Я, комисcap пехотно-пулеметных курсов РККА Яков Спиридонов, с сегодняшнего дня принимаю команду над повстанческой бригадой деревни Ольховки. Оставшаяся в живых белогвардейская сволочь может передать своим недорезанным генералам, что деревня Ольховка является территорией РСФСР и всякое посягательство на нее будет караться смертью.

От обиды белые начали постреливать.

— Я негордый. Я лягу,- объявил Спиридонов и, действительно, лег рядом с пулеметом. Подполз Егор. Он задыхался и плакал.

—Ты что трясешься , дурашка? — ласково спросил Спиридонов. Егор поднял на него глаза и икнул. И еще раз икнул.

—Радоваться надо, Егор. Двое только оттуда ушли — офицерская лошадь, да ты.

—Их всех надо убить, — в беспамятстве сказал Егор.

— Всех не убьешь, -- задумчиво разъяснил Спиридонов.. — Мало нас, чтоб в атаку идти. Да и не поднимешь вас, лапотников. До темна постреляем, а ночью они уйдут. Человек двадцать уйдет. И офицер уйдет. Скользкий, подлец!

                                            * * *

Через Темный двор быстро шел деловитый Спиридонов, шел легко прихрамывая и размахивая листом бумаги. Подошел. Заглянул в окно. Анна сидела за столом с карандашом в руках — проверяла тетради, Спиридонов вздохнул, открыл твердым пальцем оконные створки и, положив руки на подоконник, а подбородок на руки, спросил заискивающе:

— Ты что делаешь, Аня?

— Дрова рублю, — ответила, не оборачиваясь, Анна.

— Я зайду, а?

Анна встала из- за стола, подошла к окну, сказала ненавистно:

— Я волнуюсь, я жду, я места себе не нахожу, а ты пропадаешь неизвестно где. Стрельба уже два часа как кончилась. Что я могу подумать? Если тебе недороги наши отношения, уходи сейчас же и не приходи больше.

— Ох, и страшная эта штука бабий гонор! Умный же ты человек, Анна, хороший товарищ, а несешь околесицу. Пока проводили их, пока проверял я, что и как- время-то шло. А теперь- вот я.

— Уж какая есть! -запоздало обиделась Анна.

— Кончили об этом. У меня к тебе есть просьба. Я здесь воззвание-послание сочинил, по смыслу все в порядке, но насчет ошибок сомневаюсь. Ты проверь, а?--Яков бережно положил на подоконник лист каллиграфически исписанной бумаги.

— Штаны ему стирай, ошибки проверяй. Давай бумагу сюда.

Анна взяла листок и отошла к свету, к лампе.

— Почерк у тебя какой красивый! Прямо готический шрифт.

Для общения необходима была близость, и поэтому Яков по забывчивости сиганул в окно. И, понятно, зацепился раненной ногой.

— Ой! — завопил он и сел на пол. Анна сказала презрительно:

— Как дитя! А еще людьми командует.

— Так не командую я тобой, прошу все время.

— Просишь, а все равно командуешь. — Анна села за стол и стала внимательно читать. Спиридонов тоже сидел — на полу — сидел тихо и подчиненно.

— Ошибок очень много, — огорченно констатировала факт Анна.

— А я что говорю. Ты ошибки исправь, я снова перепишу.

— Здесь и некоторые выражения не совсем правильные.

— Сути ты уж, пожалуйста, не касайся. Выражения все правильные.

— Синтаксически неправильно.

— Синтаксически — это насчет запятых? Ты их тоже исправь.

Анна вздохнула несильно и взяла карандаш Спиридонов сидел на полу и видел курчавый затылок, тонкую с ложбинкой шею, поднятые неширокие плечи.

—Завтра уедешь из деревни, — решил он вслух.

—Это почему же?

—Комиссара прятала ты, Аня.

—Я не комиссара прятала, я тебя прятала.

—А я комиссар.

—Ты — Яшка. Ты — мой Яшка. — Анна подошла к нему, и он встал. Она обняла его — они были почти одного роста — и замерла, прижавшись к нему. Он осторожно поцеловал ее в тонкую шею.

