Думая об отличительных чертах Люси, он не переставал восхищаться ею. Однако это отнюдь не мешало ему производить и другие оценки. Он почти не отрывал взгляда от черного корсажа мадам Лабусс, когда та, миновав галерею, начала спускаться по широкой лестнице. Как только они оказались внизу, ему стало совершенно ясно, что он должен идти рядом с Доротеей, а не позади. Сожалея об этом, он медленно двинулся в ногу с ней, попыхивая сигарой, а она тем временем рассказывала ему о саде.
— Как видите, у нас только один фонтан. Мы намеревались построить их целый каскад, чтобы они спускались вниз по уступам. Вам, конечно, известно, что к большинству плантаторских домов Луизианы ведет аллея виргинских дубов. А вот, например, в Эшланде сады террасами спускаются к реке, и подъехать к ним можно через красивую рощицу, расположенную сбоку.
— Да, с реки я неоднократно обращал внимание на это зрелище и всегда восхищался им.
— Когда нас с мужем пригласили в гости в Эшланд, мы увидели все это своими глазами вблизи, — отозвалась мадам Лабусс. Ей явно хотелось дать понять постороннему человеку, что когда-то она была вхожа в дом Дункана Кеннера, который являлся посланником в Европе у Джефферсона Дэвиса[9] во время Конфедерации. Ведь наступившая война и ее последствия изолировали мадам Лабусс, хотя социального статуса она не лишилась. И, вероятно, поэтому она решила снова привлечь внимание Клайда к дому. — Как я уже говорила, мужу не хотелось, чтобы этот дом был похож на другие, дом должен был стать единственным в своем роде…
— Каков он и есть в действительности! — перебил ее Бачелор.
— Но все равно муж чувствовал себя на земле иначе, чем на реке… Так или иначе, ему не удалось воссоздать в этом доме атмосферу, подобную той, что есть на пароходах. Каким бы он ни был богатым и изобретательным, он не мог цветочными клумбами воссоздать подобие волн и течений!
Она откинула голову назад, ибо впервые за весь их разговор рассмеялась. Звон сережек слился с ее звонким смехом и оказался весьма приятен. Ее волосы пришли в легкий беспорядок, и она изящным движением поправила их. Клайд заметил, что это движение не лишено кокетства.
— Так вот, мы с мужем решили сделать все так, как нам было привычно, — продолжала она. — Нам захотелось напомнить себе о наших счастливых днях во Франции, то есть иметь наш собственный Сен-Клод здесь, на Миссисипи, но в то же время мы не собирались рабски копировать французский сад. Нас вдохновляли и местные удачные образцы, как, например, в Эшланде. Но нам хотелось превзойти их. Захотелось иметь нечто сногсшибательное. Чтобы в этом краю выросли редкие деревья и расцветали многочисленные экзотические цветы. Чтобы всех ошеломить. Нам хотелось, чтобы от террасы к террасе с гордым видом прохаживались павлины! Еще мы хотели, чтобы у нас здесь был лабиринт…
Наконец-то она сказала хоть что-то, что он мог мысленно себе нарисовать. Клайд признался, что никогда не был во Франции и ни разу не видел Эшланд глазами почетного гостя, как она, наверное, догадывается. Он совершенно не разбирается в благоустройстве садов и парков, имеет весьма слабое представление о лабиринтах, террасах и фонтанах, редких деревьях и экзотических цветах. И, конечно же, ничего не знает о павлинах. Но вспомнил, где их видел. Действительно, их переливчатые радужные перья украшали разноцветные фрески дома и, казалось, все время быстро меняли цвета, как в калейдоскопе. Он взглянул на неухоженную полосу травы, позолоченную лучами солнца, и вдруг словно наяву представил себе этих царственных птиц, степенно расхаживающих здесь, к радости детей Люси…
— И вы не тоскуете по Франции? — неожиданно спросил он.
— Я не тоскую по Франции! Мсье, да как вы только можете задавать подобные вопросы? Знайте же, что бывают дни… и ночи… когда мне кажется, что я умру от тоски по ней!
Вот и раздался крик души. Непритворный. Она больше не вставала в позу, не лукавила, не старалась произвести на него впечатление страданиями, разбитым сердцем и своими достоинствами, на которые якобы некому обращать внимание. Сейчас она без всякого жеманства, искренне призналась в том, что одинока, причем одинока на чужбине.
— Тогда почему бы вам не вернуться туда? — все так же резко спросил он.
— Почему я не возвращаюсь? И снова скажу вам: как вы можете спрашивать такое? Неужели вы считаете, что, если бы я смогла найти человека, который купит этот дом, я осталась бы здесь хоть ненадолго? Я солгала вам, когда говорила, что люблю этот дом. Да я ненавижу его! Однако не могу покинуть. Это уже не богатая плантация, мсье, и если вы подумали обратное, то глубоко заблуждаетесь. Но она все-таки дает мне кое-какие средства к существованию. А других у меня нет. Я… я была небогатой девушкой. Моя семья ничего не смогла сделать для меня. Даже дать мне нормальное приданое. Мой муж взял меня без всякого приданого — по любви. И этот дом, который он выстроил, — единственное, что у меня осталось.
