Далеко-далеко, на берегу моря-океана, за тридевять земель и ещё за высокой горой, в маленьком городе у опушки бора жили два брата-художника. Младшего брата звали Добрый Художник. А старшего - Злой.
Провёл старший брат чёрной-пречёрной краской черту.
- Всё, что по эту сторону, - моё! - сказал он младшему.
Видишь, ему досталась большая половина комнаты.
И большая половина окна.
И большая половина леса, который виден в окне.
И большая половина звёздочек, которые горят над лесом.
Стал Добрый Художник рисовать на большом листе бумаги картинки и буквы для азбуки: «А»… «Б»… «В»… Поглядел, а часть листа попала за чёрную черту к злому брату.
Плохо, да что поделаешь.
Работает Добрый Художник, рисует.
К вечеру холодно ему стало, руки совсем замерзают.
Пошёл он в дремучий лес - хворосту набрать и печку протопить.
Идёт он чащобой. Деревья трещат от мороза.
Темно.
Холодно.
Страшно.
Идёт он, идёт и вдруг слышит дрожащий голосок:
- Простите, пожалуйста, я ззз… а… мм… е… рр… ззз… аю…
Оглянулся Добрый Художник, а в сугробе, под ёлочкой, ёжик.
Плохо бедняге: шуба заледенела, щёки побелели от мороза.
Ёжик-ежище - Чёрный носище… Знаете, когда Еж возвращается из леса в нору, он снимает колючую шубу, вешает на гвоздь и надевает мягкую пижаму.
И ежата, когда возвращаются из леса в нору, тоже снимают колючие шубки и надевают мягкие пижамы.
Но когда Ёж выходит из норы в лес, он никогда не забывает снять пижаму и надеть колючую шубу.
И ежата тоже никогда не забывают. Колючки защитят и от лисы, и от волка!
А от мороза трескучего? От ветра ледяного?
Нет, от мороза и ветра они не защитят.
Пожалел Добрый Художник ёжика и положил его за пазуху: пусть бедняга отогреется.
Положил он его на грудь и укололся больно-пребольно.
И сразу почувствовал: что-то странное творится кругом.
Будто бы он спит, но с открытыми глазами.
И будто бы тепло стало в лесу.
Ели и сосны стряхнули снег, похлопали мохнатыми лапами, взялись за руки, окружили Художника, ведут хоровод, и маленькая ёлочка тихо приговаривает:
- Не бойся. Ничего страшного не случилось.
- Ничего не бойся! - вслед ёлочке повторяет мудрый старый пень в снежной высокой шапке. - Просто-напросто ты стал волшебником. Так бывает с каждым, кто в зимнюю стужу, в морозную ночь повстречает Ежа-ежища - Чёрный носище и согреет его.
- Что же мне делать? - спросил Добрый Художник, который всё-таки очень испугался.
- Будь осторожен! - десятками голосов ответили ели, и сосны, и лесной ветер.
Синие подснежники на секунду выглянули из окошек снежных сугробов - своих домов, тоже сказали:
- Будь осторожен! - и снова скрылись в сугробах.
- Будь осторожен! - проскрипел старый пень в снежной шапке. - Помни: это нелегко - стать настоящим Добрым Волшебником.
…Очнулся Художник, а он уже дома.
В печке горит хворост. Тепло. На столе недорисованная азбука.
«Неужели мне всё только приснилось?» - подумал он.
Глядит, а из рубашки ежиные иглы торчат.
Положил он иглы на стол, и вот уже это не иглы, а цветные карандаши.
Один, серый, карандаш укатился за чёрную черту - к Злому Художнику. Тот его - цап-царап.
- Мой! - говорит. - Не отдам!
Добрый Художник сразу догадался: это не простые, а волшебные карандаши. И всё, что нарисуешь волшебными карандашами, будет живое!
И подумал он:
«Нет у меня дочки. А какая жизнь без детей? С кем посмеёшься? Кому порадуешься? Кому сказку расскажешь?»
И решил он: «Дай нарисую я себе маленькую доченьку. И назову её Ёженька».
Взял и нарисовал.
Вот какая девочка получилась! Синеглазая, рыжая, с бантами - славная!
Славная-то славная, только капризная немного.
Огляделась Ёженька и захныкала:
- Ску-у-у-учно!