— Все будет в порядке, Аня. Только тебе надо уехать.

— А ты?

— Ну, я! Здесь другой разговор. Я воевать буду.

— И долго ты будешь воевать?

— До победы, Анна.

—А вдруг тебя убьют до победы?

—Не может того быть.

—Все может быть.

—Человека, который воюет за светлое будущее, не должны убить.

—Бог не позволит или Карл Маркс?

— Светлое будущее не позволит.

—Чье светлое будущее?

— Твое. Мое. Наших детей.

— Так ты за свое светлое будущее борешься. Не мало ли? Таких, как я, знаешь сколько? И все мы боремся за свое светлое будущее. За светлое будущее человечества.

—Кто это?-- спросили от двери. Они обернулись. В темном проеме стоял высокий, очень приличный господин в котелке и полосатых брюках.

—Эго Анна, учительница, — виновато представил Анну Спиридонов.

— Кто это? — повторил вопрос господин. Тогда Анна освободилась от спиридоновских рук, подошла к господину и поцеловала его в бородатое благообразное лицо.

— Здравствуй, папочка.

— Кто это? — в третий раз спросил Анин папа.

— Комиссар пехотно-пулеметных курсов Яков Спиридонов. Раненый, — представился Спиридонов, строго гладя на будущего тестя.

— Кем раненый? — папа изъяснялся пока только вопросами.

— Злодейской белогвардейской пулей, — преданный глаз Спиридонова подозрительно заблистал.

— Когда?

— Туг недавно белый офицер меня допрашивал. Все вопросы задавал. И так мне это надоело — сил нет. Может сядем за стол, посидим? Анна к тетке Дарье за самогоном сходит, а?

— Отец не пьет, — сухо предостерегла Анна.

— Это как же? Совсем и ничего?

— Совсем и ничего. Я — запойный, — грустно признался папа.

— Папа! — гневно воскликнула Анна.

— Что, дочка? Я так понимаю, что с будущим родственником познакомился. А зачем от родственника скрывать? — папа снял котелок, сел за стол, положил на клеенку тяжелые руки. Спиридонов сел напротив, помолчал недолго, потом решил продолжить беседу:

— Болезнь, переживания или так, от нечего делать?

— Я — портной, — раскрыл секрет папа.

— Понятно.

— Теперь ты допрашиваешь, Яша?- злобно осведомилась Анна.

— Простите. По батюшке не знаю как...

— Да что уж, Иваном. Ефим Иванович Алексеев. — Все разъяснилось, и Ефим Иванович приступил к делу. Собирайся, Нюра. Я за тобой.

— Куда, папочка?

— Домой. Время такое, что обязательно дома сидеть надо. Мать извелась, беспокоится. Ты одна у нас осталась, боимся мы за тебя.

— А другие где же? — неожиданно для себя спросил Спиридонов.

— Не твое дело, — грубо ответила Анна.

— Замужем старшие, замужем, — вежливо ответил Ефим Иванович.

— Анна, отец дело говорит: уезжать тебе отсюда надо.

— Когда, на чем?

— На телеге я, дочка. За поддевку тонкого сукна огородника Сигаева уговорил.

— Мы и не слыхали, как вы подъехали, — заискивающе сообщил Яков.

— А ваше дело такое было — не слышать ничего.

— Не говори пошлостей, папа, — приказала Анна. — Как же так, никому не сообщив, уехать. Что люди скажут?

— Я им все как сеть разъясню. Они поймут.

— Собирайся, Нюра.

— Вы идите на улицу, а я сейчас, — растерянно сказала Анна и заметалась по избе, ища чего-то, сама не зная что.

Ефим Иванович и Спиридонов вышли на крыльцо, и сразу же грубый голос поинтересовался из темноты.

— Скоро, что ль?

— Сейчас, Петрович, — ответил Ефим Иванович.

— Слушай, Ефим Иванович. Вы там берегите Анну-то. Она горячая. Ненароком выскочит когда не надо, скажет не то. Пусть дома сидит.

— Беречь-то для тебя?

— Для меня, для тебя. Просто надо беречь такого хорошего человека.

