И сразу же нашел достойную кандидатуру для задуманного дела.
Люцита!
Говорят вроде, шашни ее мамочки с Баро загсом закончились. Но при этом сама Люцита всех Зарецких по понятной причине ненавидит, Очень удачное сочетание получается. Осталось только придумать, на какой крючок ее поймать можно. Но и тут долго голову ломать не пришлось…
Люцита сидела в своей палатке, раскладывала карты. И вдруг полог отдернулся, к ней зашел Рыч. Вот уж кого Люцита никак не ждала!
— Ты что тут делаешь?
— А что, цыган не имеет права прийти в табор?!
— Имеет. Но только не ты, и не ко мне. Уходи, нечего тебе здесь делать!
— Девочка, ну разве так гостей встречают?
— Я тебя не звала.
— Не звала. Но ждала? Или нет? Ведь знала, что приду?
Да что он, с ума сошел, что ли? Несет черт знает что!
— С какой стати я должна была тебя ждать?
— А ты присядь. Сейчас узнаешь. Разговор долгий предстоит.
— О чем нам с тобой разговаривать?!
— Как о чем! А о покушении на твоего Миро. О ружьишке вашем семейном…
Люцита в ужасе села на пол.
И тогда Рыч понял, что он попал в точку, в самую десятку. У девочки рыльце в пушку. Явно стрелял кто-то из ее близких, кому она сама отдала ружье.
— Что же ты молчишь, Люцита? Сидишь как неживая.
Девушка не отвечала. И Рыч лихорадочно обдумывал, в какую сторону разворачивать разговор.
— Ведь я готов открыть тебе имя того, кто покушался на жизнь Миро. А в ответ — ни радости, ни благодарности…
— А что ж я, по-твоему, должна делать? — мертвым, бесцветным голосом произнесла Люцита.
— Ну, я не знаю. Разве ты не хочешь узнать имя злодея, или, может быть, злодейки? — услыхав последнее слово, девушка вздрогнула.
“Вот как! — мелькнуло у Рыча. — Похоже, что никому она ружье не отдавала, сама стреляла”.
Люцита опустила глаза и спросила едва слышно:
— Зачем ты пришел с этим сейчас ко мне? Мог обо всем рассказать в суде.
Рыч ухмыльнулся.
— Не-е-ет! Я сначала хочу, чтобы ты все узнала, а потом мы уже вместе решим, стоит ли об этом кому-нибудь говорить… Или нет. Ну так что? Назвать имя?
Люцита промолчала. А Рыч продолжал изгаляться:
— Представь себе. Сватовство. Все пьют, гуляют, веселятся, и только одна милая девушка сидит в кустах с ружьем и рыдает…
— Что? Нет! Нет! Неправда!
— Правда, девочка, правда. А потом эта девушка взводит курок, стреляет, бросает ружье и убегает прочь. Ведь так все было, а, Люцита?
— Откуда мне знать? Меня вообще на-сватовстве не было!
— Да, тебя там ПОЧТИ не было. Ведь тебя никто не видел… Никто… кроме меня.
Люцита заплакала. Она думала, что весь этот ужас прошел после того, как закончился суд и она все рассказала Миро. А он не стал ее ругать, а лишь успокоил.
Но нет, нет — все вернулось. И собеседником ее теперь был не добрый, всепонимающий Миро, а беспощадный Рыч!
— Ведь это ты стреляла в Миро из ружья своего отца! Ты?!
— Нет, я не стреляла в Миро, — прошептала в рыданиях Люцита.
— Что? Не ты? Или не в Миро? Ах, ну да! Как же я раньше не догадался! Ты стреляла. Но не в Миро, а в Кармелиту, только промахнулась. Да, стрелок из тебя никудышный. Волновалась?
Люцита постаралась взять себя в руки. Перестала плакать, встала, гордо вскинула голову:
— Что ты несешь? Я же сказала, меня там не было! Убирайся отсюда, слышишь, или я кричать начну, людей позову.