И Художник чуть не плачет: жалко ему девочку.
Подумал он и нарисовал море: спокойное, весёлое.
И небо нарисовал - ясное, без облачка.
И нарисовал Ёженьке шапку - золотую, как корона.
И лодку нарисовал - настоящую, из спичечного коробка.
И мачту.
И парус из розового лепестка.
И дал Ёженьке в руки синий воздушный шар.
И сказал дочке:
- Катайся по морю. Не скучай. А я отнесу азбуку в школу. А то дети всё спрашивают, как пишется «А», и как пишется «Б», и как пишется «В».
И он ушёл.
Злой уже тут как тут.
- Ага! Попалась! - закричал он страшным голосом и - р-раз! - распахнул окно.
А на дворе бушевала буря. Ворвался ветер в комнату. Завертелось всё, закружилось. Одеяло летит, как птица крыльями машет. Лампочка под потолком раскачивается, как колокол: «Динь-динь, динь-динь…»
Забурлило и нарисованное море.
Выше, всё выше поднимаются волны. Вот какие страшные белые гребни на них! Того и гляди, лодка утонет.
Уже и мачту сломало, и парус сорвало. Уже и не видать лодки среди волн…
- Ага! Попалась! - ещё раз страшным голосом закричал Злой и от радости подскочил до потолка.
Вот какую он шишку набил себе на макушке!
- Конец тебе, глупая маленькая Ёженька! Он очень не любил маленьких детей, этот Злой Художник.
Старший брат так страшно и громко закричал, что младший, хотя и был далеко, услышал и сразу прибежал домой.
Море бушует сильнее и сильнее.
«Всё пропало, - подумал Добрый Художник, - нет больше моей золотой Ёженьки!»
И только он успел это подумать, как из-под потолка раздался голосок:
- Ау! Я тут! Спасай меня! Ой! Ой! Спасай меня скорее!..
Взглянул Добрый Художник вверх и видит: над гребнями волн летит Ёженька, уцепившись за свой воздушный шар.
Но волны уже бьются о потолок: бум! бум! - и брызги во все стороны, ветер всё сильнее. Ещё немного - и он вырвет шар из Ёженькиных рук. Тогда Ёженька обязательно упадёт в море.
И утонет.
- Держись, Ёженька! - крикнул Добрый Художник, бросился в самую пучину, волшебным карандашом разгребая волны, и одним движением нарисовал остров среди океана.
И нарисовал Добрый Художник на острове три пальмы.
Одна пальма вон какая - шоколадно-пирожно-конфетная.
Вторая - морожено-пломбирная.
А третья - аптечная.
Мало ли что приключится! Вдруг Ёженька перекупается, или поранится, или слишком много конфет съест.
А Злой Художник пристроился рядом, прикрылся ладонью и рисует ужасные ужасы.
Он уже нарисовал своим карандашом одного… двух… трёх людоедов, чтобы они поймали Ёженьку и съели.
А Ёженька подлетела к острову и опустилась на него.
Стоит, смотрит и радуется солнцу, пальмам, жёлтому горячему песку под ногами, синему небу над головой.
Нарисовал Добрый Художник трёх братьев Ёженьке - трёх храбрых воинов, чтобы они защищали сестричку.
Первого, самого большого и сильного, старшего воина, и назвал его Старший Еж.
Второго воина, поменьше, - Средний Еж. И ещё третьего, самого меньшего, - Маленький Ёж: надо же Ёженьке кому-нибудь рассказывать секреты.
И каждому воину дал щит. Он жалел Ёженькиных братьев.
И каждому нарисовал сердце.
Старшему Ежу - золотое: сильное и горячее, как солнце.
Среднему Ежу - синее: верное и широкое, как море.
А самому маленькому - зелёное: доброе и ласковое, как трава.
Иначе братья были бы бессердечные.
И одно сердце, яркое, как радуга, он нарисовал про запас; это сердце он спрятал на самой верхушке конфетной пальмы.
А Злой Художник тем временем нарисовал ещё трёх людоедов; значит, всего их стало: 3+3=6. Много!
И нарисовал он Чудовище-Пятирога: у него огромнейший острый рог на носу да по рогу на каждой ноге.