— Это ты мне, отцу, говоришь?

Анна сидела на телеге, а Яков шел рядом. Телега катила по белой во тьме дороге.

—Иди, Яша, - сказала Анна.

—Боюсь.

—Иди, иди. Все будет хорошо.

—А вдруг будет плохо? Как я тебя найду, когда увижу?

—Ты же за светлое будущее воюешь и победить хочешь. Всех победишь и найдешь меня.

—Я очень сильно люблю тебя, Анна.

Спиридонов приблизился к ней, и она его тайно поцеловала.

— Иди, — распорядилась она, и он остановился. Телега укатила в черную тьму. Вдруг Спиридонов закричал:

—Живете где вы, адрес какой?!

—Дворянская, номер тридцать шестой! —криком же ответил Ефим Иванович.

—Ишь ты! Дворянская! — не выдержал лирического тона Спиридонов.

—Так номер-то тридцать шестой! — разъяснили из темноты.

                                 * * *

Поручик Мокашев стоял перед разгневанным генералом (ротмистр Кареев был рядом с Мокашевым, но как бы и не с ним), и генерал бесстыдно орал на него:

— Вы шляпа, поручик! Дать уйти комиссару! С ума посходили все. Ни дисциплины, ни порядка, ни бдительности. Наконец! Вы в армии, черт вас побери! По вашей, поручик, вашей вине два уезда охвачены восстанием.

— Не понимаю ваше превосходительство, — признался Мокашев.

— И все ваш комиссар, которого вы упустили. Вам это понятно, поручик?

— Но не может бунтовать один комиссар в двух уездах.

— Вы на что намекаете?

— Я не намекаю, ваше превосходительство.

— Кокетка, белоручка, девственница из борделя, — генерал высказался и устал. — Будете ловить своею комиссара. Не поймаете — военно-полевой суд. Ротмистр Кареев постарается, надеюсь, вам помочь. Все. Можете идти.

Мокашев и Кареев по уставному сделали кругом и двинулись к дверям. Уже в спины им генерал сказал:

— Рассказывают, будто бы под комиссаром ваш конь, ротмистр. Правда ли это?

Кареев повернулся и ответил не по военному.

— Правда, Сергеи Бенедиктович .Вы хотите мне что-нибудь приказать?

— Идите, Валя. Так просто,к слову пришлось.

Мокашев и Кареев спускались по роскошной лестнице.

— Ловко ты меня, признался Мокашев.

— Выхода у меня не было, Юра.

׳--Понимать тебя -понимаю, но,наверное, подло это все-таки, а?

— Между прочим, Серж очень точно про тебя сказал. Девственница из борделя..Не находишь?

Тихо разговаривая, они вышли из штаба. Мокашев сощурился на солнце, надвинул на глаза козырек, осмотрел улицу и ответил:

— Не нахожу.

— И в поместье свое хочется, и вещички вернуть жаждется, и ручки в чистоте блюсти мечтается. Не выйдет, Юра. Придется ручки замарать.

— Придется, Валя. Комиссара вот ловить буду.

— Другой разговор. Пошли ко мне. У меня для тебя сюрприз.

Фланируя, они центральной губернской улицей направлялись в контрразведку. В дежурке Карссв приказал:

— Ганина. Найти немедленно, и ко мне.

В кареевском кабинете они скинули фуражки, расположились вольно.

— Хочешь, Юра, я скажу за что люблю тебя? За что не люблю — ты и так знаешь, — предложил Кареев.

—Трепать языком обязательно надо?

— Ждать надо.

— Тогда давай.

—А люблю в тебе, Юра, я свое продолжение, свое второе я. Вот я: в грязи, в крови по уши — палач, убийца, растленный тип. Но это только одна сторона. Вот я, — здесь Кареев навел палец на Мокашева, — интеллектуал, чистюля, борец за идеалы.

—Валька, ты, я помню, стихи сочинял когда-то, — перебил кареевскую тираду Мокашев.

— А я и сейчас сочиняю — похабные.

— Ну и как?

— Смешно получается.

В дверь постучали.

