Он выпил водки, докурил,
И сделал шаг вперед,
Но не упал, а воспарил…
Никто так не умрет.
О чем ты хочешь помечтать,
Когда душа поет?
О чем захочешь закричать,
Когда она умрет?
О чем напишешь в тишине,
Под светом тысяч ламп?
Кого ты победишь в войне,
Если погибнешь сам?
На этот и любой вопрос,
Я дам тебе ответ:
Какое сердце ты пронес,
Такой ты человек.
И если будешь ты молчать,
Как мышка в сапоге,
Не сможешь внукам рассказать,
Ни слова о себе.
Мне бы кнопку нажать ядреную,
Снова, снова — так несколько раз!
Чтобы вбить в человечьи головы
Цены на нефть и газ!
Творить могу я ночью, при луне,
Под музыку Вивальди и Шопена.
Бумажный мой солдат с пером наперевес,
Шекспира Гамлет с буком на коленях.
В густом полумраке тенистых аллей
Крадется украдкой бандит–чародей.
Не нож и не камень несет он с собой,
А душу святую влачит за спиной.
В волнах из лунного тепла
Сиянье красоты.
В них я увидел сам себя
Чуть–чуть со стороны.
И я ослеп от простоты,
Отбросил камни вон.
Я на колени пал пред Ним,
Увидев Его трон.
Я закрываю глаза и пытаюсь проснуться,
Дробь барабанную слышу в ушах.
Если немного во сне повернуться,
Сердце останется в чьих–то руках.
Все так тягостно, уныло.
Небо вспорет самолет,
Смерть с собою он несет.
Вспашет землю вихрь осколков,
Кровью оросив слегка…
Где моя седьмая полка?
Что–то доля нелегка.
Вкуси пельменей, раб!
Отведай мяса сои!
Лапшой пластмассовой соседа угости!
А в миг уединенья погрусти…
Адское поле, гадам раздолье,
Падает доллар вниз.
Мне бы немного, мне бы в ладони…
А меня лицом о карниз.
Красное пламя — адское знамя.
Черный огонь зимы.
Земли пылают, небо рыдает,
Чудится смех Сатаны.
Ветер листает тихо тетрадь,
Строки заметно чернеют.
Слушаю музыку Моцарта.
Вспять течет время.
Грусть наполняет тяжестью место под сердцем,
Где томится душа.
Заряжен последний патрон.
Холодом смертным веет от стали.
Спущен курок —
Миг до забвения.
Возможно, насмешка судьбы.
Кончено дело.
Дрожит сигарета в руке.
Мысли чисты и невинны.
Пойду помолюсь.
Постой, дружище, погоди!
Не закрывай дверей!
В них ветер Моцарта играет
Смычком ушедших дней!
Холодно душе и телу,
Мыслей вьется круговерть.
Где же суть? И в чем же дело?
Как себя не обмануть?
Вихрь кружится в снежном танце,
Через пять минут льет дождь,
Лужи сохнут на асфальте…
В тишине сидишь и ждешь…
Может прыгнуть в этот омут,
Как стоял — и с головой?
Очень многие в нем тонут,
Но — огонь в душе живой.
Это пламя не погаснет,
Но его не удержать…
Холодно душе и телу,
Разучиться бы дрожать…
У меня есть плед дырявый,
Звезды видно сквозь него,
Иногда, ложась украдкой,
Закрываю им лицо…
Что мне снится в это время,
Вспоминаю не всегда.
Может, море по колено,
Может, просто ерунда.
Кровь и взрывы — это семя,
Урожай уже взошел…
Мужик ходит по посевам,
Садит лен — взрастает боль…
Как часто любим делать больно,
Но понимаем лишь тогда,
Когда порой весенней поздно
На нас не падает звезда…
Когда не смотрим вместе в небо,
Когда под сердцем чуть болит,
Когда наш разум воспаленный
О чем–то тихо говорит.
Когда душа кричит и рвется,
А нервы тренькают струной…
Тогда наш мир перевернется
И не узнает он покой.
Этот мир страдает проказой,
Люди — проклятье его.