И нарисовал гору. Из неё поднимается дым. Это не простая гора, а огнедышащая - вулкан. Он даже дым не дорисовал до конца, а уже крикнул страшным голосом:
- В бой, в бой, проклятые людоеды! Конец тебе, глупая маленькая Ёженька!
Послушались людоеды и метнули копья. Подняли и сомкнули щиты храбрые Ёженькины братья, защищая сестричку.
Три копья попали в щит старшего брата, два копья - в щит среднего, и одно - в щит самого маленького, того, которому
Ёженька рассказывала свои секреты. Сильно, очень сильно ударили копья.
Но братья выдержали. Даже самый маленький выдержал.
А Злой Художник бьёт своим серым карандашом Чудовище, приказывает:
- Беги и сейчас же растопчи глупую Ёженьку!
Побежало Чудовище.
Остров заколебался под его лапами, как при землетрясении.
Но Ёженька придумала, как победить врага, и шепнула об этом братьям.
Старший Еж подскочил и ухватился за вершину конфетной пальмы. Средний Еж повис на ногах старшего брата. А Ёженька и Маленький Еж уцепились за ноги Среднего.
Согнулась пальма. До самой земли согнулась!
Как лук, согнулась высокая конфетная пальма.
А Пятирог уже совсем близко.
- Беги скорее, а то я тебя резинкой сотру! - подгоняет Злой Художник Чудовище. - Растопчи Ёженьку!
Это он только так похвастался, Злой Художник. Никакой резинкой не сотрёшь то, что нарисовано волшебным карандашом.
- Отпускай! - скомандовала тем временем Ёженька.
Разжали Ёженька и её братья руки, упали на землю.
Пальма разогнулась. «Мишки», шоколадные бомбы, кремовые пирожные, торты полетели навстречу Чудовищу!
А вместе со сладостями полетело и сердце - то, запасное.
Чудовище увидело, какие вкусные вещи летят, и открыло пасть. Оно было хотя и Чудовище, но сластёна.
Проглотило оно сто тортов, тысячу пирожных, десять тысяч конфет и вдруг улыбнулось и сказало Ёженьке:
- Ни за что я тебя не растопчу и не проглочу. Давай будем дружить!
Ведь вместе со сладостями в него влетело сердце. И стало Чудовище доброе и милое.
Протянуло Чудовище Ёженьке лапу.
И Ёженька смело протянула ему обе руки и тоже сказала:
- Давай будем дружить!
Всё бы хорошо, но Злой Художник стащил тем временем красный карандаш и нарисовал извержение вулкана.
Всё загрохотало вокруг. Красный дым повалил из жерла вулкана и застлал небо.
Льётся красная кипящая лава.
А Злой Художник радуется.
- Пусть весь остров зальёт, и всё погибнет… - бормочет он про себя.
Уже поток лавы совсем близко, у самых ног Ёженьки и её братьев. Жаром пышет в лицо.
Страшно? Конечно, страшно. Только Ёженька не испугалась. Вот она улыбнулась, шепнула что-то воинам-ежам. Ещё секунда, и повисли Ёженька и её братья на морожено-пломбирной пальме… Р-раз! - и полетели навстречу лаве три миллиона порций сливочного, шоколадного, лимонного мороженого.
И ещё миллион порций крем-брюле!
Лава, конечно, тут же замёрзла.
Жалко, столько мороженого пропало, но зато - уррра! - остров спасён.
…А Чудовище тем временем погнало людоедов к самому морю. А там пожалело их и спросило:
- Не будете больше людоедами?
- А мы и не людоеды вовсе. Нас только прозвали так, чтобы страшнее было.
- Воевать больше не будете? - спросило Чудовище.
- Честное слово, не будем!
- Никогда?
- Никогда!
- Тогда идёмте мириться.
И помирились.
И зажили дружно.
…А остров с тех пор стал называться Островом Нарисованных Человечков.
Ты посмотри на глобусе и, может быть, найдёшь его. А может быть, и не найдёшь, потому что он очень маленький.
Маленький, но какой красивый, зелёный! Пальмы весело болтают друг с другом.
Из вулкана вытекла вся лава, так что внутри стало хорошо и просторно.
Теперь там школа.
А на стене в школе висит табель, в котором Старший Еж - он стал учителем - проставляет отметки всем ученикам.
