Конфетная пальма бросала и бросала орехи в меду, клюкву в сахаре, конфеты «Раковая шейка» и «Мишка», монпансье, халву, карамель «Птичье молоко», «Прозрачную» и «Угадай-ка». Даже вода в океане вокруг пальмы стала не солёная, а сладкая.
Дельфинята, китята, осетрята, медузята, белужата, морские ежата, меч-рыбята и другие рыбьи ребята плыли за конфетной пальмой; собралось их столько, что воды не видно. Куда ни взглянешь - раскрытые рты.
Летучие рыбята ловили розовый и белый зефир прямо в воздухе. Двое сельдят-одноклассников, которые всегда ссорились, схватили сливочную тянучку и поплыли в разные стороны. Тянучка возьми и притяни их друг к другу.
- Ничего не поделаешь, будем дружить, - сказал старший сельдёнок. И они вместе съели эту волшебную тянучку и с тех пор всегда всем делились.
Птицы летели в дальние северные страны и в дальние южные страны и везде рассказывали о чудесной конфетной пальме, которая плывёт по океану.
Белые медвежата, тюленята, моржата, морские зайчата, пингвинята обыкновенные и пингвинята, дети королевских пингвинов, сошли с ледяных берегов и поплыли поскорее.
Нагрянули утром охотники на котиковые лежбища, а там ни котиков-пап, ни котиков-мам, ни котиков-детей.
Толстая мама-тюлениха едва поспевала за своими детками и на ходу говорила:
- Много конфет не ешьте - от сладкого испортятся зубки и заболит животик!
А Большая Слоново-Пальмовая Мышь-Капитан стояла на вершине дерева между зелёных листьев и командовала:
- Право руля! Тысяча морских дьяволов и один серый кот!
Чудовище шло и шло по дну океана. Оно чувствовало, что Ёженька с каждым шагом всё ближе, и сил у него прибавлялось.
Вот и Остров Настоящих Вулканов показался.
- Куда ты спешишь, о шагающая по волнам прекрасная Королева Пальм? - прогрохотал Старый Вулкан. - Я догадался, кто ты, потому что лишь у Королевы может быть такая летающая и плавающая свита - медведи и тюлени, рыбы и птицы.
- Мы идём на помощь Ёженьке, - отозвалась из зелёной пальмовой кроны Мышь.
- Счастливого пути! И поторопись, о могучее королевское дерево с пискливым голосом. Жерло моё кипит от тревоги за Доброго Художника и его детей.
- Полный вперёд! Самый полный! - пискнула Мышь.
Чудовище побежало так быстро, так сильно топоча, что дно океана заколебалось под его лапами.
А ТЕМ ВРЕМЕНЕМ…
Тем временем Нарисованные Человечки вместе с Бешеными буквами стали в круг и принялись считаться: кому первым начинать войну.
Сначала посчитались Ёженькиной считалкой.
Вышло начинать Нарисованным Человечкам.
Потом посчитались злой считалкой.
И опять вышло - начинать Человечкам.
- Война - завтра утром! - сказала
Ёженька. - Спокойной ночи!
Ничего не ответили Бешеные буквы.
Еженька, и воины-ежи, и воины - бывшие людоеды отошли, улеглись на песочке около прибрежной скалы и уснули.
Они ведь очень устали после такого трудного плавания.
Рыба-Бутылка покачалась на волнах и тоже уснула. Тихо стало, темно…
А как только стало тихо и темно, зашептались, зашипели Бешеные буквы:
- Пошшшшшлём шшшшшшпионов… Пусть шшшпионы пережжжжжалят Ёж-жжженьку и её воинов, пока те спят…
…Шшшшшуршат, ползут по песку шшшпионы-змеи. Ничего не слышат Человечки - так крепко они уснули.
Вот уже шпионы-змеи пережалили всех воинов - бывших людоедов. И ужалили
Среднего Ежа.
- Тревога! - успел вскрикнуть Старший
Еж, когда его жалили змеи.
Ёженька и Маленький Еж вскочили на ноги и пиками отогнали змей.
