Реклама полностью отключится, после прочтения нескольких страниц!
— Я… я хотел как лучше…
— Как лучше у тебя не вышло…
— Баро, не гоните меня…
— Чтобы через час ноги твоей в моем доме не было!
— Баро, вспомните, что мы с вами пережили в дикие годы, в каких бывали переделках во время крутых наездов! Если б не я, разве была бы у нас тут в Слободе такая тишина, такой порядок, как сейчас?
На мгновение показалось, что в сердце у Зарецкого что-то дрогнуло и он готов изменить свое решение. Но Баро потушил искоркой вспыхнувшую жалость и сказал прежним тоном:
— Уходи, Рыч. Все!
Зарецкий повернулся спиной к охраннику (хотя чувствовал, что парень сейчас в таком состоянии — может и в спину ударить) и стал выкарабкиваться из лощинки.
Рыч почувствовал страшную черную пустоту в груди. Кто еще может понять, как одиноко волку, которого выгнали из стаи?
На самом деле, очень трудно было Зарецкому выгнать Рыча. И память услужливо подсовывала ему эпизоды из прежней жизни, когда Рыч вытаскивал его из разных передряг. Это же сейчас капитализм в России хоть как-то устаканился, а раньше времена были совсем беспредельные. Едва ли не каждый, кто бизнесом занимался, под пулей ходил.
“Хотя, — подумал Баро, — может быть, в том и есть главная беда Рыча, что он не понял: времена изменились. Все живет как тогда, при тех порядках”.
Придя домой, Баро прежде всего распорядился позвать к себе Миро. Тут же и его начал ругать за компанию:
— Миро, в чем дело? Что это такое? Почему ты сразу не пришел ко мне, не рассказал всю правду? Зачем было устраивать поножовщину в кустах?
— Простите, Баро. Но сначала я сам хотел во всем разобраться.
— Отлично! Один без моего ведома честь мою защищал! Другой сам во всем разобраться хотел! У вас что, барона нету?!
Миро промолчал, опустив голову.
— Неужели не понятно? Эти разборки плохо закончились бы, приди я минутой позже.
— Прости, Баро…
— Ладно. Забыли. А откуда ты обо всем узнал?!
— Я был у Максима. Он сказал…
— Что?!
— Да, Баро! И не нужно на меня так смотреть. Максим — порядочный человек. И он достоин того, чтобы с ним разговаривали как с мужчиной.
— Ты думаешь? — неожиданно спокойно спросил Зарецкий.
— Я уверен.
— Что же мне теперь делать с Максимом? Прийти извиниться: “Здравствуй. Ты это… не обижайся. Тебя без моего ведома прирезать хотели! Больше не повторится. Но из города ты лучше уезжай!”
Фраза прозвучало настолько комично, что Миро не удержался, улыбнулся:
— Баро, вы, конечно, простите, но это не извинения. Это, скорее, шантаж. Мы не имеем права гнать его из города… У него здесь друзья, работа.
— А у меня здесь дочь! Я обязан подумать о ней! И о том, как защитить ее. Особенно сейчас, когда я выгнал своего самого лучшего охранника!
“Вот, — подумал Миро, — сейчас самый удобный момент, чтобы сказать о просьбе Кармелиты”.
— Баро, а не лучше ли будет вашей дочери, когда она станет моей женой, уйти вместе с мужем в табор?
Фраза получилась неловкая, путаная, заковыристая. Баро даже не сразу понял, о чем идет речь. А когда понял, нахмурил брови:
— Моя дочь — это самое дорогое, что есть в моей жизни. Я не хочу ее отпускать.
— Баро! Но когда Кармелита станет моей женой… Она же не сможет быть одновременно и при отце, и при муже.
— А вы живите в моем доме, — вкрадчиво сказал Зарецкий. — Места тут всем хватит…
— Дом у вас действительно большой… Тут весь табор поместится… Только разве по цыганским законам жена не должна повсюду следовать за своим мужем?
— Все! Я больше не хочу об этом говорить! Я все сказал! До свидания. Иди. У меня срочная работа.
