То ли колодец был слишком глубок, то ли карточка падала слишком мелено, но времени у меня было предостаточно, чтобы подумать, как жить дальше.
— Не спи! — Острый локоть пятерки ткнулся мне в бок, и я возмущённо фыркнул.
— Поосторожнее. Пятерка, опять ты меня забрызгал!
Червовая двойка печально посмотрел на алые пятна, расплывающиеся по рубашке.
— Я не виноват! — возмутился пятерка. — Это семерка толкнул! — И он грозно посмотрел на меня.
Я огляделся по сторонам: зеленые кусты в парке изображали сердца, и на них пламенели розы.
— Пошевеливайся, пятерка, — прикрикнул перемазанный садовник номер два. — Так мы до вечера не докрасим. Вот отрубит тебе королева голову.
Пятерка, ойкнув, принялся работать кистью вдвое быстрее: так, что краска полетела во все стороны. В этот момент из-за кустов появилась Алиса.
— Прошу прощения, — заговорила девочка, голос ее был осипшим, — но что это такое вы тут делаете?
— Понимаете, — вздохнул двойка, — вместо куста алых роз мы посадили белые, и если королева узнает об этом, то не сносить нам головы.
— Я помогу, — обрадовалась Алиса и, легко подхватив ведерко с краской, стала покрывать цветы багряным.
Я стоял и заворожённо смотрел, как она тянется к верхним бутонам, а алые капли стекают по ее пальцам, пачкая руки.
— Королева идет! — завопил пятерка, и Алиса, вздрогнув, обернулась.
Что-то, звякнув, упало на плиты парковой дорожки, я отвлекся от королевы и увидел, что возле ног лежит длинный кухонный нож, измазанный алой краской, как Алиса и розы.
Я так давно не плакал, что забыл, как это бывает, и сам удивился, поняв, что лицо мокрое от слез. Вцепившись в фото Василисы, я покачивался из стороны в сторону, тихо подвывая. Руки ощущали холод ее тела, когда я нашел ее там, среди розовых кустов. Маленькую фею, верящею в сказки. Алису, поджидающую белого кролика. Я помню, подумал, что дочка спит, и только когда повернул ее к себе, алая полоса на шее превратилась в зияющую рану, рассекающую горло моей девочки. Я вспомнил, как подхватив ее на руки, бежал в дом, как звонил врачам. А Катя молча стояла возле нее, даже не пытаясь обнять.
Я помчался наверх и принес плюшевого фламинго, и все пытался уложить его рядом с дочкой… Потом, полиция скажет, что тело нельзя было трогать. Фламинго сгорит в огне вместе с нашей малышкой. Потом Катя будет ходить ночами по опустевшему дому и звать ее по имени. Потом не будет ничего.
Я рыдал в голос, выл как зверь, снова переживая эти воспоминания, захлестнувшие меня в один миг. Не знаю, сколько продолжалось это, но Док сидел со мной в комнате, не разрешая вкалывать успокоительное. Первое вразумительное, что я смог спросить у Додсона, было: как? Как я мог об этом забыть?
Док захрустел пальцами.
— Я бы мог, используя термины, рассказать, что цензоры памяти скрыли стрессовую информацию. Но проблема в том, что эти цензоры стали посылать вам видения, а это пахнет или безумием, или саботажем.
— Значит, я безумец, — вздохнул я, пытаясь разгладить смятое фото.
— Я бы не спешил делать такие выводы. Видите ли, Семен, кроме дочери вы забыли еще, что вы кибернетик, что восемь лет назад вы создали прототип Элби и испробовали Элби на себе.
— Погодите… Как такое могло?.. — я замолчал, не зная, что сказать.
— Общее сканирование показало, что у вас в основании черепа вживлен чип. Специалисты утверждают, что он похож на тот, которые используются в Элби последнего поколения.
— Но покупка Элби в салоне… — промямлил я.
— Я навёл справки. Вы купили только тот аппарат, который разбили.
— Но я же помню…
— То-то и оно! А главное в компании "Светлый путь", если верить бумагам, вы работаете до сих пор. Заместитель директора — это успехи для безумца? — Док усмехнулся.
— Не понимаю! — простонал я.
— Я тем более. Тут нужен технический склад ума. На мысль о подмене воспоминаний меня навела книга. Вы сказали, что не читали ее в детстве — значит вы ее читали кому-то. И вот тут пришлось провести расследование. Но самое главное, я не знаю как, и это видимо может объяснить только он, но дубль живет, и кажется, намного лучше вас. А кто же теперь вы?