— А вот и сюрприз! -обрадовался Кареев. — Входи, Ганин. Входи, благодетель!

Вошел благодетель Ганин. Был он невысок, плотен, честен и добр лицом. То ли крестьянин, то ли из мещан — мелкая сошка.

—Здравствуйте, господа офицеры. Звали, Валентин Андреевич?

— Eсть у тебя, Саня, дурная привычка бессмысленные вопросы задавать. Раз искали, значит звали. Вот, Юра, забирай его с благодарностью и пользуйся.

—В ваше, господин поручик, распоряжение, следовательно, поступаю. Позвольте, имя-отчество узнать.

— Георгий Евгеньевич.

— Дело у нас какое будет, Георгий Евгеньевич?

— Комиссара по лесам ловить, господин Ганин.

—Это Спиридонова, что ли? Поймаем.

—Вы его знаете?

—Откуда? Документы посмотреть Валентин Андреевич давали. Храбрец, как я понимаю. Храбреца убить трудно, а поймать — можно.

—Каким это образом?

—К нему в отряд пойду. А потом и вас к нему приведу. С войском.

— Он, Юра, киплинговского «Кима» читал! — с гордостью доложил Кареев.

— А Ким-то при чем?

— Профессия все же одна у них.

— Как это одна? Ким — разведчик, а господин Ганин, как я понимаю, — провокатор.

— Вы, Георгий Евгеньевич, зовите меня Сашей. Или Шурой. Как вам удобней.

— На провокатора обиделись?

— Нет.

— Тогда ответьте мне на вопрос. Зачем вам все это?

— Ловкость свою проверяю. В наше время ловкость в жизни — самое главное дело.

— А как догадается Спиридонов и шлепнет вас без рассуждений?

— Недостаточно, значит, ловок я. Не для жизни сегодняшней.

— И долго еще свою ловкость проверять намерены?

— До установления порядка.

— Какого порядка?

— Твердого. При твердом порядке я со своей ловкостью хорошо заживу!!

* * *

— У тебя усталый вид, — сказала Георгию Евгеньевичу мама. В номере она поила сына чаем. Сын дико посмотрел на нее, потом вспомнил, что он сын, И ответил как положено:

— Дела, мама, дела. И заботы тоже.

— Вы же в резерве! со знанием дела удивилась мама.

—Самые дела и самые заботы в резерве. А когда уже стрелять начинают, тут не заботиться, тут убивать нужно.

— Юра, что ты говоришь!

— Занятие у меня теперь главное такое, мама, — убивать. И давай поговорим о чем-нибудь другом.

Елена Николаевна обиделась на минутку, а сын не придал этому значения: сидел развалясь, жевал без охоты. И мама сдалась.

— Ты знаешь, Лялечка здесь?

— Какая еще Лялечка?

— Господи! Да, Лялечка Каленич! Неужели забыл?

— Синельникова, — поправил он ее и, закрыв глаза, откинулся в кресле. — Значит, и Лялечка здесь.

Она была здесь. Она стояла в дверях зашарпанного номера и смотрела на него. Георгий Евгеньевич, бледный, подобранный, без фуражки, медленно склонил голову.

—Жорж! — невыносимо громким шепотом назвала она его.

Он поцеловал ей руку, а она поцеловала его в лоб.

—Как покойника, — догадался он.

—Как воскресшего, — возразила она.

...И осень в Летнем саду. На вас белая меховая шапочка и желтый лист падает на белый мех. Концом зонтика вы пишете на влажном песке «Жорж, Жорж» и зачеркиваете написанное. И вы спрашиваете: «Навсегда?» И я отвечаю: «Навсегда!» Оказалось — не навсегда.

Они сидели за столом, и она, потянувшись к нему через стол, погладила его по щеке. Щека под ее рукой пошла нервным тиком.

—У меня разбилось сердце, и это было дивно, — вспомнил он, улыбаясь.

— А у меня оно остановилось, застыло, замерло навсегда. Оказалось — не навсегда.

— Ольга, вы прекрасны, — сказал Георгий Евгеньевич. Она была, действительно, прекрасна.