А шапочку Ёженькину, которая вроде короны, носят по очереди все. Кто дежурит по школе, тот и носит. Сегодня дежурит Чудовище.
После уроков Нарисованные Человечки идут купаться в море или катаются на катке, который сделался из замороженной лавы. Замечательный каток!
Ёженька учит кататься Чудовище. Оно не очень-то ловкое, да и нелегко быть ловким, если ты такое громадное. Вот оно упало, всплакнуло было, но лизнуло лёд и сразу утешилось. Лёд-то ведь сладкий, из самого прекрасного мороженого.
А иногда утром, в солнечный денёк, все Человечки стоят на берегу, около своих трёх пальм. Что они ищут глазами? Почему лица у них такие задумчивые, даже грустные? Особенно у Ёженьки. Может быть, они ищут дом за морями и лесами, да ещё за высокой горой, в маленьком городе, на опушке дремучего леса, - дом, в котором они родились и где живёт Добрый Художник.
Часто-часто стояла Ёженька на берегу Острова Нарисованных Человечков и глядела туда, где за синим океаном в маленьком городке остался её отец - Добрый Художник. Иногда в такие минуты подходило к ней Чудовище, осторожно касалось лапой плеча девочки - надо быть очень осторожным, если лапа весит сто килограммов да ещё если на ней такой острый рог, - и тихонько говорило:
- Что им сделается - твоему доброму отцу и моему злому? Живут-поживают, добра наживают… Пойдём поиграем, а то, когда ты грустишь, моё чудовищное сердце просто разрывается.
Однажды, когда совсем невмоготу стало Ёженьке, она побежала к Маленькому Ежу, уткнулась носом ему в грудь и горько заплакала.
- Не плачь, - сказал Маленький Еж. -
Я переплыву океан и привезу письмо от отца.
- Глупый! - ответила Ёженька. - Океан больше, чем тридцать морей. Ты утонешь, а я умру с горя.
- Тогда давай срубим наши пальмы - конфетную, мороженую и аптечную - и свяжем плот, - сказал Маленький Еж. - На плоту мы с тобой уж наверняка переплывём океан.
- А что будут делать остальные Человечки? Бывшим людоедам ведь нужно очень много конфет, твои братья так любят мороженое, а Чудовище кашляет по ночам, без аптечной пальмы оно совсем разболеется.
- Ты права, - согласился Маленький Ёж. - Я буду думать, вот и придумаю что-нибудь…
- Думай скорее! - попросила Ёженька.
С того дня Маленький Еж только и делал, что думал.
Нет, недаром волновалась Ёженька.
Там, в далёком маленьком городке, жил-поживал да добра наживал один только Злой Художник. Видишь, каким он стал толстым и важным.
Он украл у Доброго все волшебные карандаши и сказал ему:
- Ты только балуешься, глупые сказочки рисуешь для глупых детей, а я буду писать БЕШЕНЫЕ БУКВЫ!
ВОТ ПОГОДИ НЕМНОГО, УЗНАЕШЬ, КАКИМИ БЫВАЮТ БУКВЫ, ЕСЛИ ОНИ БЕШЕНЫЕ.
Только вот такой крошечный кусочек волшебного синего карандаша сумел Добрый Художник сохранить и припрятать от брата - на груди: пришил он к рубашке потайной карман.
Украл Злой Художник карандаши и сказал брату:
- Там к тебе звери пришли в гости: мышка, серый заяц и барсук. Во дворе в сараюшке тебя дожидаются, хотят о чём-то совета спросить.
Добрый Художник поверил и пошёл во двор к сараю: он был вообще доверчивый. А Злой тихо, на цыпочках, да за братом.
А когда брат вошёл в тёмный пустой сарай - это Злой всё придумал, что лесные звери пришли к Доброму Художнику за советом, - когда брат вошёл в пустой сарай, Злой Художник - раз! - и закрыл снаружи дверь на щеколду. Да ещё поленом крепко подпер.
И сказал через дверь:
- Неохота мне на тебя смотреть - не работаешь, скучный… Живи пока тут, в сараюшке-развалюшке. Кормить я тебя не стану. Может, помрёшь, а не то я тебя совсем со двора сгоню.
