Он вскрикнул лишь раз.
В следующее мгновение туман прошел сквозь него, пронзая тело горячими иглами и ножами, заполняя его огнем, льдом и кислотой, вгрызаясь в мысли алмазными зубами. Стайлз почувствовал, как его разум кипит и плавится, вытекает из глазниц холодным, дымящимся соком. Плоть рассыпалась в прах, и кости с сухим стуком упали на палубу.
Наступила тишина.
Возможно, Стайлз не запомнил названия судна, но оно сохранится в истории. Течением его вынесет из тумана, и люди будут помнить его название — «Мария Селеста».
Хотя Джордж Райан никогда раньше не был на борту корабля, если не считать лодочной прогулки по озеру, он сразу понял, что ему что-то не нравится в «Маре Кордэй». Опытный моряк сказал бы, что с ней что-то не так, но Джордж не был моряком, не служил ни в военном, ни в торговом флоте. Он провел три года в армии, вдали от воды, простым рядовым в инженерном батальоне. В непосредственной близости от океана он оказался лишь во время шестинедельного пребывания в Эдвардсе, штат Калифорния, где они перекладывали покрытие взлетно-посадочных полос. На выходные они с группой товарищей выезжали в Вентуру позагорать, поплавать и поразвлечься с женщинами. И все.
Поэтому в море он был впервые.
Деньги деньгами, но он уже решил, что это будет первый и последний раз в его жизни.
Они отплыли в шесть утра, около двенадцати часов назад, и поначалу Джордж расхаживал по палубе как бывалый моряк. Он повсюду замечал зеленые лица коллег: они почти сразу стали жертвами морской болезни. Все, кроме Сакса, который не раз бывал в открытом море. Сильные волны и жестокая качка не особо влияли на Джорджа. Конечно, ему было сложно ходить по спардеку не шатаясь, к большому удовольствию членов экипажа, которые казались воплощением равновесия и контроля над собственным телом, а в остальном все было в порядке. Зря волновался и беспокоился.
В отличие от остальных, Джордж не собирался поддаваться морской болезни. Он бы устоял, как Сакс. Джордж был крепким парнем, он бы всем показал.
В Норфолке вечером, накануне отправления, Сакс предупредил всех, что с первого же дня у них будут проблемы:
— Море превратит вас в младенцев. Когда покинем сушу, вы, сосунки, будете плакать и звать маму, выблевывая собственные кишки.
Но Джордж решил, несмотря на свой страх перед морем, что справится с тошнотой, лишит Сакса удовольствия. Он хотел доказать горластому мачо, что тот заблуждается.
И он сделал это. О да.
Во всяком случае, пока они не достигли так называемого Кладбища Атлантики, что напротив мыса Хаттерас, — района бурных течений и частых штормовых ветров. Здесь теплый Гольфстрим, стремящийся на север, встречается с холодными водами Арктики. Как масло и вода, смешиваются они не очень хорошо. Море словно взбесилось, «Мара Кордэй» ответила тем, что у моряков называется легкой качкой, но для желудка Джорджа это стало настоящим испытанием. Без лишних церемоний, его обед скоро попросился наружу.
После этого Джорджу, конечно, стало еще хуже.
У остальных к тому времени дела шли чуть лучше, но Джордж лежал на своей койке и чувствовал себя так, будто проглотил рой бабочек. Его мучила тошнота, прошибал пот, бил озноб, голова кружилась настолько сильно, что он не мог даже встать, чтобы сходить в туалет. К нему заглянул Сакс — грубое загорелое лицо расплылось в ехидной ухмылке:
— Что, уже не так крут, а, Джордж?
— Да пошел… ты, — борясь с рвотными спазмами, выдавил Джордж.
Сакс был его боссом, формально — бригадиром, и ему нравилось, когда с ним пререкались, его это веселило. Джордж предполагал, что знание того, на какие кнопки давить, чтобы вывести человека из себя, поднимало Саксу настроение. Вот что за парень был Сакс.