Я молчал, уставившись в пол, и даже не заметил, как док покинул палату.
Последнюю неделю я не гляделся в зеркало. Боялся, что оттуда снова выглянет Алиса. Звучало это по-дурацки, но когда лежишь в психиатрической клинике, то такие факты превращаются из патологии в норму.
Но сегодня, после общения с доктором, я уверенным шагом вошел в душ и, сдернув полотенце, под которым прятал зеркало, уставился на себя.
Оттуда, из зазеркалья, на меня смотрел потрёпанный мужчина скорее под полтинник, чем около сорока. Рыжеватая щетина, в которой запутались нитки или это спагетти? Короткие волосы, непонятно, светлые или седые. Заострившиеся скулы, и, конечно, глаза — бездонные глаза безумца.
Они словно жили своей жизнью: правый дергался чуть в бок, портя изображение, а левый смотрел прямо и не хотел моргать. Я ополоснул лицо ледяной водой и взглянул еще раз, мало что изменилось, разве что из щетины исчез мусор.
— Кто же ты, Семен? — спросил я сам себя и подумал, как это логично, когда душевно больной разговаривает сам с собой. Еще более логичным было то, что я не знал правильного ответа.
— Врешь. — Я погрозил отражению пальцем. — Тебе не спрятаться, — добавил я шепотом. И левый немигающий глаз внезапно моргнул, словно чужая воля привела его в движение, услышав меня. Я гордо выпрямился, чувствуя себя победителем.
Мне даже не пришлось искать способа увидеться с ним, сам пришел.
— Паршиво выглядишь, друг, — сообщил дубль, присвоивший мое имя, заходя в палату.
Дорогой костюм, прическа — он выглядел молодо и сыто. Наверное, со стороны я казался его престарелым родственником. Он усмехнулся, наблюдая за мной, и без приглашения уселся на кровать.
— А ничего так, мягко! Как кормят?
— Зачем? — тихо спросил я.
Мне даже не пришлось искать способа увидится с ним, сам пришел. Санитар открыл дверь палаты и буркнув — к вам посетитель впустил его.
— Паршиво выглядишь друг, сообщил дубль, присвоивший мое имя. На нем был дорогой костюм, стильная укладка, он выглядел молодо и сыто. Наверное, со стороны я казался его престарелым отцом. Он усмехнулся, наблюдая за мной и без приглашения уселся на кровать.
— А ничего так, мягко! Как кормят?
— Зачем? Тихо спросил я.
— Сыграем? Спросил он вместо ответа. На кровати появились голографические шахматы. Первый ход он предоставил мне, но я не хотел играть по его правилам.
— Ну же Сема, возмутился Дубль, не будет игры, не будет ответов.
Я сжал до скрипа зубы и походив пешкой, снова просил — зачем ты убил мою дочь?
— Чтобы начать игру, разумеется. Он выглядел удивленно. Черная фигура поползла по доске вперед.
— Она стояла такая растерянная, — снова заговорил Дубль.
У меня перед глазами поплыли карминовые круги.
Солнечный зайчик отразился от белоснежных доспехов, когда я помчался навстречу, Алисе которая отпрянула от упавшего перед ней черного рыцаря.
— Остановись, вскрикнул я, и вылетев из седла упал рядом.
— Знаешь, что она просипела напоследок? Папа, она назвала меня папа. Сообщил черный рыцарь, забираясь в седло.
— Ты врешь, она бы поняла, что ты, не я! — крикнул я, поднимаясь с земли.
— Как не крути, но ее убил, любимый Папа. — Съехидничал Черный рыцарь, и я подумал какой же мерзкий у меня характер.
Тем временем моя Алиса спряталась за деревом, и поглядывала на нас издалека.
— Почему ты не сразился со мной в честном бою? — Возмутился я, нанося удар по сопернику.
— Потому, что ты был так отдан семье, что мне совсем не уделял времени. И я решил, правила игры пора менять. Ты сам впустил меня в свою голову! — Он нанес удар, выбивший меня из седла. Пыхтя я снова оседлал коня.
— И что, стало тебе лучше? Может получил любовь или семейное счастье? — Теперь он, пропустив мой удар, загремел как консервная банка, падая на землю.
— Я изменил твои воспоминания за последние восемь лет, твоя жизнь — моя игра. Содержал тебя с женой, получил повышение. Элби теперь продаются по всему миру! — Воскликнул черный рыцарь.
