За отданные государству сутки в пресс-службе Главка обычно давали – день отсыпной, день выходной. Если учесть, что потом будут как раз суббота и воскресенье, то набиралось достаточно.
– Так куда ты собрался-то, Саныч? – Головин вытянул из банки волокнистый кусок животного происхождения, понюхал и с сомнением запихнул в рот: что же делать, закусить-то надо… Консервы остались от неприкосновенного запаса, выданного на последнюю поездку в Чечню. Впрочем, судя по маркировке, готовили их ещё во времена Карибского кризиса.
– В Новгородскую…
– На лося?
– Ага! Мужики наши все уже оформили, с егерем договорились.
– Хорошее дело, – понимающе кивнул Головин. В прошлом году он и сам ездил на открытие охоты, но теперь не получилось. – Еще?
– Ну, давай уж – допьем. Не оставлять же!
После третьего тоста поступило предложение добавить. Виноградов отказался. Хозяин и не настаивал: служба есть служба.
– Тогда – чаю… Сейчас покрепче заварим.
– Хорошо тут у вас!
Пресс-служба теоретически относилась к аппарату Главка, даже обслуживалась соответствующими кадровиками. Поэтому, отношение к её сотрудникам у районных оперов и личного состава боевых, «окопных» подразделений было соответствующим.
Впрочем, лично майору Виноградову с их точки зрения прощалось многое… И в первую очередь, благодаря бурной и не всегда безупречной с позиции закона милицейской биографии, обросшей за последние годы героическим шлейфом преувеличений и откровенного вымыса. На определенном этапе даже сам Владимир Александрович увлекся погоней за лаврами новоявленного барона Мюнгхаузена – и теперь пожинал плоды… Справедливости ради стоит отметить, что реальные похождения нынешнего старшего референта милицейской пресс-службы были куда интереснее.
Интереснее и страшнее, чем то, что с ведома и одобрения майора описал в своих книжках известный питерский литератор из бывших ментов.
– Саныч, мы когда виделись-то с тобой в последний раз? В девяносто втором?
– Не помню, Вадик… Точно! Осенью.
– Ты тогда ещё из Приднестровья вернулся.
– И мы твою третью звездочку обмывали…
Прошлое, особенно под водочку, вспоминается, с некоторой грустью. Плохо, когда нечего впомнить… Но не дай Бог, если и все хорошее остается только в прошлом!
Вадик Головин с тех пор женился, получил диплом о высшем физкультурном образовании. Перевелся в транспортный ОМОН на должность зама по спецподготовке, где имел теперь контузию, две медали и отличную служебную переспективу.
Владимиру Александровичу тоже за эти годы скучать не пришлось…
– Саныч, это правда, что тебя увольняли?
– Правда.
– И про Югославию? И про Америку?
– Почти…
Капитан вздохнул и поскосился на свои огромные кулачищи:
– Везет же! А мы тут все больше… Если к морю командировка, то к Белому, если на юг – то Кизляр или в Грозный куда-нибудь.
Насчет везения Виноградов мог и поспорить, но не стал. К примеру, из Штатов его возвращали в наручниках… А что касается Кавказа, так ещё неизвестно, кому из них после начала войны пришлось бывать там чаще. Стоило сменить тему:
– Слушай, а где Димка? Забыл фамилию – такой, со шрамом…
– Убили. Под свои вертолеты попал, по дороге к Шатою. Еще в самом начале.
– Жаль… – в подобной ситуации любая реплика прозвучала бы не умнее.
– Игоря не забыл? Соломатина? Инвалид! На одной ноге теперь прыгает.
– Тоже Чечня?
– Нет, здесь. Он уволился в позапрошлом году, работал с какими-то бандюганами: цепь на шею, радиотелефон, БМВ-»пятерка»… Вот под эту «пятерку» бомбу и подложили – двух прохожих насмерть, а его в Медицинскую академию.
– Где найдешь, где потеряешь… Лысенкова помнишь? Я вас знакомил как-то на Морском вокзале. Из ОБХСС, он потом в налоговую полицию перевелся…
– Помню, как же! Он ещё после сына ко мне водил – в зал борьбы, на «Динамо». Точно?
– Точно… Погиб прошлой осенью. В отпуск ехал… В поезде вступился за бабу какую-то – и все!
– А Егорова из разведотдела «погранцов» – мы с ним на первенстве города выступали – в Душанбе, прямо на базаре! Сопляки какие-то в тюбетейках…
Хозяин с досадой поднял пустую бутылку:
– И помянуть ребят нечем! Сказать, чтобы «уазик» сгоняли?