Уходя, Миро почувствовал, как в нем проснулось злорадство. Вот ведь, Баро, какой радетель цыганских законов! А как только они поперек его желания встали, тоже на дыбы взвился, как жеребец необъезженный.
Что тут поделаешь. Злорадство — плохое чувство. Но иногда бороться с ним очень трудно.
Баро тоже почувствовал, как его в силки поймали с этими цыганскими обычаями. Господи, ну что за жизнь, ни дня отдыха!
И так ему захотелось, чтобы рядом была Земфира. Ее нежные руки, ее согревающие глаза, ее успокаивающий голос.
Нет, никак нельзя жить без Земфиры.
В цыганском театре вовсю шла репетиция. Но Земфира ни о чем не могла думать, кроме одного: как там Рамир, какое решение он принял? И принял ли?
Гордость не позволяла ей самой позвонить ему, не говоря уже о том, чтобы приехать в гости! Что же делать? Так и ждать, мучаясь?
А на сцене в это время Степан репетировал танец с детками Розауры. Особенно ловко у Васьки получалось. Толковый парнишка. Огонь просто! А что если?..
Земфира дождалась, когда Вася спрыгнет со сцены, и позвала его:
— Василек, подойди ко мне, пожалуйста. Васька нахмурился: чего там еще Земфира надумала?
Земфира заговорщицки подмигнула ему:
— Вася, ведь ты уже совсем взрослый, правда? На тебя же можно положиться?
— Угу, — солидно ответил взрослый Василий.
— Так вот, я хочу доверить тебе один секретный пакет.
Мальчишечьи глаза загорелись — ожидаемые скучные разговоры обернулись каким-то интересным приключением.
Земфира достала из-за пазухи заклеенный неподписанный конверт.
— Вот. Отдашь это важное послание лично в руки Баро. Понял?
— А что ж не понять! Чай, не маленькие, — важно сказал Вася. — А что передать на словах?
— Ничего.
Вася расстроился. В его представлении потаенный посыльный главный секрет обязательно должен передать на словах. И только после этого станет ясно, что написано в конверте…
А тут игра получалась какая-то неправильная, ненастоящая.
Увидев, что Вася скис, Земфира тут же поспешила исправить ошибку:
— Постой, Василий! Я еще не сказала самого главного! — Васька снова оживился. — Когда Баро будет читать записку, внимательно посмотри на его реакцию, а потом расскажешь мне о ней… Это и 6vae самая важная часть твоего задания. Хорошо?
— Хорошо.
— Но ты помнишь? Это наш с тобой маленький секрет.
— Земфира, секреты — моя профессия, — заверил ее взрослый Вася.
— Ну, тогда вот тебе, как профессионалу, — Земфира протянула Васе несколько десятирублевых купюр.
Этих денег, прикинул цыганенок, хватит на мороженое, пачку жвачки и пакетик леденцов. То есть жизнь у Васи в этот день вырисовывалась если и не шоколадная, то, по крайней мере, очень сладкая.
А главное — и на охране, и в кабинете Баро его принимали как серьезного гостя, совсем по-взрослому.
Вася в свою очередь тоже не подкачал: вел себя, как подобает взрослому человеку, солидно.
Зайдя в кабинет Зарецкого, забрался в высокое кожаное кресло и шепотом сказал:
— Баро, я к тебе по важному делу пришел.
— Говори, цыган, что за дело! — с трудом сдерживая смех, сказал Зарецкий.
— Меня к тебе Земфира прислала. Вот, письмо велела передать — тебе лично в руки, — протянул конверт.
Тут Баро стало не до смеха. А Вася, как велено было, стал во все глаза смотреть, что сейчас Баро будет делать.
Зарецкий помедлил секунду, будто не решаясь вскрыть конверт. Потом решительно оторвал от него полосочку, достал послание и начал его читать.
Вася смотрел на него, боясь моргнуть. А вдруг, пока моргать будет, самое важное пропустит!
Баро прочел записку, лицо его просветлело, поднял глаза вверх, будто благодаря Боженьку за что-то… А потом по-доброму потрепал Ваську по вихрастой голове. Васька решил совсем уж шпионом заделаться и заговорщицки спросил:
— А что в записке-то, Баро? Про хорошее что-то или про плохое?