— Ты никому не нужен, даже мне. Я выну тебя из шеи, и ты исчезнешь. Я атаковал.
— А вот нет, — черный рыцарь усмехнулся, — если ты вынешь Элби, то умрешь. — Он парировал, и перешел в нападение
— Ради тебя я готов на это, — процедил я, встречая удар грудью.
Его конь взвился на дыбы, и черный рыцарь полетел в грязь.
— Шах и мат устало промолвил я, но дубля в комнате уже не было.
В суд мы прибыли с Додсоном.
— Отвечайте по существу. Ваше состояние оценивается как болезнь. Опять же к самоубийству жены вы непричастны.
— Да ну, — удивился я, — а кто создал этого урода, эту заигравшуюся электронную версию божка?
— Это недоказуемо. — Док смутился. — А так, вас оправдают.
— Док, — я вздохнул, — все будет хорошо. Только прошу вас: то, что мы подготовили, документы, моё признание, фото и т. д., передайте куда надо. Проект должны закрыть, он опасен для человечества.
Додсон кивнул.
Суд проходил в закрытом формате. Голограммы присяжных подрагивали на скамьях, видимо от нетерпения. Судья поправил парик и уткнулся носом в бумаги. Откуда-то со стороны присяжных раздался противный скрип.
— Фу, какой звук, — вздохнула Алиса, стоявшая рядом со мной. — Что они там пишут, ведь заседание еще не началось.
Я посмотрел на свою девочку, такую живую и любопытную, и, проглотив подступивший к горлу ком, прошептал ей:
— Они записывают свои имена. Боятся забыть их до конца суда.
— Вот глупые! — удивилась Алиса, разглядывая птиц и зверушек, занявших места присяжных.
— Сохраняйте тишину в зале суда, — потребовал белый кролик.
— Глашатай, читайте обвинения, — потребовал судья. — А затем мы выслушаем свидетелей.
— Голову с плеч, и дело с концом! — потребовала красная королева. Черви зашевелились, услышав привычный приказ.
— Какая она глупая! — возмутилась Алиса. — Если бы я стала королевой, я бы говорила по-другому.
— Это можно устроить, — шепнул я ей. Цепи на запястьях радостно звякнули. — Надо только выбраться отсюда и перевести тебя через ручеек.
В глазах Алисы загорелись задорные искорки.
— Так чего же мы ждем? — удивлено спросила она. — Ведь это только карты.
И стоило Алисе произнести эти слова, как все карты поднялись в воздух и полетели девочке в лицо, но я заслонил ее от них.
— Ну вот и все, Семен. — Додсон грустно смотрел на меня. — Вы признаны душевно больным и будете проходить принудительное лечение в нашей клинике.
— Это не так уж и плохо, — согласился я. — Но вы все же доведите дело до конца.
— Я постараюсь, — пообещал док, а я внезапно подумал: человек ли передо мной или очередной дубль, живущий чужую жизнь?
— Долго ещё ждать?
Алиса стояла рядом, переминаясь с ноги на ногу.
— Если не знаешь, чем заняться, делай книксен, — посоветовал я дочке и полез на стул.
— Зачем это тебе? — удавилась она. В моей палате не было игрушек, чтобы отвлечь ее на время приготовлений.
— Какой же я рыцарь без коня, а эта петля, чтобы не упасть. Ты ведь помнишь, что рыцари ужасно неустойчивы? — ответил я, и она кивнула, соглашаясь с такими доводами.
Взяв дочку за руку, я шагнул в зазеркальную страну, не обращая внимания на грохот падающего стула.
Погода стояла дивная. Мы пересекли журчащий ручей и добрались до опушки.
— Вот тут я вынужден оставить тебя, — с грустью произнес белый рыцарь, глядя на Алису.
— Ты споешь мне на прощание? — спросила девочка.
— Не сегодня, милая, иначе это буде длинная и грустная песня.
— Тогда спой вечером, когда будешь укладывать меня спать, — тихонько прошептала она, обнимая на прощание.
— Обязательно, моя королева, — ответил я. — Но у меня есть еще одна просьба: помаши мне в след? А то боюсь растерять боевой дух…
— Конечно, — сказала моя Алиса, — спасибо, что проводил.
Когда я добрался до поворота, Василиса махнула мне алым платком, который сняла с шеи, а затем сделала шаг, и я прищурился, глядя, как блистает корона, появившаяся на ее голове. Перед ней, упав на колени, стоял черный рыцарь. Я не слышал, что он сказал Королеве, но четко расслышал ее ответ:
