«Как красиво…», «Как мило…» — перебрасывались они словами.
Летели уже низко, почти касаясь вершин сухих редких деревьев. Впереди показалась громадина дворца, какие-то постройки и огромный ухоженный парк.
— А вот это мрачное место, — красноносая презрительно скривила губы, — тоже мне, придумали — «фабрика»…
Черноносая приложила палец к губам и покачала головой. Мол, подружка, много болтаешь.
— Никогда не знаешь, где окажешься завтра, правда, мальчик?
— У меня, между прочим, имя есть. Я Ларин Пётр. А вы кто?
— Много знать захотел. Кто ж тебе правду скажет?
Они уже летели над лужайкой в парке, посреди неё виднелся камень, а вокруг него стояли мальчишки, девчонки и пожилой мужчина в широкополой шляпе и плаще, расшитом звездами. Дети махали руками, что-то кричали.
— Они нас прогоняют? — спросил Ларин.
— Нет, приветствуют.
— Тогда спустимся, — предложил Пётр.
— Спустишься — не поднимешься, — услышал он в ответ, — заманят к себе. Потом не отпустят. Ты же не хочешь остаться здесь до конца жизни?
— Что ты его уговариваешь? Сам понимать должен.
Ларин прислушался, ему показалось, что он слышит, как его зовут с земли, но, что именно ему кричали, разобрать не сумел. Только имя прозвучало отчётливо. Но тут же вмешалась черноносая:
— Нечего там тебе делать в ближайшие год-два, вот потом, когда… — и тут же осеклась: — Смотри!
Ларин, поддавшись на уловку, глянул, куда показывал тонкий костлявый палец с зелёным лакированным ногтем, но ничего толкового не увидел — только небо.
— Обманули дурака, — в два голоса прокричали подружки, подхватили мальчика под локти и помчали к городу, даже не поинтересовавшись, хочет ли он возвращаться.
По дороге они попеременно шептали ему:
— Мы тебя научим делать великолепные гадости…
— Тебе за них ничего не будет. Никто не станет ругаться, наказывать…
— Самое лучшее на свете — это безнаказанность…
— Все хотят делать другим плохо, только боятся. А мы научим тебя не бояться, быть сильным. Ты же хочешь стать сильным?
От этой болтовни уже звенело в ушах. Ларин больше не задумывался над услышанным, ему казалось, что это его собственные мысли проносятся в голове.
«Кто же не хочет вырасти? Стать сильным? Уметь постоять за себя?» — думал он.
— Обижают слабых, а сильные сами обижают. Не обидишь ты — обидят тебя, — щебетали подружки.
И все они говорили правильно, возразить было нечего.
«Сколько раз я и сам думал так», — признался себе Пётр.
Ларин перевёл дыхание, когда все трое опустились на землю возле какого-то странного строения — то ли стадион, то ли манеж.
— Ты знаешь, что такое ипподром? — тоном учительницы поинтересовалась красноносая.
— Ну… это… где лошади скачут.
— Скачут! Лошади! Это не ответ! Ипподром — то место, где люди делают ставки на лошадей и наездников, кто из них первым придёт к финишу. Ты, смотрю, ни разу на скачках не был.
О.
— Не был, — честно признался Ларин.
— Пошли.
У входа на ипподром стоял солидный дядька с кожаной сумкой на груди и продавал билеты. Посетители рассчитывались бумажными деньгами. Ларин засомневался:
— У меня и денег таких нет. Вот всё, что у меня осталось, — он выгреб из кармана джинсов пару монеток, их явно было мало для того, чтобы расплатиться за вход.
— Ты посмотри, какой честный дурачок. Платить собирается! Тяжело же тебе в жизни придётся. Когда словят, тогда и заплатишь. Можешь украсть — укради. Ты же невидимый. Если хочется, то можно всё делать.
Дядька с сумкой уставился на дорожку перед собой, он видел, как на песке проявляются следы, потряс головой. Осторожно протянул руку. Черноносая остановилась и щёлкнула билетёра по носу. Тот, не понимая, что произошло, сдвинул глаза, пытаясь рассмотреть кончик носа. А вдруг как пчела ужалила. Подружки прошли мимо него, зажав между собой Ларина.