Помощник кока дал Джорджу кое-какие лекарства. Через пару часов стало немного лучше: он хотя бы смог сесть.
Чуть позже, цепляясь за стены каюты, как пьяный слепец, Джордж добрался до иллюминатора и посмотрел на море. Оно было относительно спокойным, и все же судно швыряло и качало, как вагонетку на американских горках, хотя, возможно, Джорджу это только казалось.
— Боже, во что я влез? — застонал он, откинувшись на койку.
Если бы ему не были так нужны деньги и банк не выкручивал ему яйца, он никогда бы на это не подписался.
Даже закрыв глаза и погружаясь в сон, он не мог избавиться от чувства, что что-то в «Маре Кордэй» ему не нравится.
— Хорошо идем, — сказал Кушинг, осматриваясь. Вода казалась почти черной под серым мартовским небом. — Полагаю, сейчас мы прямо над абиссальной равниной Хаттераса на краю Саргассова моря.
Фабрини вытер брызги воды с загорелого лица:
— Что, черт возьми, за абиссальная равнина, умник?
— Просто подводная равнина. Как на суше, только на глубине примерно в шестнадцать тысяч футов, — объяснил Кушинг.
Фабрини попятился от перил фальшборта.
— Черт, — воскликнул он, видимо испугавшись, что бушующая чернота сможет засосать его прямо с палубы.
Кушинг усмехнулся:
— Да. Я полагаю, Багамы и Куба сейчас к юго-востоку от нас.
— Куба? — переспросил Менхаус, прикуривая сигарету от окурка предыдущей. — Будь я проклят!
Кушинг крепко вцепился в перила, крепче, чем остальные: когда ему было двенадцать, старший брат ради шутки столкнул его с моста в воду. Высота была небольшая, футов двенадцать. Он не пострадал и выплыл на берег целым и невредимым, но с тех пор любые перила заставляли его нервничать.
— Эй! Парни! — рявкнул старший помощник капитана Гослинг, проходя мимо. — Осторожней там, ради бога. Одна хорошая волна — и ваши задницы окажутся за бортом этой посудины.
Они проигнорировали его предупреждение, словно опытные мореходы, ведь посвящение было пройдено: морская болезнь и все остальное. Теперь они тертые калачи.
— Не беспокойся насчет нас, — рассмеялся Менхаус.
Он всегда смеялся.
— Да, не переживай, — сказал Фабрини.
— Ага, конечно, — проворчал Гослинг. — А потом мне придется вылавливать ваши задницы, пока до них не добрались акулы.
Все рассмеялись, и Гослинг пошел своей дорогой, что-то ворча себе под нос.
— Думаете, здесь действительно есть акулы? — поинтересовался Менхаус.
— Нет, он просто несет всякую чушь.
— Есть здесь акулы, — сказал Кушинг. — Мы же в океане, разве не так? Они тут, наверное, кишмя кишат.
— К черту все, — выругался Фабрини. — К черту эту брехню.
— Я как-то читал одну книгу… — начал Менхаус.
— Ты читаешь?! — фыркнул Фабрини. — Не врешь?
Менхаус хохотнул:
— Нет, я читал книгу о кораблекрушении. Там парня всю дорогу преследовали акулы.
Тему не поддержали. Об этом никто не хотел говорить. Еще за неделю до отплытия кораблекрушение как идею затерли до дыр, и она осталась у каждого в мозгу черной, гноящейся язвой.
— Слышали когда-нибудь о парне-скоростреле? — снова ухмыляясь, спросил Менхаус. — Этот парень терпит кораблекрушение и оказывается на острове. Находит бутылку, открывает ее и выпускает джина, прекрасную блондинку, вроде той телки из сериала про джина. Она говорит: «Я исполню любое твое желание, хозяин». И парень отвечает: «У меня два месяца не было женщины, а ты такая красивая. Я хочу заняться с тобой любовью». Девушка-джин качает головой: «Это запрещено, хозяин». Тогда парень говорит: «А если по-быстренькому?»