...Она спрятала лицо у него на груди и заплакала. Он успокаивал ее, гладя рукой по длинной шее, по обнаженным плечам. Они лежали в постели и, усталые, снова разговаривали.

—Я была тогда старше тебя на пять лет, Жорж. Теперь — на десять.

—За два года я постарел на двадцать лет. Не будем считаться, Ольга. Я много, много старше тебя.

—Люби меня, Жорж, ладно? Люби меня, я очень-очень тебя прошу.

—У меня кроме этой любви в жизни ничего нет. Что мне остается делать, как ни любить тебя?

— Это правда? Это правда? Это правда? — спрашивала она и целовала его в плечо, в шею, в грудь.

...Среди ночи он проснулся, ощупью нашел на полу бутылку, отхлебнул из горла и, гремя спичками, закурил. Обозначенный в темноте красным папиросным угольком, прошел к окну. Упершись лбом в черное блестящее стекло, спросил сам себя:

— Что делать? Что делать?

—Накинь на меня одеяло, Жорж. Мне холодно, — попросила из постели Ольга.

                                                                    * * ★

Их было пятеро верхами. Митяй, Миша, Егор, Александр Ганин и, впереди на породистом кареевском жеребце, Спиридонов. Они неторопливо следовали широкой улицей большого села, и сельские жители с уважением рассматривали их. У крыльца волостного правления Спиридонов остановился и спросил у негустого кружка землепашцев, стоявших тут же:

— Звали, мужички?

— Расспросить тебя хотели, — объяснил сразу же подошедший к Спиридонову степенный мужик.

— Ты что — за главного у них? — поинтересовался Спиридонов и слез с коня. Спешились и остальные. Александр Ганин принял спиридоновский повод.

— Не главный я. А так... неробкий.

— Говори, неробкий. Только смотри, чтоб не заробел у меня.

— А ты меня пугать будешь?

— Это уж как ты себя поставишь. Ну, задавай вопросы,не томи.

— Вопрос первый и главный, — объявил степенный мужик и, помолчав значительно, продолжил: — какой такой есть смысл крестьянину с твоего восстания?

— Восстание, допустим, не мое, а ваше. А выгода с него вам самая прямая: наш революционный отряд защищает крестьянство от незаконных поборов белогвардейской сволочи.

— Значит, будем красных ждать, чтобы красные отобрали.

— Мы свое обязательно возьмем,--согласился Спиридонов. — Нам побеждать надо. Так ведь лучше один раз дать — нам, чем дважды — им и нам. Выгоду свою понимаете, граждане мужики?

Толпа к этому времени собралась, порядочная: подтянулись к крыльцу и старые, и малые, и любопытные бабы.

—Хваткий какой!- раздался восхищенный бабий голос. И тотчас из толпы выскочил вьедливый маленький мужичонка — местный, видимо, говорун.

— А если белые, к примеру, тебя побьют? — радостно воскликнул он.

— Типун тебе на язык! — злобно ответил Спиридонов. — На глупые вопросы не отвечаю. Умные вопросы имеются?

— Ты разумно нам ответил, — подбил бабки степенный. — Теперь вот только как на духу скажи: Красные победят?

— Это я вам обещаю.

— А теперь вопрос окончательный. От нашего тутошнего деревенского общества тебе надобно что?

— Надобно, мужики, надобно, — Спиридонов снова возвысил голос. — Оружие нужно, оно у вас есть, закопано по огородам, знаю я вас. И бойцы мне нужны. Конечно, наш отряд добровольный, у нас все по доброй воле. Вот даже человек из города имеется, доброволец. — Спиридонов слегка отодвинулся, показывая мужикам малозаметного Ганина. — Так что я вам советую выделить мне в отряд пятерых, которые помоложе. Добровольно.

Толпа загудела. Спиридонов стоял, слушал гул.

—Можна, — поразмыслив, сказал степенный мужик.

—А если согласные, завтра к вам Миша придет. К его приходу чтобы все готово было. Миша ,покажись.

Миша выступил вперед и стал рядом со Спиридоновым.

—Уговорил! — озорно взвизгнул все тот же бабий голос.