— Видишь, как просто. Зачем платить?
На ипподроме уже готовились к скачкам. Жокеи прогуливали лошадей. Публика заполняла трибуны. Вредины пробрались к самому барьеру из толстых струганых брусьев. У кассы выстроилась очередь, делались ставки.
— Смотри, наш знакомый.
От окошка кассы отходил, зажав в руке тощий кошелёк, господин, которому сегодня на террасе подожгли газету. Мужчина был бледен, явно волновался, в его пальцах подрагивала программка и чек на сделанную ставку.
Красноносая бесцеремонно глянула в бумажку:
— На пятый номер поставил. Ого! — мужчина как раз расстегнул кошелёк, и красноносая заглянула в него. — Только мелочь оставил. Всеми деньгами, какие у него были, рискнул. А ты бы на кого поставил?
Ларин осмотрел лошадей, уже выстроившихся на старте. Служитель ипподрома держал в руке верёвку от колокола. Больше всего ему приглянулся пятый номер.
— Он первым придет.
— Посмотрим. Но ты не угадал.
Раздался резкий удар колокола, и лошади сорвались с места. Пятый номер после первого круга шёл вторым. Публика неистовствовала. Господин, поставивший всё на пятого, побагровел от напряжения, он мял программку и шептал:
— Ну же… давай, давай…
Черноносая повернулась к Ларину и предложила:
— Посмотрим, кто придёт первым?
— Как это?
— Очень просто. Смотри. — Она щёлкнула пальцами и дунула.
Тут же крики смолкли. На трибуне воцарилась мёртвая тишина, люди замерли в тех позах, в каких их застал щелчок вредины. И только лошади продолжали лететь по кругу.
— Что это? — спросил Ларин.
— У тебя видеомагнитофон есть? Вот и тут мы можем перемотать время вперёд. На трибунах я время остановила. Ну же, и кто придёт первым?
Лошади пронеслись невероятно быстро, Пётр их даже не разглядел. Черноносая вскинула руку — и движение замедлилось. Теперь уже пятый номер шёл впереди. Копыта лошади оказались над финишной чертой и замерли, как в стоп-кадре.
— Пятый номер, — вредина явно осталась недовольна. — Это же сколько он выиграет?
— Ничего он не выиграет, — встряла красноносая, — мы все переделаем.
— Погодите, — возмутился Ларин, — скачки — это игра, а играть нужно честно.
— Кто тебе сказал такую глупость? Играть нужно так, чтобы выигрывать! Раз он ставил деньги, значит, они у него лишние. Всё, пошли к началу.
И тут же, по щелчку пальцев, лошади вернулись на старт. Загудели трибуны. Черноносая поднырнула под ограждения. Вскоре она оказалась у лошадей, быстренько расстегнула пряжку седла у пятого номера. И еле успела взлететь в воздух — ударил колокол. Наездник упал с лошади на первом круге. Господин с программкой окаменел.
— Вишь ты, расстроился, — захихикала черноносая. — И ты так можешь, — толкнула она Ларина в бок.
— Я могу вернуть лошадей на старт?
— Конечно. Сколько хочешь раз. Но только подумай, хочешь ли ты, чтобы этот господин выиграл деньги.
— А зачем они ему? — задумался Ларин.
— Тебе дело?
— Дело.
— Тогда смотри, — черноносая очертила в воздухе круг, и в нём тут же возникла картинка.
Господин, подобострастно улыбаясь, брал в долг у знакомого деньги — у одного, у второго, третьего…
— Если он не выиграет, то ему нечем будет отдать, — ужаснулся Ларин.
— Конечно.
— И что тогда?
— У него всё заберут. Ха-ха. Выгонят на улицу. Будет сидеть, просить милостыню. Красота!
— Но так же нечестно! Он же выиграл, я сам видел.
— Мы тоже видели. Но ты видел и другое, как наездник упал с лошади.
Ларин уже перелез через ограждение и бежал к лошадям, чтобы успеть застегнуть пряжку пятому номеру.
— Не успеешь, — в один голос закричали ему вредины.