А потом сказал ещё:
- Моё имя самое хорошее: как услышат «Злой» - все боятся. А у тебя и не имя во-все, а кличка какая-то - «Добрый». Велю тебя называть наоборот - ЙЫРБОД. Чтобы все забыли само это словечко «добрый».
Была в ту пору лютая стужа. В сараюшке ни щепки, да и печки нет.
Зарылся Добрый Художник в солому, лежит в углу. Слёзы из глаз льются и замерзают на худых щеках.
«Что делать? - думает он. - Что делать? Хоть бы смерть пришла…»
Добрый Художник мёрзнет в сарае, а Злой растопил жаркую печку и рисует волшебными карандашами буквы. Вот на таких дощечках. С виду обыкновенные буквы, а на самом деле они БЕШЕНЫЕ.
ЗНАЕШЬ, КАК РИСУЮТСЯ БЕШЕНЫЕ БУКВЫ?
РИСУЕТСЯ ЗМЕЯ - ЗЛАЯ И СТРАШНАЯ.
Потом жало её - чёрное и ядовитое.
Потом согнётся змея вот так:
или вот так:
Глядишь, и готовы буквы - страшные и ядовитые, - словом, БЕШЕНЫЕ.
Пишет Злой на дощечках одно слово - «зззапрещаю». Вот так, с тремя «3».
Одно «3», с которого «злость» начинается, другое «3», с которого начинается «зависть», и третье - змеиное «3».
Развесил он дощечки на самых высоких домах, а в лесу за городом - на самых высоких деревьях. Чтобы все видели.
Прыгали синички-сестрички по оледенелым веткам, перекликались: «Не унывайте, скоро весна!» А прочитали «зззапрещаю» и умолкли - страшно.
И стал лес как мёртвый.
Вышли школьники во двор - поиграть.
Стали в кружок, считают, кому водить. «Раз, два, три, четыре…» А «пять» не сказали. Увидели «зззапрещаю» и разбежались по домам.
И взрослые бегут - скорей, скорей!
В подъезде два старичка шепчутся.
Один говорит:
- Сколько живу, всякое видел, а так плохо в нашем городе не бывало.
- Да, - отвечает другой старичок. - Надо бы к Доброму Художнику сходить, он бы уж что-нибудь присоветовал.
- Надо бы, - кивнул первый старичок. - Да слух идёт, вовсе и нет бедного Доброго Художника, извёл его брат, а есть какой-то Йырбод - даже и не выговоришь.
Покачали старички головой, поохали, повздыхали и тоже спрятались в своих домах.
И стал город как мёртвый.
Повечерело. Задремал Добрый Художник, а тут дверь сарая скрипнула и скрипит, скрипит…
Открыл он глаза и видит: дверь приоткрылась и в сарай забралось что-то - не поймёшь что.
Похоже на куст, тоненькие веточки торчат во все стороны. На одной веточке - яблоко, румяное, наливное, на другой - вишни, а на этих и вовсе белые грибы! И ещё на ветках сухие хворостинки. Забралось это не поймёшь что в сарай и бежит по полу, прямо к углу, где лежит на соломе Художник.
Только и слышно: топ-топ-топ… И ещё: «Пф-пф-пф…»
«Если это яблонька, - думает Художник, - то почему на ней вишни? А если это и вишня и яблоня, то откуда на ней грибы? И где это видано, где это слыхано, чтобы яблоня, и вишня, и белый гриб ходили - ногами топали и дышали: «Пф-пф-пф…»? Нигде не видано! Может быть, это сон? Или это сама смерть?..»
Подумал так Добрый Художник и спрашивает:
- Отвечай, кто ты такой, куст ходячий? Или ты сон? Или ты смерть - за мной, Йырбодом, пришла?
- Никакая я не смерть, - обиделся Ёж-ежище - Чёрный носище. (Это был он.) - Стыдно старых друзей не узнавать. И никакой ты не Йырбод, а самый обыкновенный Добрый Художник. Узнали звери и птицы, что ты приболел, послали меня проведать тебя и гостинцы отнести. Вишни синички-сестрички прислали, яблоко - серый заяц с барсуком, а грибы я сам под снегом раскопал.
Обрадовался Добрый Художник. То пластом лежал, а сейчас чуть не пляшет.
