Настоящие животные, которые населяли эти дальние и удивительные земли, также были важны. Пантера, религиозные истолкования которой появлялись уже с двенадцатого века, была знаменита благодаря предполагаемой сладости своего дыхания: «Когда другие животные слышат её голос, они собираются из дальних и ближних мест и следуют за ней везде, где она ходит. Таким же образом Господь наш Иисус Христос, пантера во плоти, сошёл с небес, чтобы спасти нас от Дьявола».{9} В своём сочинении «О свойствах вещей» в 1240 году монах-доминиканец Бартоломей Английский объяснил, что его работа покажет
загадки Священного писания, которые переданы и сокрыты Святым Духом в символах и проявлениях свойств всех вещей, естественных и искусственных.{10}
Другие, более обычные существа с разнообразными моральными толкованиями также включались в эти средневековые «естественные истории». В число часто упоминаемых животных входят собаки, чья преданность внесена несколькими авторами в перечень «видимых чудес Бога, которые являют себя на фоне более общих законов Природы».{11} Также упоминаются слон, аравийский Феникс, эфиопский сатир и белощёкие казарки[6]; последние отпочковываются от дерева, увешанного прорастающими птицами на манер цветов. Следуя августинианской традиции, авторы этого времени настаивали на том, что эти чудеса были задуманы для того, чтобы верующие восторгались творением и, посредством творения, мудростью и могуществом Творца. Это утверждение прекрасно отражено в данном отрывке о морских чудовищах, написанном Фомой из Кантимпрэ, французским монахом тринадцатого века:
Они даны нам Всемогущим Богом на диво Миру. Потому что в этом смысле они кажутся весьма удивительными, так как редко являют себя глазам людей. Истинно будет утверждать, что Бог почти никогда не поступал столь удивительно по отношению ко многим другим вещам под небесами, за исключением человеческой природы, где мы можем увидеть отражение Святой Троицы. Потому что может ли что-либо под небесами выглядеть удивительнее, чем кит?{12}
Этот мир фантазии лишился бы изрядной доли своих чудес и чудовищ, служащих и не служащих Богу, в свете реальных описаний мира, сделанных путешественниками. И миссионеры-францисканцы, чьи дальние путешествия в тринадцатом веке позволили накопить множество знаний о странах, лежащих за Волгой,{13} и крестоносцы — все они имели возможность узнавать о дальних странах из первых рук. И что интересно, хотя знания, накопленные в это время, были изложены Папе Римскому, приукрашенные истории об их путешествиях с весьма сильно преувеличенными опасностями, не говоря уже о многих чудесах, свидетелями которых они были, распространялись намного быстрее, чем настоящие письменные документы. Так мир наполнялся всё новыми и новыми массами чудовищ, поджидавших человечество в каждом его уголке. Насколько пышным цветом цвели эти поверья, наглядно показывает впечатляющее «Письмо пресвитера Иоанна, царя Индийского»[7]. Этот документ, написанный анонимным автором, распространился и переводился по всей Европе с одиннадцатого по пятнадцатый века. Пресвитер Иоанн предположительно был христианским королём, который жил где-то на таинственном Востоке. (Хотя он представлен как «Индийский», его столица, вероятнее всего, располагалась в Эфиопии.) Но где бы в мире он ни находился, утверждалось, что он был сказочно богат, владел постояно возрастающим количеством армий, состоящих из странных существ с удивительными умениями, и предлагал всё это к услугам Папы Римского, чтобы помочь спасти мир от мусульманской угрозы. Пресвитер Иоанн утверждал, в том числе, что владел стаями птиц, которые могли поднять в воздух верблюда, армиями пигмеев, солдат, которые были наполовину человеком и наполовину собакой, реками, дно которых вымощено золотом и серебром, берущими начало в набитых сокровищами подземных шахтах, и целой областью, населённой исключительно женщинами-каннибалами, которые были свирепыми воительницами. С каждым переводом и с каждой новой копией численность и чудесные качества его боевого зверинца возрастали до всё более и более внушительных размеров, давая нам ясное представление о состоянии естествознания в средневековом европейском сознании.
Настал ли конец этим видениям с началом эпохи европейских путешествий и открытий? К концу восемнадцатого века существа Солинуса были стёрты с карт, острова Святого Брендана больше не было, а знаменитых собакаголовых людей (известных средневековым учёным как «кинокефалы») так нигде и не нашли. Приняла ли Европа эту утрату тайны и волшебства без борьбы? Конечно же, нет.
Прежде всего, когда сцену покинули восьмипалые люди, в поле зрения попали настоящие людские общества. Хотя исследователи часто считали эти общества такими же любопытными, как их мифические аналоги, многие из них также видели их благосостояние, счастье и спокойствие, которые были давно утрачены в Европе. Начиная с шестнадцатого века, литература о путешествиях, зачастую написанная служителями церкви, хвалила гармоничный уклад жизни вновь обнаруженных людских обществ. По словам этих авторов, американские индейцы жили в мире и в совершенном равновесии с природой, мудрые китайские правители издавали щедрые и благоприятные законы, гарантирующие их подданным счастье, а тихие африканцы нашли лекарства от всех бед, используя данное им свыше знание о волшебных свойствах окружающего их мира.
Эта литературная тенденция вскоре эволюционировала из строгого отчёта в сатиру, что блестяще продемонстрировали «Путешествия Гулливера» Джонатана Свифта. Перенос бед Европы на далёкие земли — это безопасный способ критики правительства, при котором риск возмездия будет
не слишком велик, равно как изображение совершенных обществ на вымышленных островах было безопасным способом принять участие в пропаганде среди широких масс народа. Это литературное движение совпало со знаменитым описанием «благородного дикаря», которое сделал Жан-Жак Руссо, опираясь на популярное в те времена представление «La-bas, on etait bien» (Хорошо там, где нас нет). Для французского мыслителя Мишеля Экема де Монтеня и его современников этим la-bas была Америка, страна с мирными индейцами и обширными богатыми землями, открытыми для Европы в качестве великой возможности начать всё сначала и вновь обрести счастье.
Долгие годы у многих людей складывалось мнение, что фраза «Здесь могут водиться драконы» всегда помещалась на карте там, где заканчивалось знание изготовителя карты. Хотя эта фраза ясно обозначает опасения, которые существовали у многих средневековых картографов в отношении дальних стран, эта фраза появилась только на данном медном глобусе Ленокса, сделанном в шестнадцатом веке. (Отдел редких книг, Нью-Йоркская публичная библиотека, фонды Астор, Ленокс и Тилден.)