Ударил колокол, и лошади понеслись. Пётр оказался прямо у них на пути и в растерянности замер. И тут он увидел, как женская тень легла на высыпанную песком дорожку, обернулся, забыв о летящих на него лошадях. Никого за ним не было. Но должен же был кто-то отбрасывать тень!
— Это я, — услышал он вкрадчивый голос.
— Мама… — прошептал он, — но ты же пропала.
— Погоди. Потом.
Пётр почувствовал, как ладони коснулись его головы. Он увидел несущихся на него лошадей, пена клочьями падала на песок.
— Надо только захотеть, — прошептала ему мать, — не слушай их, они глупые и плохие.
И тут Ларин увидел, что ремень на седле у пятого номера уже застёгнут. Лошади пронеслись мимо, не задев его.
— Всё будет хорошо, ты захотел, чтобы всё было по-честному, так и стало. И они уже ничего не испортят.
— Почему?
— Потому что это сон. И я тебе тоже снюсь. Ты захотел меня увидеть…
— Но я не вижу тебя!
— Всему своё время.
Пропали лошади, ипподром. Было только золотое небо и солнце.
— Но ты обещаешь, что я тебя увижу?
— Если захочешь по-настоящему.
— А что для этого надо сделать?
— Приди в парк, сядь на лавочку и внимательно смотри. Ты увидишь…
Голос мамы растаял в пронизанном солнцем и теплом воздухе.
«Это сон», — подумал Пётр Ларин и проснулся.
Ещё несколько секунд он помнил свой сон в малейших деталях, а потом забыл всё. Только перед глазами стояла картинка: парк и лавка.
«Где этот парк? Кажется, я уже был там… Ну точно, вспомнил», — мальчик улыбнулся.
Двенадцатилетний мальчишка Пётр Ларин сидел в небольшом безлюдном скверике рядом со станцией метро. На противоположной стороне сквера, на скамейке под старой липой, сидела девчонка. Голубые джинсы, белая футболка, синие кроссовки. Рядом яркий жёлто-чёрный рюкзак, на шее наушники от плеера, пристёгнутого к ремню. В общем, самая обыкновенная московская девчонка. Она кормила золотистыми чипсами иссиня-чёрную ворону. Птица была огромная, Петру она даже показалась больше, чем рюкзачок.
«Ну и ну, — подумал он, — клюв, как кузнечные щипцы! Такая и палец откусит, не моргнув глазом».
Ворона громко каркнула, а девочка засмеялась, тряхнула головой и мгновенно преобразилась. Длиннющая коса, перекинувшись через плечо, свесилась чуть ли не до самой земли.
«Ничего себе! — удивился Пётр. — Как она с такой косой ходит? Её же дверями в метро или в автобусе защемить может».
Теперь девочка уже не казалась Петру обычной. Ни у кого не было таких длинных волос.
«Прямо русалка какая-то!» — изумился мальчик.
Пётр прислушался.
— Ну вот скажи мне, зачем ты прилетела? — учительским тоном заговорила девочка, обращаясь к вороне. — Я уже большая и сама, без твоей помощи решу свои проблемы. Вос-питалка нашлась! Давай топчи чипсы и улетай.
Ворона повертела головой, словно отказываясь от предложенного угощения.
Клюв, как ножницы, несколько раз открылся. Ворона прыгнула.
— Будешь ты мне рассказывать! Глупости всё это!
«Ничего себе, с птицей разговаривает! — не переставал удивляться Пётр. — Можно подумать, что та её понимает!»
— А вообще-то и я поступила бы точно так же, — продолжала девочка, забрасывая длиннющую косу за спину. — Я бы тоже пришла тебе на помощь. Ладно, мир. Ты хоть знаешь, что после себя убирать надо?
Ворона зажала клювом пустой пакет, подлетела к урне, бросила его, а затем вернулась на прежнее место. Девочка заметила, что за ней наблюдают, что-то прошептала птице, и та улетела.
«Ну и дела!» — подумал Пётр Ларин, вставая со скамейки и направляясь к девчонке.
— Привет, — сказал он.
Незнакомка хмыкнула и произнесла в ответ:
— Привет от старых штиблет.
— Ты чего, с птицей разговаривала? Она у тебя что, дрессированная?
— Когда есть свободное время, дрессирую ворон, голубей, воробьёв.