– Ну, вообще-то…
Определить свою позицию Владимир Александрович не успел. В дверь просунулась мятая голова дежурного:
– Товарищ капитан! Управление… Вроде, заявка.
– Блин… Щас разберемся, Саныч.
– Я схожу, отолью? – Виноградов встал одновременно с хозяином.
– Давай! Знаешь сам,где…
Кабинет все трое покинули вместе. Проходя по пустому, почти не освещенному коридору, Владимир Александрович услышал через полуоткрытую дверь «дежурки»:
– Ответственный по резерву капитан Головин…
Почти весь наряд собрался в некоем подобии холла – тут стоял телевизор и позаимствованный в уголовном розыске видеомагнитофон. Крутили, естественно, боевик.
Только двое или трое предпочитали активному отдыху пассивный – зато храп их, доносящийся из-за фанерной перегородки, временами перекрывал все иные звуки.
Туалет оказался на удивление грязным…
– Чего там, Вадик?
– Заявка!
Кто-то забыл выключить «видик», и теперь Брюс Уиллис выделывал свои нерукотворные чудеса перед пустыми стульями – личный состав уже стремительно перекочевал в оружейную комнату.
– Большая? А куда?
– На всех! По усиленному варианту… Сейчас приедет Тушин, поставит задачу.
– Я с вами, – это вполне можно было считать профессиональной удачей: вместо банального очерка о милицейских буднях предстояло нечто вроде остросюжетного репортажа. Может быть, даже не потребуется ничего высасывать из пальца на согласованный с «Криминальным обозрением» обьем в половину газетной полосы.
– Как хочешь, – пожал плечами Головин. Сейчас ему предстояли заботы поважнее, и гость не обиделся. – Ляпа! Какого… ты возишься? Где этот, блин, Михалков-Кончаловский? Бондарчук, блин.
– Я здесь! – Одному из бойцов автомат не полагался. Вместо него он тащил на себе: санитарную сумку, мешок пиротехники, мегафон и главное – видеокамеру черном футляре.
Приказами МВД предписывалось всегда и в обязательном порядке документировать противоправные действия преступников и героизм сотрудников специальных подразделений. Это в гражданской жизни оператороов и режиссеров обучают годами – в органах внутренних дел теперь зачастую обходились даже без подготовительных курсов.
– Слышь! Помоги застегнуться.
– Чей баллон с «черемухой»? Кто оставил? Шак-калы…
– Гады, пожрать не дали!
Вокруг шла нормальная суета поднятого по тревоге боевого подразделения – в меру бестолковая, с чуточку более громкими, чем обычно репликами и немного нервными смешками.
Виноградов вдруг вспомнил, что не вооружен…
– Ну чего, ребятишки? Как настроение? – сегодняшний ответственный от руководства Тушин был дураком и трусом.
Все это знали, но поделать ничего уже оказалось нельзя – к сорока с небольшим Тушин успел-таки дослужиться до подполковника и занял в штатном расписании транспортной милиции должность, с которой выпихнуть его не смогла бы ни одна министерская комиссия.
– Чего нерадостные такие?
Молчание затянулось и за неделикатный свой личный состав подать голос вынужден был сам Головин:
– Все в порядке, товарищ подполковник! Готовимся… морально.
– Это хорошо… А вы здесь – что? – он только сейчас заметил в полумраке автобуса Виноградова.
– Соответственно предписанию Главка! – парировал искушенный в аппаратных игрищах Владимир Александрович. В такой ситуации главное – напустить на себя побольше загадочной многозначительности: уточнять не решатся, а уж прогнать тем более.
Формально, Управление территориальным органам не подчинялось, но какие-то слухи о похождениях бывшего «транспортника» Виноградова неминуемо достигали и ушей подполковника. Поэтому он предпочел не связываться и сделал вид, что в курсе:
– Прошу товарищей офицеров пройти со мной. Побеседуем!
После первых же слов Тушина стало ясно, что всякие надежды на учебный характер тревоги можно оставить в прошедшем времени.
– Значит, такие дела…
Час назад на связь с диспетчерской речного порта вышел теплоход «Писатель Чернышевский». Капитан доложил, что группа пассажиров вскоре после выхода с Валаама учинила на судне пьяный дебош. Есть пострадавшие среди граждан и членов экипажа. Требовалась помощь… На середине фразы разговор прервался и на вызовы с берега больше не было никакой реакции.
