Ты так часто говоришь о кино о «своём кино», что поневоле возникает ассоциация, что ты кинорежиссёр.
Алексей: Ну это как-то естественно происходит. Когда ты годами в этом живешь, у меня за последние годы. начиная, с 1997-го, вроде и не было меньше двух-трёх проектов в год. Причём параллельно. Живёшь постоянно в этом мире кино и из-за этого я людям и говорю, что не могу вписываться в концертную работу, потому что я вас подведу.
Но с АКВАРИУМОМ-то вписался?
Алексей: Я вписался, потому что… в общем, тут была такая, конечно, хитрая ситуация: потому что в тот момент, когда после долгой паузы два режиссёра, два моих друга, Карандышев и Вилединский вдруг сказали мне, что кино запускается, и они сказали мне это в один день, я в ужасе, что у меня два фильма… я вышел на улицу погулять с собачкой и в этот момент звонит Боря и говорит «давай сыграем пару концертов». Я ему честно выдаю, что у меня два фильма и я их бросить не могу...
Насколько я знаю, Боб таких вот отговорок не принимает...
Алексей: Я понимаю, что он не может их принимать... ну, он говорит «это же не круглые сутки, это же не вечно». Я говорю: «ну конечно, пару концертов сыграем». Хотя я уже понимал, что парой концертов не обойдётся, что эти два превратятся в большее. Но с другой-то стороны, я же понимаю, что он не на сто процентов уверен во мне, потому что не играл со мной пятнадцать лет. И откуда он знает, что будет...
Я так полагаю, что после серии концертов последнего периода он стал уже более, чем уверен в тебе.
Алексей: Опять же проблема! Я два последних концерта отыграл двумя пальцами!
Почему?
– Зубарев: У меня отнялась рука! Вот я лечу её сейчас, мы все уже в том возрасте, и всё что угодно может быть... Сейчас, конечно, это наглость говорить, но дело в том, что действительно в силу обстоятельств, в силу смертности людей, не так много уже людей нашего возраста осталось... если раньше для Бориса, я думаю, было принципиально, что у нас с ним есть пять лет разницы, и он по опыту чувствовал эту разницу, то сейчас эти пять лет стираются и людей в нашем возрасте способных концертировать в общем не так много, я вот хожу к остеопату...
Ты ходишь к остеопату? Я тоже!
Алексей: Да, позвоночник – это дело такое!.. Я же сижу на концерте тоже не просто так, не только из-за педали, не могу стоять, я не могу выстоять теперь два часа концерт. Вот теперь можно вроде так по- хамски заявить, что вот нас уже так мало осталось, в этом есть определенное хамство, но в этом есть и правда, и к тому же мы стали умнее... я прекрасно помню, что когда я занимался кино в 1995 году, то для Бори это всё было как красная тряпка... мои проекты, проекты щураковские… мы отвлекались, мы что-то ещё делали, понятно, что мало кого радует из лидеров когда музыканты занимаются ещё чем-то, но я даже знаю, что и ему приятнее работать с самостоятельными людьми. Да, все мы стали уже более самостоятельными и у нас есть возможности работать... да, невеликие, у нас нету больших студий и колоссальных оборотов, да и ему, я уверен, приятнее работать с теми, кто что-то ещё может сделать сам.
Ты сейчас уже несколько месяцев после солидной паузы, проработал с группой, каковы твои ощущения от состава в целом, от новых песен, от старых песен в новом звучании, от саунда и даже от АКВАРИУМА как явления музыкального в нашем мире. Как реально действующий музыкант, что ты можешь об этом сказать сегодня?
Алексей: Вот у меня теперь все время в башке вертится и это с первого дня, как мы поехали... я, конечно, поехал, волнуясь, но и достаточно спокоен был; конечно, всё равно есть какой-то легкий мандраж перед любым выступлением. Но при этом я был во всех этих людях на сто процентов уверен и все это происходило совершенно ровно. Меня немножко удивляло, по-хорошему, я и не ожидал другого, но меня всё равно это удивляло – что Борис умеет поддержать, создать новую атмосферу, сделать её позитивной, у него существует количество наработок, когда, например, вдруг приезжает флейтист, и я понимаю, что у них уже есть своя очень накатанная линия, очень интересная. Потом появляются ещё духовики – там ещё одна линия, и тогда я понимаю, что у него всё это время шёл процесс. Да, он может быть где-то поменьше песен писал, возможно новые песни вторичны по каким-то признакам, но процесс всё равно у человека идёт и он всё время в нём находится. И это – редкая штука! Никакой душевной лени нету ни на секунду! Можно обсуждать, можно спорить, кому-то не нравится, что у него голос сел, что он уже хрипит… Ну будет тогда хрипеть как Джо Кокер, это совершенно неважно, у человека есть посыл, и никакого сомнения в том что он делает у тебя нет ни на секунду. Мы идём на сцену и мы чувствуем – есть желание с этим человеком работать... Естественно, мы в данной ситуации работаем не на первом плане, но при этом все уже знающие и играем с ним достаточно давно, и мы все прекрасно понимаем, где нужно проявляться, где смелее нужно играть, где аккуратнее, как нужно играть новую вещь и как следует играть песню старую, где нужно поосторожничать... всё-таки опыт своё дело делает и пусть где-то не хватает иногда первого порыва, зато ты имеешь набор решений, и если не работает первое, второе и третье, то работает четвёртое. Все достаточно опытные люди и эти четыре человека, даже если им не называть тональность и не говорить какая вещь, то они всё равно не остановятся и не растают на сцене, и не растеряются. Потому что все эти люди выходят на сцену для того, чтобы играть, для того чтобы работать с партнёрами.
Но самое ценное, что публикой всё это по-прежнему воспринимается на ура!
Алексей: Да. Но я считаю, что тут на девяносто девять процентов успех весь Борин, ну а наше дело – как бы не провалить игру, вовремя почувствовать в какую сторону он двигает и соучаствовать в этом чуть больше, чем на один процент. Не бояться проявляться самостоятельно, но при этом понимать, что есть специфика определённая, не надо забывать, что есть определённое восприятие этой музыки и этой культуры, и если мы сегодня вчетвером не можем показать тот полный набор звучания, который отзывался бы в душе старых аквариумистов, нужно и в его сторону сделать определенный реверанс. Мне сейчас с Борисом играть в сто раз легче, чем прежде.
И интереснее, наверное...
Алексей: И интереснее! Потому что у меня за эти годы чисто композиторский опыт накопился, и уже, слава Богу, я перестал к своей музыке относиться дико ревниво. И относишься к ней как к материалу, и уже понимаешь, как её надо кромсать, и поэтому совершенно не боишься пауз, молчания и вот что здесь вот можно пойти по пути совершенно третичного-вторичного, уйти на двадцать восьмой план... то есть ты работаешь, как человек, имеющий опыт композиционный. Но при этом ты можешь и расслабиться, и поиграть совершенно свободно, как гитарист оторванный или как гитарист в ансамбле. Это уже сейчас стало многое возможно – есть персонал и звук, может быть он не идеальный, но за ним следят. Мы же работаем по-сырому, по-живому.