— Я серьёзно. Я же слышал, ты с ней говорила. Извини, конечно, подслушивать нехорошо…
— Тебе показалось.
«Нет, не показалось, — подумал Пётр, — и пакет от чипсов ты заставила её занести в урну. Ладно, ладно, притворяйся дальше».
— А что слушаешь? — спросил Ларин и указал на плеер.
— Карканье ворон и щебетанье воробьёв.
— Орнитологом стать хочешь? Это учёные, которые изучают повадки птиц.
— Нет, не хочу.
— Может, в цирке хочешь работать, фокусы показывать?
— Я не люблю цирк с детства.
«Взрослая нашлась!» — подумал Пётр.
— А что ты любишь?
— Что люблю? — наморщила лоб незнакомка, свела к переносице чёрные брови и серьёзно ответила: — Очень люблю мороженое с орехами, книги люблю читать. И ещё плавать люблю, но не в бассейне, а в реке или в море.
— Я тоже люблю плавать. Меня зовут Ларин Пётр, — преодолев смущение, сказал мальчик, протягивая руку.
— Туманова Софья, — серьёзным голосом, но со смешком, подыгрывая ему, ответила девочка.
— Красиво тебя зовут. Пойдём, может, мороженого поедим?
— Я уже сегодня два раза ела мороженое, боюсь, горло заболит. А мне мороженое запрещено, голос может пропасть.
— Как это пропасть?
— Заболит горло, охрипну и не смогу петь.
— Ты что, ещё и поёшь? А я вот петь не умею.
— Зато ты, наверное, что-нибудь другое умеешь?
Ларин задумался: что же он умеет делать такое, чем можно поразить Софью? На ум ничего не приходило, и тогда он спросил:
— Ты в какой школе учишься, с музыкальным уклоном?
— Ага, с уклоном. А ты?
— В обыкновенной.
Петру понравилось, что девочка разговаривает с ним доброжелательно, не пытаясь от него избавиться, как это делают одноклассники.
— Тебе тоже в школу идти неохота?
— Почему же, я люблю ходить в школу. У нас там интересно.
— Где это у вас?
Она пожала плечами:
— Далеко, отсюда не видно.
— Так ты чего, не в Москве учишься? Ты нездешняя, в гости приехала?
— Я «здешняя», но учусь в другом городе.
— А мне скучно в школе. Я бы дома хотел учиться. Я отцу говорил, и он вроде бы согласился, но сказал, что я совсем одичаю без коллектива. А мне этот коллектив совсем ни к чему.
— Это смотря какой коллектив.
— Значит, тебе повезло.
— Может, все-таки попробуешь уговорить отца, пока учёба не началась?
— Мы сегодня с ним поссорились. Он меня не понимает, считает, что я совсем ребёнок.
— Ты с мамой поговори.
— Я бы поговорил, но у меня её нет, — Пётр стал серьёзным, словно повзрослел. Девочка понимающе кивнула. — А когда тебе одиноко, ты что делаешь?
— Всем иногда бывает одиноко. Я тогда смотрю на небо или на воду. А ещё лучше смотреть на огонь.
«Да она такая же, как и я, — подумал Пётр Ларин. — Я ведь тоже люблю смотреть на облака, летящие по небу, меняющие свои очертания, или на звезды ночью, или в огонь.
— У меня есть бабушка, — сказал он, — мамина мама. Все думают, что она «не в себе», а она очень добрая и очень меня любит. Но папа не хочет, чтобы я к ней ездил. Она интересно рассказывает…
— О чём? — спросила Софья.
— Обо всём на свете: о камнях, травах, цветах, деревьях, животных, птицах. Мне иногда кажется, что она может с ними разговаривать.
— Они, по-твоему, разговаривают? Хотела бы я услышать, как разговаривает скамейка, на которой мы сидим. Наверное, у неё противный скрипучий голос, — Софья улыбнулась, прищурила карие глаза.
И Петру показалось, что эта странная девочка знает что-то такое, чего он не узнает никогда. Она старается казаться обычной, такой, как все, хотя на самом деле, она другая, словно она «оттуда».
— Ты с какой планеты?
Туманова рассмеялась.