Только они двое остались в живых, да ещё Рыба-Бутылка.
Взглянула Ёженька на звёзды в ночном небе и тихо спросила:
- Что нам делать, звёздочки?
Не ответили звёзды, замигали, сгоняя с глаз слёзы.
- Что нам делать? - спросила Ёженька у серебряной луны.
Спряталась за тучи луна, ничего не ответила.
- Что нам делать? - спросила Ёженька у океана, который тревожно шумел у её ног.
- Садитесь на Рыбу-Бутылку, и я унесу вас отсюда, пока не поздно, - пророкотал океан.
- Разве ты не знаешь, если мы уплывём, завтра казнят отца?! - ответила Ёженька.
- Тебе всё равно не спасти его, - вздохнул океан.
- Пусть нас только двое, мы не оставим отца.
Сказав это, Ёженька обняла Маленького Ежа, и они пообещали друг другу: если придётся - умереть, но не отступить.
А небо светлело, и стало видно, как строятся Бешеные буквы. Слышно стало, как буква «Б» бьёт, барабанит в барабан, а кровавая буква «К» командует:
- Ать-два!.. Ать-два! Вперёд, на Ёженьку!..
В последний раз обратился Добрый Художник к букве «Ч», которая с мечом в руке стояла у дверей сараюшки-развалюшки - его тюрьмы:
- Отпусти меня на волю! Слышишь барабан?! Бешеные буквы идут воевать с Ёженькой и Маленьким Ежом. Без меня дети погибнут. Вспомни, что ты не чужая, не чёрствая буква, а чистая, человеческая. Отпусти меня на волю, чтобы я помог Ёженьке!
- И чччеловек бывает ччччёрствым и ччччужим, - с трудом выговаривая слова, сказала мрачная, молчаливая буква «Ч».
- Нет, нет, тот, кто стал чёрствым и для всех чужим, - уже не человек!
Задумалась буква «Ч».
И, подумав, как ещё ни разу в жизни не думала, опустила она свой меч, раскрыла дверь сараюшки-тюрьмы и тихо сказала:
- Ты прав, добрый ччччеловек. Пусть будет по-твоему…
Памм-пампампам-памм… - бьёт, барабанит барабан.
Поднялась Ёженька вместе с Маленьким Ежом на скалу, вложили они стрелы в луки и ждут врага.
- Ать-два… Ать-два! - командует кровавая буква «К».
Идут, ползут Бешеные буквы.
Выстрелили Ёженька и Маленький Еж из луков. Хорошо прицелились, метко выстрелили, но стрелы не пробили вражеских железных щитов.
Метнули они копья; копья сломались, ударившись о железо.
Тихо, страшно, только слышится - памм-пампампам-памм - бой барабанов да шуршание шпионов-змей.
Вот уже Бешеные у подножия скалы.
- Сдавайтесь! - крикнула «К».
- Ни за что! - ответила Ёженька.
- Лучше мы бросимся со скалы и разобьёмся! - сказал Маленький Ёж.
Ползут по склону скалы Бешеные буквы. Со всех сторон ползут…
Но что это?! Взбаламутился океан, затряслась земля, расступились волны, и на берег выскочило Чудовище-Пятирог.
Ах, как вовремя оно подоспело, милое Чудовище, - в самую распоследнюю секунду!
Оно выскочило на берег, отряхнулось, улыбнулось Ёженьке и бросилось на Бешеные буквы. Справа от него выскочили из океана белые медведи с белыми медвежатами. А слева - тюлени с тюленятами, моржи с моржатами, котики со своими котятами. И все они тоже отряхнулись, улыбнулись Ёженьке и бросились на врага.
Вот какая грозная армия!
Испугались Бешеные и побежали что было мочи.
- Всё равно догоню и растопчу! - заревело Чудовище.
Очень уж оно переволновалось за Ёженьку и рассердилось; и добрый может рассердиться.
- Стойте! - раздался вдруг голос Доброго Художника.
Все послушались и остановились.