— Зови! Зови, только я тебе еще не все рассказал. И Люцита опять чуть не заплакала.
— Ну что же ты не зовешь? — с притворным удивлением спросил Рыч. — Передумала? И это правильно. Потому что самое интересное начинается только сейчас… Когда ты побежала, то зацепилась подолом юбки за куст. Ай-ай-ай, какая неаккуратность. Но тебя извиняет только то, что спешила ты очень…
— Врешь ты все! Ничего ты не видел!
— Может быть, и вру… Но только ты так рванула подол, что на кусте остался кусок ткани. Маленький такой кусочек. Вот…
Рыч полез рукой в карман брюк. Медленно-медленно достал оттуда спичечный коробок.
— Дай! — прошептала Люцита.
— На, бери, мне не жалко, — Рыч протянул ей коробок.
Люцита открыла его. Спички! Высыпала все их на пол. Никакого кусочка ткани в коробке не было. Она в бешенстве бросила коробок на пол.
— Какая страсть! Но все зря… Неужели ты думаешь, что я буду носить такую дорогую вещь, как кусок твоей юбки, с собой? Ну что ты так на меня смотришь? Сколько же в тебе ненависти! А ведь такая красивая девушка…
Рыч обнял ее за талию.
— Дай погляжу тебе в глаза.
Люцита смотрела на него с самой лютой ненавистью, на какую только была способна.
— Ты прекрасна — похожа на разъяренную кошку. Люцита попробовала вырваться, но неудачно. Уж очень руки у Рыча крепкие.
— На кошку, которой прищемили хвост… Но вернемся к главному. Давай посоветуемся: мне обо всем рассказать в милиции, или только Бейбуту с Баро?
И тут в палатку вошел Миро:
— Рыч? Ты?! Что ты тут делаешь?
Сватовство отца и Земфиры Кармелита пережида не очень легко. Но пережила. Потому что в глубине души, несмотря на всю любовь к покойной матери, понимала: иначе быть не может. Нельзя, чтобы столько лет человек жил один.
А потом Кармелита задумалась о своей жизни. И вот тут все было уже гораздо сложнее. Свадьба с Миро, а дальше — бродячая жизнь с табором. И желательно подальше от города Управска, где живет человек по имени Максим…
Вот только — отец… Согласится ли на это великий защитник вековых цыганских законов?
Значит, опять нужно идти к отцу, просить у него “вольную”.
— Отец, — сказала Кармелита, решительно входя в кабинет Баро. — Я хочу уйти из дома. Отпусти меня.
— Иди, — спокойно ответил Зарецкий. — Я сейчас же велю подогнать машину.
Кармелита запнулась, она так долго настраивалась на решительную беседу, что, кажется, перестаралась, выбрала слишком резкие слова. Отец ее просто не понял. Пришлось дать задний ход.
— Нет, папа. Я не так сказала. После свадьбы и венчания с Миро я хочу уйти из дома навсегда. Кочевать вместе с табором и театром Бейбута.
Баро насупился, он не забыл маленьких истерик, которые в прежние времена закатывала дочка из-за Земфиры. Правда, она каждый раз приходила, чтоб извиниться. Но все же…
— Доченька, ты хочешь уйти из-за Земфиры? Ох уж этот папа. Сам себе кажется таким мудрым, а элементарных вещей не понимает…
— Да нет. Земфира здесь ни при чем. Просто… Я хочу выступать вместе с цыганами. Разве это плохо? У меня… то есть у нас с Миро, будет совместный номер. Ты же знаешь, я всегда хотела быть артисткой.
Баро нечего было ответить. Как тут спорить, ведь это совершенно нормальное желание цыганской женщины — жить жизнью мужа, быть везде с ним.
Но отец не мог так просто сдаться и отпустить свою дочку без боя.
— Погоди, доченька. Но ведь табор Бейбута не уходит из города. Я ему и с помещением помог.