Ёж-ежище тем временем сложил хворостинки на полу и разжёг костёр.
Ох как тепло стало!
Поджарил Ёж-ежище грибы - вкусно-превкусно.
Съел Художник жареные грибы, яблоком и вишнями закусил - сил прибавилось.
- Давай думать, как дальше жить, - говорит Ёж-ежище. - У тебя что, волшебных карандашей совсем не осталось?
Вынул Художник из заветного кармана кусочек синего карандаша и отвечает:
- Больше ничего нет.
- Для начала хватит, - говорит Ёж-ежище. - Нарисуй-ка ты курицу. Я бульон на завтра сварю. Бульон очень полезен.
- Как же мне нарисовать курицу? Ведь синих кур не бывает.
- Тогда нарисуй-ка ты, нарисуй-ка… Ага, знаю, нарисуй-ка килограмм ветчинки. Только чтобы жира поменьше: жирное больному вредно.
- Так ведь и ветчина синяя не бывает.
Огорчился Ёж-ежище, чуть не плачет.
Спрашивает:
- Что же бывает синее?
Долго думал Добрый Художник и надумал:
- Сливы!
- Вот и хорошо. Нарисуй десятка два слив, я компот сварю. Компот для больного и слабого лучше всего.
- Нет, - отвечает Добрый, - раньше я должен написать письмо доченьке.
Сказал и написал синим, волшебным карандашом на листке бумаги:
Написал он письмо и нарисовал синим карандашом бутылку. Ведь всем известно, что на необитаемые острова и с необитаемых островов письма отправляют в бутылках: почтальонов там нет.
И пририсовал он к этой синей Волшебной Бутылке хвост и плавники, чтобы она могла плыть.
И два синих-пресиних глаза, чтобы она видела, куда плывёт.
Вот и получилась бутылка не бутылка и рыба не рыба - Рыба-Бутылка.
А тут как раз карандаш кончился: на сливы и не хватило.
Положил Добрый письмо в бутылку и сказал Ёжу-ежищу:
- Отнеси, пожалуйста, Рыбу-Бутылку к синему морю. Опусти её в синие волны, она и поплывёт куда нужно.
- Хорошо! - сказал Ёж-ежище - Чёрный носище, взял Рыбу-Бутылку и пошёл к морю.
Идёт он через лес дремучий - топ-топ-топ, а навстречу выползла из норы Змея-Удав.
- Что это ты несёш-шь, Еж-ежи щщщще? - шшшшшшшшипит Змея-Удав.
- Это секрет, - отвечает Еж-ежище. - Тебе, злой Змее, я секрета ни за что не расскажу.
- Шшш-шшшш-шшутишь ты, что ли? Вовсе я не Змея, а добренький-предобренький Ужж-ж-жик. Собрался в гости к серенькому Зайчишке, вот и вырядился в костюмчик из змеиной шшшшкурки, чтобы красивее быть.
- А чего же ты шипишь, если ты Уж, а не Змея?
- Жжжуб у меня болит - терпежжжу нет, оттого и шшшшшиплю… Расскажи мне скорей секрет, а я побегу к доктору Дятлу, он жжжуб вылечит!
Поверил Ёж-ежище Змее-Удаву и рассказал секрет.
Змея сразу поползла к Злому Художнику и передала ему всё - про Волшебную Рыбу-Бутылку и про письмо Доброго Художника.
Ужасно рассердился Злой. Нарисовал он вот такую огромную Акулу. И сказал ей:
- Будешь плавать по морю-океану, пока не проглотишь Волшебную Рыбу-Бутылку.
И забросил Акулу в море.
И нарисовал ещё вот такого Коршуна и сказал ему:
- Будешь летать над синим океаном, пока Акула не проглотит Рыбу-Бутылку. А если не исполнит она моего приказа, выклюешь ей глаза.
Выпустил Коршуна в небо.
Потом подошёл к сараюшке, где его добрый брат жил, и через дверь сказал брату:
- За то, что ты Ёженьке письмо послал, сидеть тебе здесь десять дней и десять ночей. А потом я казню тебя и вместе с тобой казню Ёженьку со всеми Нарисованными Человечками и Ёжа-ежища - Чёрный носище с его ёжиками тоже казню. И никто на свете не узнает, что был такой Добрый Художник.