А Художник подбежал к Чудовищу, погладил его и, обернувшись к Бешеным, сказал:
- Ведь главное, что вы - буквы! А то, что вас сделали бешеными, забудьте, забудьте! «К», оставь коварство и кровожадность, ты ведь кроткая, красивая. Милая «М», ты - буква матерей и младенцев, всех маленьких и милых, игрушечных мишек и матрёшек, всех молодых и мудрых. А ты, «Л», - буква ласковых, любимых и любящих. Зачем вам воевать с детьми?!
Задумалась, поникла головой «М»; отошла в сторонку «Л».
- А я злая, зловредная, завистливая, змеиная буква и всё равно буду жжжжа-лить, потому что у меня ядовитое змеиное жжжжало, - прошипела «3».
- Неправда! - сказал Художник. - Ты, «3», только притворяешься злой, а на самом деле ты заботливая, и звериная - а звери добрые, - и зелёная, как деревья и трава.
И только Художник сказал это, прилетел доктор Дятел, разложил на столике под деревом щипцы, шприцы, козьи ножки и всякие другие штуки, которыми рвут больные зубы, и вывесил на стволе сосны объявление:
Выстроилась змеиная очередь.
Скоро не стало в здешних местах ядовитых змей.
Только одна самая вредная Змея не захотела отдать ядовитое жало. Поползла она к Злому Художнику, приползла и зашипела:
- Мы побежжждены!..
«Надо бежать», - решил Злой Художник; он ведь был злой да трусливый. И побежал что было мочи.
Продирается он сквозь колючие кустарники, с кочки на кочку перепрыгивает, карабкается через горы и скалы.
А за ним ползёт Змея.
Совсем они выбились из сил и вдруг видят - среди дремучего бора избушка на курьих ножках. На пороге сама Баба-яга.
- Спаси нас, кума! - взмолился Злой Художник.
- Хи-хи-хи, я битым не спасительница, - ответила Баба-яга. - Это добрые да глупые любят несчастненьких. И больше не кума я вам, дуракам, а хозяйка. Будешь ты, Злой, воду мне таскать, печь топить и щи варить. А сам будешь под лавкой спать да кости глодать. А тебя, Змея, я на цепь посажу, вместо собаки; собака-то сбежала, не захотела мне служить.
- А если я опять в силу войду? - спросил Злой.
- Если бы да кабы… Тогда другой разговор. А теперь - марш в лес! Чтобы к вечеру сто вязанок дров принёс!..
А Коршун тем временем опустился на землю около Доброго Художника и сказал:
- Ужасно надоело быть злой птицей Коршуном. Пожалуйста, прими меня к себе в дети!
- Хорошо! - согласился Художник. - Только слетай сначала в Далёкие горы, зачерпни из родников ведёрко мёртвой воды и ведёрко живой воды!
Коршун послушался, полетел в Далёкие горы и принёс живую и мёртвую воду.
Опрыснул Художник сперва мёртвой водой, а после живой всех бывших людоедов, Среднего Ежа и Старшего Ежа, которые лежали около скалы, где их ужалили змеи.
Старший Еж открыл глаза, потянулся, поднялся на ноги и сказал:
- Ах, как долго я спал!
А за ним открыли глаза, потянулись и встали все другие Человечки. И тогда… Вот тогда-то Художник объявил:
- Завтра пир на весь мир!
Была лютая зима, а тут растаял снег, зазеленела трава, распустились листья на деревьях и расцвели цветы.
Собрали Человечки со всего города столы и поставили их один к одному от дома, где жил Художник, через лес и до океана, и в океане тоже, чтобы и рыбы, и рыбьи ребята могли быть на пиру.
Откуда ни возьмись, появились пауки и соткали вот такую - серебряную и золотую - скатерть на весь стол.
Вырыли яму и посадили конфетную пальму. Она сразу зашумела листьями:
- В океане хорошо и тут прекрасно, мне везде нравится!
Такая славная пальма.
Шумит пальма листьями и без счёта роняет на праздничный стол конфеты - одна вкуснее другой.
И созрели на ней бутылочки с ананасноклубничной шипучей водой и с апельсиновым лимонадом.
Муравьи разнесли по столу семена цветов, и в один миг выросли колокольчики с большими синими чашечками цветов, чтобы было из чего пить взрослым, а для детей, зверят и рыбят распустились чашечки ландышей.
Когда стол был накрыт и гости расселись каждый на своём месте, Добрый Художник сказал:
- Если бы не Ёж-ежище - Чёрный носище, не было бы Ёженьки и всех других
Человечков. Да и я не дожил бы до этого часа, а умер бы от голода и холода. Крикнем «ура» в честь Ежа-ежища и попросим его рассказать нам что-нибудь про себя.
Все крикнули или заревели - кто как привык - «Ура!», а Большая Слоново-Пальмовая Мышь-Капитан тихонько пропищала:
- Если КОГО-ТО превозносят, будто он невесть кто, а КОГО-ТО забыли, будто не ОНА совершала неслыханные подвиги - ох, короткая память даже у Добрых Художников! - то КТО-ТО не будет ничего есть, разве только сгрызёт десяточек орехов в меду да две-три шоколадные конфетки, чтобы уж совсем не помереть от голода.
Еж-ежище покраснел до самых корней иголок и, когда затихло «ура», сказал:
- Живу я в норе вместе со своей Еж-ежовной - Чёрной носовной и Еж-ежатами - Чёрными носятами. Ничего, кроме родного леса, не видел, так что и говорить мне не о чём. Но тут среди нас неустрашимый морской волк, то есть я хотел сказать - неустрашимая морская Мышь-Капитан. Она-то уж, наверно, совершила больше подвигов, чем у меня иголок. Пусть бы она рассказала нам что-нибудь…
Все закричали и заревели: «Просим! Просим!», - а рыбы и тюлени захлопали плавниками и ластами по воде, но Большая Слоново-Пальмовая Мышь-Капитан только развела лапками:
- Конечно, когда избороздишь все моря и океаны на разных чудовищах, конфетных пальмах и кораблях и когда доведётся столько раз командовать битвами с осьминогами, пиратами, кошками и всякими там Бешеными буквами, есть что вспомнить. Но детвора любит сказочки. А мы, морские капитаны, сочинять не мастера. И у нас, морских капитанов, так уж повелось, что то, что было - не обессудьте, - было, а то, чего не было, того, извините, не было…
С этими словами Мышь села, но все так оглушительно закричали: «Пусть говорит! Слово Большой Слоново-Пальмовой Мыши-Капитану!», что она в конце концов рассказала о некоторых событиях своей жизни.
О том, как она воспитывала Слона и никогда не шлёпала его, не ставила в угол, хотя было за что.
И как она дрессировала Ястреба, чтобы он перестал разбойничать, а честно зарабатывал себе на хлеб, перевозя через моря некоторых капитанов, если уж они позарез понадобились на каком-нибудь далёком острове.
И как она стояла на капитанском мостике и командовала Чудовищем, так что голос её заглушал рёв бури: «Право руля! Лево тру-ля-ля!»
И как сам Старый Вулкан, совсем было собравшийся извергнуться и залить лавой все моря и острова, залюбовался ею да и передумал извергаться. И всё повторял, что, конечно, на худой конец, можно дожить век Вулканом, но насколько чудеснее было бы хоть немного походить на такую вот Большую Слоново-Пальмовую Мышь-Капитана.
- Ничего, - сказала я ему, чтобы старичок не огорчался. - Когда-нибудь в свободное время я научу тебя капитанскому делу, и ты ещё успеешь кое-что повидать…
Так она рассказывала и рассказывала.
А Художник кивал головой и улыбался - ему очень нравилась эта маленькая Большая Слоново-Пальмовая Мышь.
А Морская Корова, которая сидела за столом рядом с Мышью, хотела сказать своему любимому морскому телёночку, что эта Мышь и действительно очень храбрая, если всё говорит не умолкая, когда на столе столько вкусного, и не боится, что всё съедят без неё. «Вот с кого надо брать пример», - хотела она сказать своему телёночку, но не сказала, потому что рот у неё был набит конфетами.