— Не беги впереди коня, цыган! — улыбнулся барон, на этот раз совсем широко и радостно. — Скоро сам все узнаешь… Весь табор узнает. Держи, — и протянул Ваське — щедрая душа — сотенную купюру. — А теперь беги обратно к Земфире!
Что творилось в душе Рыча! Хотелось выть, бросаться на людей, рвать их на куски. Как Баро мог выгнать его? И так позорно! Ну, конечно, он, Рыч, был не прав, согласившись тогда на эту грязную халтуру — пырнуть ножом обнаглевшего парня. Но разве можно за это так наказывать? Ведь Рыч врос всем телом, всем сердцем в Зубчановку, в дом барона. Он же даже свой отдельный дом строить не стал!
И вот плата за верность.
С огромным трудом ему хоть немного удалось успокоить свое разбушевавшееся сердце. И понял он тогда, что нужно что-то делать, найти какое-то занятие, которое отвлечет от мыслей о мести. Или нет — лучше всего утолить свою мстительность.
А значит, нужно искать городских бандюков, с которыми он иногда общался. Тех самых, через которых к нему пришел заказ на расправу с Максом. Звали их Рука и Леха. Рыч хорошо знал пивнушку с бильярдом, в которой парни частенько зависали.
Зашел туда, заказал пива.
Первым Рыча заметил Рука. Показал Лехе. Доиграв партию, оба подошли к его столику:
— Рыч?! Ты?! — начал Рука.
— Глазам не верю! — подхватил Леха.
— А ты поверь! И ты тоже. Столик у меня свободный. Пивка еще сейчас принесут.
— Это хорошо, — сказал Леха, присаживаясь. — Стало быть, не просто так пришел?
— Не просто… Поговорить надо.
— Говори… Мы слушаем… — Рука тоже сел за стол.
— Короче, я с охранной работой завязал.
— Сочувствую. Но у нас тут не собес, — ухмыльнулся Леха.
— Ага, Рычок. Не пеняй, но у нас пока халтурки нету. Если будет, маляву кинем, — подхватил Рука.
— Спасибо. Только мне халтура не нужна. Я сам перспективную работу нашел.
— Так ты че, бригаду собираешь?
— Может, наш профиль подойдет?
— Не, ребята. Я же Рыч, медведь-шатун. Хочу много меду хапнуть. Только мне крыша нужна. Кто у нас сейчас смотрящий по городу?
— А кого чуток пониже никак нельзя?
— Нет, Леха, никак. Дело очень серьезное.
— И помощь, значит, не требуется?
— Да, Рука, пока не требуется. А нужно будет, спецом скажу.
Леха с Рукой переглянулись: Рыч, конечно, борзый, но так, в рамках приличия. Так что — пусть живет. Глядишь, и вправду серьезную работу подкинет.
— Со смотрящим, Рыч, такая история получилась. Одного какие-то беспределыцики шлепнули. Другой в область ушел, на повышение. А новый смотрящий у нас — Как в кино.
— Как это?
— Да так! Человек-невидимка.
— Это что, погоняло его?
— Нет. Имидж, е-мое! — Леха расхохотался.
— Да, Рыч, ты зенки не пучь. Это правда. Говорят, смотрящий у нас авторитетный. Только ему до поры светиться нельзя.
— А звать его как?
— Удав.
— Удав? Ага, понятно, — улыбнулся Рыч. — А мы, значит, все кролики. Ну, короче, можете вы этому невидимому Удаву как-то стукнуть, мол, есть такой Рыч. Человек надежный. Хочет поработать. Отдает процент под крышу.
— Хорошо.
— Только смотри: Удав правда солидный. Ему за-падло лишний раз светиться. Если порожняком придешь, осерчать может.
— Не бойся, Рука. С делом приду.
Сто рублей Васька просто так тратить не стал, спрятал в свою особую именную копилку с секретом.
И сразу же побежал к заказчику доложить, как выполнил задание.
Земфира едва сдерживала волнение.
— Ну, Васенька, что сказал Баро, когда прочитал записку?