Спирпдонов пошарил глазами по толпе, сказал сурово:

—Нам пора, мужички. — И пошел сквозь толпу — сдержанный,строгий,неподступный. Толпа уважительно притихла. Краем глаза определив ядреную бойкую бабенку, Яков неожиданно и ловко прихватил eе за бока.

— Бесстыдник! — с удовольствием заверещала бабенка. — Охальник! У тебя ж учителка есть!

— Учителка! — передразнил ее Спиридонов. — Я что, для себя стараюсь? Для твоего ж, бабочка, удовольствия. И обществу уважение оказать.

Общество Спиридонова одобряло.

—Учителка!-- раздраженно бормотал Спиридонов, вскидываясь в седло.

—Учителка! — бормотал Спиридонов, выезжая из села.

                                           * * *

Землянка была на небольшом сухом острове среди глухих и тяжелых болот. Рядом с землянкой росла единственная на острове сосна, а под сосной, закинув руки за голову, лежал Спиридонов. Подошел к нему Ганин, сел рядом.

—Хорошо-то как, Господи! Трава пахнет как! — сказал, не поворачивая головы, Спиридонов.

—Уж куда лучше! -ворчливо отозвался Ганин. — Не понять: отряд у нас или монастырь на болотах.

—Воевать хочешь, Саня? — полюбопытствовал Спиридонов.

—Действовать хочу. А ты ждешь. Чего ты ждешь, Палыч?

—Подходящего момента жду. Твои люди в городе, насколько я понимаю, тоже ждут?

— У них руки связаны.

— А вот мы им поможем развязать.

Ганин покосился на Спиридонова и спросил осторожно:

— Значит, мне скоро в город идти?

Спиридонов встал.

— Пошли в землянку.

Они спустились по ступенькам в низкую и просторную землянку, скверно освещенную малым окондем. Миша с Егором играли в подкидного дурака.

— Ну, штаб, давай заседать, — приказал Спиридонов и сел за стол.

— Жить нам в одиночестве уже никак невозможно. Сегодня Александр с Егором идут в город. Александр со своими договорился о совместных действиях: что, когда, зачем, Егор — наш полномочный представитель.

— Яша, а может не надо? — робко спросил Егор.

— Что не надо?

— Ну, какой я представитель? Я и не представитель вовсе.

— Да ты что, лапотник?! За дурака меня держишь?! — мгновенно ощерился Спиридонов. — Нашкодил, а теперь на болотах отсидеться желаешь?!

И успокоился. И уже Ганину.

— Долго его в городе не держи: ему опасно, его Кареев в лицо знает.

Егор тоскливо вздохнул.

— Понимаю, Яша, понимаю, Ганин был серьезен и деловит, — а то вместо Егора Михаила возьму?

— Возьмешь, что дают, строго определил Спиридонов, —пойдет Егор.

— Дело твое, ты командир,--согласился Ганин.

—Это верно, я командир,-- вдумчиво произнес Спиридонов.

Помолчали.

— Что ж тянуть. Мы пойдем? --предложил Ганин.

Егор тоже встал. Подошел к нарам, влез в пиджак, натянул картуз.

— Прощайте, братцы. Авось вернусь.

— Робеешь, что ли? — заинтересовался Миша.

— Тоскую чего-то.

Встали все.

Встал и Спиридонов.

— Ну, с Богом, — сказал он.

Бога нет, — возразил Ганин и похлопал Егора по плечу, пошли мол.

—Точно знаешь? — спросил Миша.

—Уж куда точнее.

Они — Егор и Ганин — пошли к выходу.

—Егорушка, просьбу мою не забудь, — тихо напомнил Спиридонов.

—Все сделаем, — выходя пообещал Ганин.

—Шибко ловкий этот губернский представитель, — резюмировал Миша.

                                                      * * *

А Егор и Ганин уже полем шли.

—А ты молчишь,помалкиваешь,--решил начать беседу Ганин.

—Не о чем мне с тобой говорить.

—А о бабах.

— Никого у меня нету.

— Так не бывает, браток. У меня, например, хорошая бабенка. Белошвейка, по домам шьет.

— Отстань от меня, Александр, а?

