Кроме того, св. Августин пересматривает [свои] слова «Ты, Господи, который восхотел, чтобы истину не знал никто, кроме чистых», сказанные в книге «Монологи»[13], говоря так: «Можно ответить, что многие нечистые знают много истинного»[14]. Следовательно, многие нечистые видят истину, так что истинно то, что они считают истинным. Но только чистые сердцем видят высшую истину: «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят» (Мф. 5, 8). И согласно Платону, как указывает св. Августин в книге «Об истинной религии»[15], истина видна чистому уму (mens), и, соединившись с ней, душа становится блаженной. То же говорит Августин и в книге «О борении христианском»: «Тот, кто ошибается, думает, что знает истину, в то время как живет неправедной жизнью»[16]. Итак, существует иная истина, [отличная] от высшей истины, и ее видят нечистые сердцем.
Кроме того, сказано в Евангелии: «Тот, кто совершает истину, достигает света» (Ин. 3, 21). Совершает же человек некую истину, но никто не совершает высшей истины. Итак, есть истина, [отличная] от высшей.
Кроме того, из слов Августина в книге «О лжи»[17] можно сделать вывод, что истина двойственна: одна истина [дается] в созерцании, другая — в суждении. И ту истину, которая дана в созерцании, он предпочитает душе, говоря так: «Как душа должна предпочитаться телу, так и истина должна предпочитаться душе, поскольку душа жаждет ее не только больше, чем тело, но даже больше, чем саму себя»[18]. Но поскольку ничто не следует предпочитать душе, кроме Бога, очевидно, что истина, о которой здесь говорит Августин, есть Бог. Далее он не осмеливается предпочесть душе ту истину, которая дана в высказывании, но отмечает, что ее стоит предпочитать всему временному, говоря так: «Если кто-нибудь говорит, что следует любить истину, и не только ту, которая дана в созерцании, но и ту, которая дана в высказывании, потому что она так же истинна для своего рода вещей, не иначе, как с целью явить телесной деятельностью знание, которое схватывается и созерцается в душе, чтобы поставить истинную красоту веры выше не только золота, серебра, драгоценностей, имущества, но и всей временной жизни и любого телесного блага, я не знаю, умен ли тот, кто скажет, что он заблуждается»[19]. Здесь Августин достаточно ясно различает две истины, из которых вторую не осмеливается приравнять к душе, не говоря уже о том, что бы предпочесть ей [эту истину]. Но если бы он не верил или хотя бы сомневался, что истина суждения отлична от высшей истины, он не испытывал бы сомнений в том, что она должна быть предпочитаема душе.
Согласно же св. Ансельму, представляется, что не существует истины, отличной от высшей, и в своей книге «Об истине»[20] он заключает, что существует единая (unica) истина всех истин, и она является высшей истиной, так же как есть единое время для всего того, что совместно существует в одно и то же время.
Кроме того, правдоподобно, что, если истина некоего одного высказывания, каковое высказывание истинно по отношению к тварному, есть высшая истина и истина всех высказываний и всего, могущего быть высказанным, есть одна и та же истина, ничто, кроме высшей истины, не являлось бы [истиной] без начала и конца. Однако истина высказывания «семь плюс три равняется десять» есть [истина] без начала и конца, следовательно, эта истина есть высшая истина. С этим соглашается Августин в книге «О свободе воли», говоря так: «Семь плюс три равно десяти не только сейчас, но и всегда; и не было такого, чтобы семь плюс три не равнялось десяти и не будет такого. Итак, я сказал, что эта истина числа обща мне и кому угодно, кто умеет считать»[21]. Такая истина вечна и потому является высшей.
Точно так же без начала и конца истинно суждение «нечто было будущим»[22], истинное не иначе, кроме как благодаря своей собственной истине. Собственная же истина есть вечная и высшая. Аналогично и в случае условных суждений типа: «если есть человек, есть животное». Итак, согласно предположению, любая истина, могущая быть высказанной (veritas enuntiabilis), есть высшая истина. Также св. Августин говорит в книге «Об истинной религии», что «истина есть то, что обнаруживает, что есть [это]»[23]. Следовательно, собственная истина какой-либо вещи показывает ее бытие. Так как таково определение истины, то всякой истине свойственно демонстрировать, что есть [это]. Но та или иная истина не может демонстрировать ничего, кроме бытия того, истиной чего она является. Следовательно, если ничто иное, кроме как свет высшей истины, не раскрывает умственному взору бытие той или иной вещи, то нет истины, [отличной] от высшей.
Так же то, что свет высшей истины и ничто иное открывает взору разума, что есть [это], явствует из взглядов [писателей], тщательно исследованных св. Августином. Так, в книге «Пересмотры» он заново обдумывает то, что говорил ранее о мнении Платона относительно припоминания, и корректирует те слова: «По этой причине даже несведущие в каких-либо науках правильно отвечают [на вопросы], относящиеся к этим [наукам], ведь [ответы] им явлены, так как они способны равным образом постигать [науки] и с помощью света вечного разума, где и могут узреть неизменно истинное»[24].
То же и в книге «О свободе воли»: «Высшая истина раскрывает все блага, которые истинны... ведь как если среди тех, которые при солнечном свете выбирают то, на что охотно смотрят, и преисполняются радостью от этого зрелища, окажутся одаренные более здоровыми и сильными глазами, и для их взгляда не будет ничего более привлекательного, нежели само солнце, освещающее все, чем наслаждаются более слабые глаза, так же и сильный и ясный взор ума, многое и неизменно истинное постигающий разумом (ratio), направляет себя к самой истине, которая открывает [ему] все, и, укоренившись в ней, как бы забывает остальное, в то же время всем в ней наслаждаясь»[25].
То же и в книге «Исповедь»: «И если мы оба видим что истинно то, что ты говоришь, и оба видим, что истинно то, что я говорю, то, спрашиваю, где мы это видим? Ни я в тебе, ни ты во мне, но оба мы [видим это] в той неизменной истине, которая выше нашего разума»[26].
То же и в книге «О Троице»: «[Так же и] когда мы схватываем в простом понимании (intelligentia), за пределами умственного взора (super aciem mentis), невыразимо прекрасное искусство (ars) телесных образов. Итак, в той вечности, из которой происходит все временное, мы наблюдаем умственным взором форму, благодаря коей мы существуем и согласно которой мы правильным и должным образом совершаем нечто в отношении себя или телесного»[27]. То же и в «Трактате на Евангелие от Иоанна»: «Ни один человек не может сказать, что есть истина, если только он не освещается тем, кто не может лгать»[28]. Эти мнения очевидным образом доказывают, что все, известное как истинное, постигается как таковое в свете высшей истины.
