В камере раздался громкий смех. Смеялись долго.
– За что тебя, такого симпатичного, послушного, примерного ребенка, спрятали сюда? – продолжал Карась. – Ты ведь для нас всегда был живым примером подлости и гадости, все мысли и поступки у тебя были воровские.
Алексей рассказал свою историю.
– О, братан, дело принимает совсем другой оборот. Влип ты капитально, не завидую. Хана тебе! Как ты мог попасть по этой постыдной статье? По нашим законам таких, как ты, то есть осужденных за развратные действия в отношении малолетних детей и гомосексуалистов, опускают.
– Как опускают, куда опускают? – спросил ничего не понимающий Леша.
– Пацан, салага! Неужели тебе непонятно? Был ты Леша, станешь Леной…
– Че-о-о?! – воскликнул Суклетин, вытянув в изумлении физиономию.
– Через плечо! – сердитым голосом ответил друг. – Стало быть, пострадает твоя «девственница».
– Как это? – все не врубался Леша. После объяснения Карася смех в камере повторился. Однако Алексей долго не мог прийти в себя.
Карась без устали, целыми днями «воспитывал» Алексея, давал наставления, учил играть в карты.
– Учись, учись, дружище, играть в карты по-мастерски. Профессия в этих местах почетная и необходимая. Учись выигрывать, проигравший всегда будет за тебя пахать, будет твоим рабом, – твердил он.
Карась, играя в карты, своей ловкостью удивлял всех. Равных ему в этом деле не было. Разговаривал с сокамерниками на непонятном для Алексея языке. Друг разъяснил Лешке также и правила поведения в этих местах.
– Заруби, Леха-братуха, на носу: не вздумай опускать уши, иначе их откусят. При мне, конечно, не посмеют, но совсем скоро ты останешься один в этом волчьем логове. Видишь братву? Каждый из них не прочь тебя попробовать, побаловаться тобой. Нужно уметь отражать атаку этих волков!
Затем Карась стал учить защищаться. Показывая, как уложить с одного удара противника, учил принимать стойку, а также приемам борьбы и нанесения оглушительных ударов руками, ногами. У Алексея не получалось ничего. Сердитый Карась орал на всю камеру:
– Лопух, прижми подбородок к телу, нахлебник твой вышибут, правую ногу чуть назад, слегка согни, выпрямляя руку при нанесении удара, вкручивай на себя на сорок пять градусов, одновременно выпрямляй ноги, используй силу мышц спины. Нужно ударять, а не толкать! Удары должны быть резкие, четкие. Ну, ты, баран, зачем глаза-то закрываешь?
А у Леши глаза сами собой закрывались, особенно при появлении перед ним кулака.
Карась диктовал наставления:
– Ешь – потей, работай – мерзни, живи «мужиком» и не вздумай стать козлом.
– Как это? – спросил Леша.
Карась продолжал:
– Не вступай в актив, не выполняй требований начальства, постарайся примкнуть к ворам в законе, не вздумай держать связь с козлами-активистами, никогда не общайся с опущенными, отверженными, не стучи начальству. Тебя обязательно, если будешь держаться моих советов, заметят из окружения «законника», и ты внедришься в их ряды. Твое поведение должно быть только воровским, постарайся угодить «законнику», он – наш князь, глава нашего большого семейства. За предательство тебя не только опустят, но и после всего этого перережут горло. Поэтому держись подальше от активистов, начальства, всяких провокаторов, легавых, не иди с ними ни на какие аферы. Ты должен быть для окружения «законника» вне всяких подозрений.
Сообща, всей камерой, придумали для Алексея кличку – Аллигатор. Друзья расстались грустно, поклявшись, однако, что останутся преданными воровским идеям и будут поддерживать связь.
Алексей оказался в воспитательно-трудовой колонии для несовершеннолетних. Хотя Карась и рассказал ему о несладкой жизни за колючей проволокой, но для него она превратилась в сущий ад. Во-первых, долго спать не давали. Однако будить Лешу всегда было трудно, поэтому использовали разные приемы: то забивали нос зубной пастой, то стаскивали с койки. Когда долго не просыпался, ребята наносили «ласкательные» удары носками ног по мягкому месту. Был случай, когда ему забили нос пастой, а он, дыша ртом, спокойно продолжал спать. Тогда остатком «Поморина» ему забили и рот. Но Алексей, проглотив пасту, перевернулся лицом вниз и продолжал дрыхнуть.
Он пытался прикинуться больным, однако симулянта в медсанчасти сразу же раскололи. Добродушный доктор, положив руку на плечо Алексея, сочувственно произнес:
– Суклетин, ты ведь болен, тяжело болен, и болезнь твоя неизличима.
«Наконец-то! – подумал Алексей. – Обманул старика.» Между тем улыбка исчезла с лица доктора. Посмотрев на «больного», он изложил диагноз:
– Парень, ты страдаешь… хроническим воспалением хитрости!
Карась рекомендовал ему филонить, но здесь, однако, заставляли работать. И не только работать, но и выполнять план. Кроме того за семнадцать лет своей жизни ленивый Лешка сумел закончить лишь четыре класса. Поэтому его заставляли и учиться. К тому же требования к учебе были жесткие. Проходили трудные для Алексея дни, недели, месяцы. Он достиг совершеннолетия и был переведен в исправительно-трудовую колонию для взрослых, где был замечен одним из «авторитетов». Алексей сразу же втерся к нему в доверие. Стирал и гладил его грязные трусы, носки. Стал «шестеркой». Обязанности прислуги он выполнял с таким усердием, что работой его шеф не мог нарадоваться. Поведение своего холуя он оценил по-своему. По его мнению, из Суклетина в будущем мог бы получиться преданный, полезный для него человек. Он обратил внимание на высокий рост, длинные руки Алексея. Немного «дрессуры» – и готов хороший вышибала! Босс стал учить его азбуке бокса. Но очень скоро разочаровался в ученике: тот был крайне ленив. Сумел его кое-как научить лишь боксерской стойке. Кроме того ученик из-за трусости постоянно закрывал глаза. Как ни старался боксер избавить подопечного от дурной привычки – ничего не выходило.
Прошло два года. Отбыл свой срок Леха Суклетин и дождался долгожданной воли. Вышел он, спокойный и самодовольный, и не пацан уже, а настоящий мужик, прошедший огонь и воду. Теперь он сам, пожалуй, может кое-чему научить малолеток. А как сыпанет тюремными словечками – так все сразу и заткнутся.
Старуха Казань, ты все та же! Грязно-неумытая и разбитная. Правда, кое-где пивнухи позакрывали, да кое-кого из друганов нет. Спился Генка-слесарь, чахнет где-то в ЛТП. Да, плевать, другие найдутся… Все бабы наши будут! Да вот только мать–дура замучила: «На работу бы тебе, Лешенька!» Какая работа, к черту.