Как чума иль дурная зараза.
Выжигаем дотла, не щадя ничего…
Три зеленых чертика
Прыгают устало,
Три белесых ангела
Бьют их чем попало.
Что же вы творите,
Дядьки седовласые?
Я же до чертей пил,
А вы их отдубасили.
Вот ведь поколение —
Пьем, а нам все мало…
Нас, похоже, тоже…
Надо «чем попало»…
Под черно–белым облаком,
На ярко–синем солнышке,
Я землю бороздил…
Поставил крылья серые
На мачту рыжеокую…
Поднял свои колеса
И громко полетел…
Рюмка за рюмкой, стакан за стаканом,
Уносят меня из проклятых земель.
Время не властно…
Жить ведь ужасно
Мне не хотелось теперь…
Туманны порождения моих усталых глаз,
Не дремлют наваждения, пока веду рассказ…
Но верю я в явления и верю в тишину,
Гляжу без сожаления в ночную пустоту…
Постой, Создатель! Останови планету!
Не удивляйся, просто больше нету сил…
Вокруг война и тянет дымным светом
От множества задушенных светил…
Не властно время над тобой,
Запомни сей секрет…
А будешь сомневаться, я не скрою:
Лишь после смерти осознаешь — его нет…
Ждешь, ждешь, ждешь, а оно не приходит…
Так всегда, когда жаждешь ответа.
Ты не жди,
Так лишь время уходит.
Ты — лишь камень, лежащий на водном пути…
Пусть думают враги — убит,
Пусть думают — пред смертью улыбаюсь,
Пусть думают — в кино снимаюсь.
А я пружина, я сжимаюсь,
И не улыбка это — просто скалюсь.
Мне друг сказал, что пахнет стих арестом…
Но что поделать — я сторонник рельсовой войны!
В груди, бывает, так защемит резко,
Что лишь Господь отводит от беды!
На пределе рвется тело,
От нагрузки мозг кипит…
Но не брошу это дело,
Ведь душа к нему лежит!
Хочешь, я тебя буду любить?
Хочешь, я тебя буду ждать?
Только мне обещай жить,
Только мне обещай дышать…
Я замечаю, как моргает свет,
Когда рядом садится ангел,
Но я разучился видеть,
Как падает снег,
И шрамами стали раны…
Пушистый белый снег,
В ледышках борода.
Как сердцу мил рассвет…
Привет, привет, Зима!
Иногда не хватает воздуха,
Хоть рубаху рви иль не рви.
То душа твоя просит отдыха
От «большой и светлой» любви…
В вихре взрывов не считают судьбы.
Холодна убийцы рука.
Как всегда, лжет правосудье,
Правит балом сам Сатана.
А народ… Что народ? Все быдло…
Ты его лишь лапшой накорми,
Вечерами липнут к корытам,
Протирая задами штаны…
Год за годом, мелькая, проходит,
Уже Раем считаем Ад…
Только ангел в форме не ходит
И дубинкой не бьет всех подряд…
В магазинах взбесились цены,
На зарплату не купишь еды.
А с экрана орет оголтелый,
Задыхаясь в брызгах слюны…
Завтра вешаться, вот, призывают…
Я попу задал лишь вопрос:
Мою душу потом отстирают,
Коль я мыло с веревкой принес?
А завтра снова, как вчера,
Услышу вой сирен…
Не подведи, прошу, рука…
Да будет тлену — тлен…
Хочется просто забыть о войне,
Призраки города видя,
Или пойти утопиться в вине,
Всех или вся ненавидя…
Как дивно пляшет эта тень
При свете фонаря.
И я скажу вам — этот день
Был прожит вновь зазря.
Во сне я вижу города,
Порой по ним брожу,
И в них теряю я себя,
Друзей не нахожу…
Каждый квадрат черно–белого мира
Выкрашен дивной мечтой сизокрылой.
Мечутся люди от стенки до стенки,
В поисках краски стирая коленки…
Я же смеюсь, попивая джин–тоник —
Каждый из них настоящий дальтоник…