— Яс Луны свалилась, разве не видно? Я же с вороной разговариваю. У нас на Луне все вороны говорящие, и деревья там не молчат, и камни тоже.
— Нет на Луне никаких деревьев и ворон тоже. Там вообще воздуха нет.
— Ну вот, ты сам и ответил. Если там нет воздуха, как же я могу жить на других планетах?
— Кажется, я догадался: ты прилетела из будущего?
— Почему из будущего? Может быть, из прошлого.
— Тогда тебе, наверное, лет сто.
Возможно, ребята съели бы по мороженому и наговорились бы вдоволь, если бы в сквере не появились хулиганы. Они шли, толкаясь и размахивая руками, громко переговариваясь. Они остановились, увидев сидящих на скамейке ребят.
— Что, молодёжь, отдыхаем? — сказал рыжий в веснушках детина в широченных штанах с множеством накладных карманов.
— Отдыхаем. А что? — ничуть не смутившись, ответила Соня.
— А мы в дороге поиздержались. Подкиньте-ка деньжат.
В кармане Ларина лежали деньги, которые отец оставил на поход в магазин. Девочка потянулась к своему жёлто-чёрному рюкзачку, но рыжий детина ногой в огромной кроссовке сбросил его со скамейки на асфальт. Его приятель, тощий, длинноволосый, в болтающейся байке из толстой, как спецовка, ткани, сплюнул под ноги и нагло начал расстегивать чужой рюкзак.
— Отдай! — крикнул Ларин, пытаясь вырвать его из рук.
— Ты чё лезешь, малыш? Сидеть! Сейчас в лоб тресну, и очки развалятся.
— Ребята, отдайте рюкзак, я вас очень прошу! — дрожащим голосом сказал Ларин.
— Очкарик, заткнись! Ты мне уже надоел. Колян, разберись с отличником.
Колян взял Петра за плечи и тряхнул, очки упали под ноги.
Хулиганы громко и развязно заржали. Они понимали, что мальчишка с девчонкой никакого сопротивления им не окажут.
— Ну чё у неё в сумке? — спросил рыжий. — Есть что-нибудь интересное?
Тощий, похожий на помойного кота хулиган перевернул рюкзак вверх дном и вытряхнул содержимое прямо на асфальт. Пётр Ларин вырвался из рук Коляна и изо всех сил ударил рыжего в грудь. Тот от неожиданности ойкнул. Софья, до этого молча сидевшая, вдруг резко встала. Её длинная тёмная коса перелетела через плечо. Она подняла над головой левую руку, резко взмахнула ею. И спокойным, каким-то не детским голосом обратилась к хулиганам:
— Ребята, я вас очень прошу, прекратите.
— Колян, ты глянь, какая смелая!
— Просит. Она нас п-р-о-с-и-т!
Колян растопырил пальцы, медленно поднося их к лицу Софьи.
— Будешь выступать, малышка, мы твою длинную косичку чик-чик и отрежем, сделаем тебе модную причёску. Правда, рыжий?
— Ага, — прохрипел тот. Он держал Петра, сжав ему рукой горло. — Обрежем! В два счёта обрежем!
— Не трогайте её, я вам отдам деньги! У меня есть.
— Мы и сами возьмём. Спонсор нашёлся!
Колян подвёл растопыренные пальцы к глазам Сони. Сонины брови сошлись к переносице, лицо побледнело. Она резко разжала свои пальцы, словно разрывая невидимую ткань. При этом девочка смотрела прямо в глаза Коляну.
Хулигана начало трясти, руки упали как плети, он зашатался, завертел головой, рот приоткрылся, и он стал медленно оседать.
Рыжий развернул Ларина к себе лицом и изо всей силы ударил кулаком. Пётр отлетел в сторону. Последнее, что он увидел, так это падающего на землю Коляна и рыжего, закрывавшегося руками от медленно приближающейся к нему Сони Тумановой.
— Кончай! Ты чего делаешь? — рыжего трясло, словно бы к нему был подключён ток. Зубы стучали, глаза вылезли из орбит, волосы торчали дыбом. Тот, который напоминал ободранного кота, понял, что дело принимает странный оборот и, как подобает пугливому коту, сиганул в кусты и исчез.
