слухи всегда изобиловали историями о тех или иных животных, сбежавших из «Львиного сафари».
Тело напряглось прежде, чем я поняла, что попалось мне на глаза. Из черной воды канала тянулась человеческая рука, словно моля о помощи, которую уже поздно ждать.
Какое-то животное – рысь или, может, очень настойчивая лиса – пыталось вытащить руку из воды, но явно не из добрых побуждений. Рука и запястье изуродованы, мышцы разодраны, обнажая кости. Черные мухи облепили конечность и ползали по ней, напоминая живую кружевную перчатку.
Нигде не было видно следов шин, ведущих к берегу и воде. Такое случалось постоянно – много выпил, заснул за рулем, никакого здравого смысла. Казалось, люди ныряли за своей смертью в каналы Южной Флориды каждый день. Но здесь нет никаких следов машины.
Зажав поводья одной рукой, другой я выдернула из-за пояса мобильник и набрала номер.
Телефон на другом конце линии прозвонил дважды.
– Лэндри. – Голос был отрывистым и резким.
– Ты захочешь приехать сюда, – сказала я.
– Зачем? Чтобы ты снова могла дать мне в зубы?
– Я нашла тело, – сказала я без эмоций. – Руку, если быть точной. Можешь не приезжать. Делай, что хочешь.
Следом за Лэндри в ворота въехала бело-зеленая патрульная машина округа Палм-Бич с двумя полицейскими внутри. Я прискакала обратно на ферму, чтобы оставить коня, который только мешал на месте преступления, но времени на душ и смену одежды не было.
Даже если бы и нашлась пара минут, я не стала бы утруждаться по этому поводу. Хотелось показать Джеймсу Лэндри, что меня не волнует его мнение о моей персоне. Пусть знает, я не собираюсь производить на него впечатление своим внешним видом, скорее поражу своим равнодушием.
Скрестив руки на груди и выставив одну ногу вперед, я стояла возле машины, воплощая всем своим видом раздраженное нетерпение. Лэндри вышел из служебного автомобиля и направился в мою сторону, ни разу даже не взглянув на меня. Через широкие темные очки он изучал окрестности. Такой профиль как у него чеканили на древнеримских монетах. Рукава рубашки закатаны выше локтей, но узел галстука еще не ослаблен – день только начинался.
