Объекты серой зоны не просматривались и не прослушивались. Такое допускалось крайне редко и указывало на серьезную крышу на самом верху; в этом случае не стоило проявлять излишнего интереса к закрытому объекту. В принципе, серую зону могла обеспечить и хакерская группировка — нетолерантный сектор, например, с самого начала был полностью непроницаем. Но подозревать в такой авантюре учебное заведение было бы более чем странно.
В результате мать заявила, что она и слышать больше не хочет об этой «мутной шарашке». Борис тоже склонялся к тому, что поторопился с выбором. Но сомнения от этого никуда не делись и подтачивали изнутри — что же все-таки с ним не так? По какому критерию забраковали его, отличника и призера олимпиад? Он привык быть победителем во всем, за что брался — и не мог смириться с внезапным поражением. Этот позор постоянно тлел в уголке сознания; нельзя было идти вперед, оставив его в тылу.
3
Борис позвонил Мите и договорился встретиться в кафе у института. Он не совсем понимал, как правильно сформулировать свой вопрос, и предпочел бы самостоятельно покопаться в справочной информации — но она, к сожалению, была недоступна. Его единственным источником мог стать лишь Митя — который, как всегда, опаздывал. Борис помнил об этой его черте, но надеялся, что институт делает студентов более собранными. Надеялся, как выяснилось, напрасно.
Присев за столик у окна, Борис ждал друга, не спеша потягивая яблочный сок из высокого стакана. Плавное течение его мыслей прервала вошедшая в кафе девушка. Стройная, идеально ухоженная и безупречно экипированная, она уверенно расположилась за стойкой, небрежно закинув ногу на ногу. Вид открывался великолепный, ни прибавить, ни убавить.
Слишком красивая, — подумал Борис с легким сожалением. — И откуда только такие берутся, может их в каких-то специальных инкубаторах выращивают? Тут мне явно ничего не светит; и хорошо, если просто отошьет. Но если скажет «мальчик», позора не оберешься. А жаль, такое милое личико, и ножки просто идеальные.
Он старался не смотреть на девушку, но взгляд то и дело непроизвольно соскальзывал в ее сторону. Наконец в дверях появился Митя и прервал этот навязчивый цикл.
— Привет! — протянул он руку. — Нравится?
— Привет! — Борис пожал протянутую ладонь. — Что нравится?
— Не прикидывайся, — усмехнулся Митя.
Отвечать Борис не стал, вопрос был риторическим. Он подождал, пока Митя усядется, и рассказал ему о своем провале.
— Главное — сочинение, прикинь! Откуда меньше всего ожидал подлянки! Ты же знаешь, у меня с ними никогда проблем не было.
— А какая тема?
— Описать то, что видишь.
— Стандарт! — кивнул Митя. — У меня было то же самое. И что ты написал?
— Про стол. Представляешь — там стоял настоящий деревянный стол, старый, с разводами. И на нем было пятно, как на Юпитере…
— Понятно, — перебил Митя. — Достаточно.
Борису показалось, что в его голосе он уловил то же разочарование, что было у экзаменатора. Он почувствовал внезапное раздражение.
— И что не так с этим столом?
— Дело не в столе. Ты честно описал все, как видишь. Но видишь ты мир как совокупность объектов в пространстве.
— А как еще можно его видеть? Ты-то сам про что написал?
— Про миг. Про встречу мгновения.
— Но как про это можно написать?
Митя пожал плечами.
— Это сложно объяснить. Ты же помнишь, у меня с сочинениями всегда было напряженно.
— Да не важно! — отмахнулся Борис. — Стол, миг — какая разница! Главное, я же все правильно описал, как учили. Красиво, согласованно…
— Ты не понимаешь, — перебил его Митя, — тут принципиальная разница. Мы встречаем мир во времени, а вы — в пространстве. Это базовая установка. Она и была здесь критерием отбора.
4
Митя говорил искренне и благожелательно, никакого желания обидеть у него не было и в помине. Но Борис сжался, как от удара. Он и представить не мог, что уже через год после расставания друг, не задумываясь, переместит его из группы «мы» в группу «они». Что он будет для Мити уже не своим, а чужим. Это было по-настоящему обидно.
— Понятно, — сказал он деланно-равнодушным тоном. — А «мы», надо полагать, это твой институт?
Борис надеялся, что друг смутится, поняв свою оплошность — но этого не произошло.
— Да, «мы» — это мой институт, — спокойно ответил Митя.
— Не такие как все? — спросил Борис уже с явной издевкой.
— Не такие.
Это было уже слишком, и Бориса прорвало. Он хотел бы говорить так же спокойно и отстраненно, как Митя, но язвительные слова сами слетали с языка.
— И чем же вы, такие инаковые, занимаетесь в своем институте? Что изучаете? Магию, телепатию, левитацию?
— Почти угадал. Только без левитации, конечно.
— Продемонстрируешь?
— Легко. Засекай время. Видишь мужчину с залысинами? — Митя сделал едва уловимое движение головой, указывая направление. — Через пару минут он подойдет к девушке, на которую ты весь вечер пялишься. Она давно уже этого ждет, и очень обрадуется. Они немного поворкуют и уйдут отсюда вместе. Не веришь? Хочешь — можем поспорить.
— Эта девушка?! С этим лысым?! — Борис очень выразительно выделил голосом слово «лысый», на миг ему даже показалось, что мужчина услышал его.
— С ним самым, — спокойно подтвердил Митя. — И не бойся, он нас не слышит.
— Я и не боюсь! — обиделся Борис.
— Да, конечно.
Борис хотел сказать что-то обидное, но пока он искал слова, мужчина с залысинами уже подсел к девушке. Они обменялись несколькими фразами, и вскоре он уже говорил что-то, наклонившись к ее уху. Девушка рассеянно улыбалась.
Вот черт, ведь угадал! — подумал Борис. — И как это у него получилось? Но это же значит, что, наверное, и я бы мог…
Митя посмотрел на него с улыбкой:
— А теперь ты думаешь: «А что, разве так можно было?»
— Неправда! — возмутился Борис, но тут же понял, что сейчас на его лице все написано открытым текстом, и его чувства легко считываются без всякой телепатии.
5
Студенческая жизнь подхватила и завертела; вскоре Борис перестал вспоминать и о Мите, и о его странном институте. Полтора года пролетели легко и весело, учеба давалась без проблем, и с новыми друзьями быстро нашлись общие интересы. С девушками тоже все складывалось просто, никаких обид и взаимных разочарований. Неудачи, конечно, были — но они не воспринимались болезненно; принцип «Нет? Ну и ладно!» надежно защищал самооценку. Все-таки провал с поступлением что-то надломил в нем, и с тех пор Борис старался не ставить целей, на пути к которым можно потерпеть поражение.
Все изменилось в апреле, когда в пестрой толпе студенток он заметил симпатичную субтильную первокурсницу. Заметил — но почему-то не подошел. Она казалась такой хрупкой, почти прозрачной, и трогательно беззащитной. Страшно дотронуться. Если бы заговорил с ней тогда — скорее всего, все сложилось бы с привычной простотой; но что-то его остановило. И вот теперь Борис порой ловил себя на странных мыслях — что губы у нее, наверное, сухие и горячие, и что ему все сильнее хочется дотронуться до ее губ.