— Да никак тебе страшно, Егор?

— А тебе весело?

Егор вдруг- остановился.

— Весело невесело, а все как надо идет. И мы идем. Шагай —вышагивай, дело наше такое. — И по-доброму мягко ладонью подтолкнул Егора — иди, мол.

—Александр, я в город не пойду.

—Что так? — мягко спросил Ганин.

—Не могу.

—Можешь, Егор. Скажи себе: идем, Егор. Никак нельзя не идти, Егор. И сможешь.

— Я как под пулями полежал, — захлебываясь, начал объяснять Егор, — так вот здесь (он положил себе ладонь чуть повыше живота) лопнуло что-то. И шатает и мотает меня с тех пор, как бы тошнит все время.

Помолчали оба, думая.

—Раньше я  отчаянный был! — с горечью продолжал Егор. — Никого не боялся! А теперь всего боюсь. В отряде Спиридонова боюсь, сейчас офицера того, перед которым ломался, боюсь.

—Чепуха все это, Егор. Мнение это.

— Александр, я в город не пойду.

— Ты, браток, пока не шуми, на открытом месте руками махать нам не резон.

Под кустами в тени, Ганин и Егор прилегли, отдыхая.

Ганин вяло кусал от краюхи, поглядывая на Егора, ждал.

— Кончилось бы все скорее, — с сердцем сказал Егор.

— Победит всех наш Бова-королевич, тем и кончится, а то его победят — и тоже конец.

— А мне, что так, что этак. Все равно плохо.

— Да, Яша цыкает на тебя, будто ты его личный холуй.

— Так знает, что деваться мне от него некуда. Потому и вьет из меня веревки, как хочет.

— Это почему же?

— Кровь на мне, солдата того кровь. Дорога мне в другую сторону заказана.

— А если от крови отмоешься?

— Воды такой нет, — и Егор с надеждой посмотрел на Ганина.

                                      * * *

— Ну, —спросил Кареев. В своем кабинете он сидел почетным гостем — верхом на стуле, положив подбородок па спинку его. За столом был Мокашев.

— Здравствуйте, ваше благородие,-- Ганин не торопился.

—Здравствуй го, господин Ганин,--холодно поздоровался Мокашев.

—Ты, Саня, свои шутки брось.По делу пришел-дело давай, -трудно произнес Кареев(мешало то,что подбородок лежал на спинке стула).

—Вот я,живой.И все дело.

—Надо понимать так,что связь губернского пролетариата с отрядом Спиридонова налажена?-спросил Мокашев.

   --А есть он здесь,бунтующий пролетариат?- вопросом на вопрос ответил Ганин.

—К большому моему сожалению есть,-- подтвердил наличие бунтующего пролетариата Кареев.-- Только тебя вот про этот пролетариат спрашивают,-- и Кареев большим пальцем через спинку стула указал на себя.

—Ну, с ним пролетариатом у Спиридонова связь крепкая, — весело сказал Ганин.

—А мне он показался неглупым парнем, — признался Мокашев.

—Надеялись, что шлепнет меня Спиридонов?

—Зачем так — надеялся, скажем — опасался.

—Он не дурак, Георгий Евгеньевич. Хвастун немного — это конечно. А так — ловок, стервец.

—Он ловок, ты ловок, не много ль ловкачей, Саня? — Кареев слез со стула, подошел у Ганину, положил руки ему на плечи, рассмотрел  глаза.

—Я для вас ловчу, Валентин Андреевич.

—Ладно, — Кареев подумал и добавил: — Верю. Теперь по порядку.

—Взять их на болоте, в их берлоге, когда они отрядом, нету никакой возможности. Перекрывают единственную тропу — конец,к ним и на козе не подъедешь. Да, и не отряд страшен. Не будет Спиридонова, мужики сами по деревням разбегутся. Спиридонова одного брать надо. Или убить.

Читать книгу онлайн Победитель - автор Анатолий Степанов или скачать бесплатно и без регистрации в формате fb2. Книга написана в 1994 году, в жанре Советская классическая проза. Читаемые, полные версии книг, без сокращений - на сайте Knigism.online.