— Пока не уходит. Но ты же понимаешь, что дом табора — дорога. Папа, ты же не можешь держать меня при себе всю жизнь. Не пустил меня учиться в Москву — бог с ней, пусть. Но ты же не можешь не отпустить меня с табором.
Баро почувствовал, как мир, его мир, который он создавал, в который вложил столько сил и который в конце концов выстроил, дал трещину.
— Кармелита, и ты оставишь меня одного? Дочка хитро улыбнулась: кто бы говорил!
— Нет, отец, не одного. Теперь всегда с тобой рядом будет Земфира.
Баро тоже улыбнулся. Ох, дочка: говорит вроде нежно, но хватка отцовская — палец в рот не клади.
Но все равно — никак он не мог сказать ей “да”, - Настоящее, полновесное, окончательное отцовское “да”!
— Кстати, о Земфире. Ты бы поговорила с ней. Она объяснит тебе, что это такое: кочевать с табором. По дорогам и по бездорожью, в грязь, в снег, в холод, в жару, в дождь.
— Пап, ну о чем ты? Ты же знаешь, маленькой я все это пережила и прекрасно помню.
— Да, но это было так давно. После этого ты столько лет жила в большом, удобном доме. С Грушей-помощницей, с Сашкой-конюхом… Я понимаю, ты молода. Хочется всего большой ложкой зачерпнуть. Всегда ведь кажется, что на дне казана — все самое вкусное. Одним словом, цыганская романтика…
— Нет. Романтика здесь ни при чем, — Кармелита резко встала с места.
Она устала от этого бессмысленного разговора, когда оба как бы танцуют вокруг правды, боясь зацепить ее. Отец сам вынуждает ее сказать все как есть!
— Папа, ты же взрослый человек! Неужели не понятно?! Я должна выполнить свое обещание и забыть Максима. Но пока я нахожусь с ним в одном городе — это невозможно! Да, я пыталась, пыталась вытравить его из головы, но у меня ничего не получается. Потому что здесь, в Управске, каждый дом, каждое дерево, каждый закоулочек напоминает о нем. Все! Даже наш сад!
— При чем здесь сад?
— Потому что, когда я выхожу в него, мне очень стыдно, но… Но я вспоминаю не столько о том, как ранили Миро, сколько о том, как схватили Максима, как начали его бить. Но я пообещала тебе, а значит…
Кармелита посмотрела на отца, и ей стало жалко его. На глаза Баро навернулись слезы.
— Папа…
Кармелита подошла к Баро, обняла его.
— Отпусти меня… отпусти, не держи.
Но он молчал, давя в себе слезы, так и не сказав “да”.
Миро с презрением посмотрел на Рыча:
— Люцита, отойди от него!
Девушка вырвалась из Рычевых рук, отступила немного в сторону и хотела уже подойти к Миро, но не подошла.
Она вдруг совершенно отчетливо почувствовала, как же ей приятно, что Миро увидел ее в руках другого мужчины. И не какого-нибудь малолетки вроде Степана, а настоящего, большого, взрослого мужика. Пускай почувствует хоть малую долю того, что она испытывает каждый раз, когда видит его рядом с Кармелитой! И чтоб усилить эффект, Люцита гордо произнесла, глядя на Миро с холодной насмешкой:
— А по какому праву ты здесь командуешь? Миро опешил:
— Я не командую, Люцита! Я пытаюсь тебя предостеречь. Этот ром — преступник!
— Не бросайся словами, парень. Это еще нужно доказать и хорошенько посмотреть, кто тут преступник, а кто нет. Вот и Люцита тебе это подтвердит. Да? — вступил в разговор Рыч.
— Пошел вон! — Миро вложил в два коротких слова все накопившееся в нем презрение.
— Не пыли, парень. Я не в твоей палатке. Если хозяйка скажет мне уйти, тогда уйду. А? Что скажешь, хозяюшка?