— Да ничего он не сказал!
— Ясно. А посмотрел как?
— Вот так!
Васька, как заправский мхатовец, изобразил Зарецкого, читающего записку. Вот Баро хмурит брови, вот вскрывает конверт. Читает записку. И — о, счастье — кладет руку на грудь, поднимает глаза к потолку, улыбается.
— А он точно улыбнулся? — тоже смеясь, переспросила Земфира.
— Точно.
— Ну а мне он ничего не просил передать?
— Нет. Сказал, еще чуть-чуть, и все узнают. Земфира просияла.
Зарецкий разбудил Сашку ни свет ни заря. Велел седлать лучшего жеребца и лучшую кобылку.
— Баро, а может, все же лучше машину приготовить? — нагло спросил Сашка, зевая.
— Сашка, я сказал тебе: вон того жеребца и вот эту кобылку! Ты тут конюх или кто?
— Конюх, конюх, — согласился Сашка, давя зевоту. — Только зачем это? И чего тебе так приспичило?
— Не все сразу, Сашка. Скоро сам все узнаешь, — туманно ответил Баро.
По дороге конюх начал о чем-то догадываться. Еще бы, ведь Баро поехал к табору не напрямую, а заехал на березовую полянку, где — каждый житель Управска знает — самые красивые полевые цветы…
И все сомнения развеялись, когда Баро остановил коня у палатки Земфиры и под одобрительные возгласы таборных крикнул:
— Выходи, красавица, жених приехал!
Не сразу, чуть погодя, вышла Земфира. Нарядная, будто всю ночь ждала его. Взяла цветы, подставила ему щеки для поцелуев. И на ушко шепнула:
— Спасибо, Рамир. Ты сегодня очень красиво приехал.
— Тебе понравилось? — тоже шепотом спросил Баро.
— Конечно. Об этом каждая женщина мечтает.
— Ты не каждая, Земфира, ты — особенная. Знаешь, я уже и представить не могу, как жить без тебя.
— А как же Рада?
По лицу Баро прошла легкая тень:
— Можно я на этот вопрос в палатке отвечу?
— Можно. Люцита уже ушла.
Закрыв полог палатки, Баро крепко обнял любимую и горячо проговорил, не отпуская ее:
— Рада — моя первая любовь. Она подарила мне дочь. И навсегда останется в моем сердце… После ее смерти я думал, что никогда не смогу полюбить другую женщину. Но прошло очень много времени. Появилась ты, Земфира. Ты разбудила мои чувства. Я понял, что хочу, чтобы ты всегда была рядом со мной.
— Мне тоже очень плохо без тебя, Рамир. Уйдя из твоего дома, я ждала тебя каждый час, каждую минуту..
— Нам больше с тобой нельзя расставаться, Земфира. Ты согласна стать моей женой перед Богом и людьми?
— Да!
Они поцеловались и забыли обо всем, даже о своих дочерях, которые, мягко говоря, не любят друг друга. И правильно сделали, что забыли. Потому что любые, даже самые любящие родители, иногда просто обязаны хоть ненадолго забывать о бедах и радостях своих взрослых детей.
Чтобы заняться обустройством своей радости.
Рука совсем скоро перезвонил Рычу. Сказал, что хозяин дал добро на встречу. Стрелку забил на окраине Управска, в старом, еще 50-х годов, спальном районе. Рыч сразу заценил красоту этого места, не внешнюю, — облезлые стены и подворотни с запахом кошачьей мочи трудно было назвать красивыми. Красоту — внутреннюю. Рыч хорошо знал, что у здешних коммуналок (частично отселенных) есть два, а то и три выхода — во двор и на разные улицы.
Рука протянул Рычу ключ:
— Держи. Третий этаж. Дверца под номером десять. Откроешь, зайдешь, там темно будет. Не удивляйся. Удав — змея пугливая, света не любит. Зажигалкой, спичками тоже не пользуйся. Он за это одному клиенту руку прострелил. Как он с тобой попрощается, выйдешь, дверь на два оборота закроешь. Ключ мне отдашь — я тут ждать буду. Понял?