Люците очень хотелось прогнать Рыча куда подальше. И поговорить с Миро. Все же, несмотря ни на что, он остается для нее самым родным человеком в мире. Но она не могла заставить замолчать засевшего в ней беса противоречия:
— Он — мой гость! Наши обычаи не позволяют его выставить.
Рыч и сам немного удивился таким словам. В последнее время все его только шпыняли, как шелудивую собачку. И лишь эта девчонка ни с того ни с сего заступилась. Как не порадоваться, особенно если нет других поводов для радости…
— Вот видишь, Миро. Я здесь никому не мешаю. Может, это тебе лучше уйти?
— Убирайся! Я не потерплю тебя в таборе.
— Круто берешь, парень. Я цыган — я имею право зайти на огонек к своим ромалэ.
— Ты — цыган?! Да ты опозорил всех нас! Табор никогда тебя не примет.
— А ты что, уже решаешь за весь табор? А, ну понятно — наследный принц императора Бейбута!
— Нет, Рыч, ты не хочешь по-человечески. Я не люблю трепать языком, но видно, придется сказать всему табору, почему Баро тебя выгнал.
— Ничего, щенок, я с тобой еще разберусь!
— Если хочешь поговорить со мной с глазу на глаз, я готов!
— Некогда. Да и неохота из-за тебя под статью подставляться. Нет, лучше уж я уйду. Не о чем мне с тобой разговаривать. Эх, злые люди у вас в таборе! — Рыч бросил на Люциту быстрый, лукавый взгляд. — Но не все. С тобой, красавица, мы еще встретимся, — и по-кошачьи беззвучно вышел из палатки.
Оставшись наедине с Люцитой, Миро немного растерялся — не знал, как с ней говорить. Вроде и обидеть боялся. Но, с другой стороны, возмущение, кипевшее в нем, тоже было слишком велико.
— Что все это означает, Люцита? Зачем он к тебе приходил?
— Откуда я знаю! Он даже слова сказать не успел, как ты его выгнал! Герой!
— Странно. И что же ему от тебя понадобилось?
— Это что, допрос?! Не имеешь права! Я тебе не жена. И даже не невеста!
— Да что же у тебя за характер такой!
— Хороший характер, Миро, замечательный, — грустно сказала Люцита. — Был! Пока ты не испортил.
— Я просто пытаюсь предостеречь тебя — это очень опасный человек! Надеюсь, ты еще ни во что с ним не вляпалась.
— Предупредил? Все? Спасибо! Но со своей жизнью я сама справлюсь! И сама решу, с кем мне общаться.
— Я так не думаю…
— Слушай! Хватит меня учить и мучить! Ты-то сам зачем пришел?
— Я пришел за тобой. Репетиция через полчаса. Мы в театр уезжаем!
— Хорошо. Я поняла. Через три минуты буду.
Миро вышел.
А Люцита с удивлением вдруг почувствовала, что после всех этих склок настроение у нее улучшилось. Наконец-то прошло ощущение брошенности и за-бытости. Надо же, совершенно случайно, само собой, обнаружилось такое замечательное лекарство от сердечных болей.
Все возвращается на круги своя. Сколько шансов было на то, что после всех передряг Максим вернется на фирму? Наверно, один из тысячи, не больше. И надо же было такому случиться, что сработал именно этот один, а не 999 других!
Тамара с ума сходила от злости. Все пыталась успокоить себя, убедить, что хныкать бессмысленно, нужно смириться с тем, что произошло. А уж потом попытаться что-то исправить. Но, видно, что-то в ней изменилось от этого бесконечного и бессмысленного верчения-кручения.
Что-то надломилось.
Так захотелось прислониться к кому-то, кто бы успокоил, обнял, утешил… А во всем мире был только один человек, который мог бы это сделать. И Тамара опять приехала в конторку к Игорю.
Возвращение на прежнюю должность было для него таким счастьем, что на какое-то время он ушел в работу не то что с головой, а, пожалуй, даже еще глубже. Вот и сейчас, когда к нему пришла любимая женщина, он еле оторвал глаза от документов:
