— От…пу…сти, — сипло произнес он. — Я… за…ды…хаю…
Не слушая его, бабушка сжимала пальцы все сильнее, и все истеричнее слышался ее хохот. От нехватки воздуха голова отчаянно кружилась, а в самой голове что-то стучало, словно по ней били молотом. Тошнота волнами подкатывала к горлу и застревала там потому, что само горло, как ремнем, было перетянуто тугими сильными пальцами. Миша понял, что умирает, и тут… проснулся.
Все тело было мокрое, голова раскалывалась, и, самое главное, по-настоящему сильно тошнило.
«Будь оно все проклято, — подумал болезненно он, — какой пакостный сон».
Как только сонная одурь стала покидать тяжелую голову, Миша сразу же вспомнил, что его бабушка уже пять лет как умерла. И только во сне можно не помнить о таком событии.
— Зараза, — проговорил он и, ругаясь, попытался сесть.
Но, несмотря на то что он проснулся, сесть не получалось. Руки и ноги плохо слушались Мишу, а самое главное, продолжала болеть голова и немилосердно тошнило.
— Да что же это такое, — с трудом выговорил он и упал с кровати. От падения тошнота, которая так долго мучила внутренности, сделала свое дело. Мишу вырвало прямо на ковер.
Собравшись с силами, он прокричал:
— Железяка!
Новый спазм вывернул его буквально наизнанку.
— Железяка!
Дверь в комнату открылась, и где-то над собой Миша услышал голос слуги:
— Да, хозяин.
Одновременно с этим он почувствовал сильнейший запах газа, исходивший из кухни.
— Вызывай «скорую»! И открой все окна.
— Слушаюсь, хозяин.
Слыша в каком-то полубреду голос робота, разговаривающего по телефону, Миша на четвереньках, скользя в собственной блевотине, пополз к выходу из комнаты в коридор. Когда он в нем оказался, робот уже деловито открывал окна кухни, а запах газа здесь ощущался еще сильнее, чем в комнате.
— Железяка!
Робот появился в кухонных дверях.
— Да хозяин!
— Вытащи меня в подъезд, на лестничную площадку…
.. А еще через двадцать минут карета «скорой помощи» отвозила его в больницу.
— Итак, давай разберемся во всем с самого начала.
Хозяин, бледный и слегка похудевший после нахождения в больнице, сидел за кухонным столом. Робот по стойке «смирно» стоял рядом с холодильником и, казалось, внимательно его слушал.
— Железяка, назови мне число, когда мои приказы впервые стали противоречить друг другу.
— Не понял вопроса, хозяин, — бесстрастно ответил слуга.
Миша задумался.
— Так, — протянул он, пытаясь переформулировать свои слова, — помнишь, как я сперва приказал тебе помыть тарелки, а потом, наоборот, приказал их оставить грязными?
— Да, хозяин.
— Были ли приказы до этого, которые точно так же являлись противоречивыми? Может быть, раньше я просто не обращал на это внимания?
— Нет. Таких противоречий раньше не было.
«Отлично. Уже хоть что-то».
— Хорошо. А помнишь, я тебе сказал, что обычно к восьми часам ухожу на работу, а ты сказал, что в восемь часов я почему-то вернулся?
— Да, помню.
— Было ли такое до этого? Бывало ли такое, что я приходил домой раньше, до этого разговора?
С замиранием сердца Миша ждал страшного ответа.
— Да, такое бывало.
На лбу у хозяина выступили капельки пота.
— А когда это случилось в первый раз?
— Пятнадцатого октября.
Миша едва удержался, чтобы не присвистнуть.
— Почти полтора месяца, — ни к кому не обращаясь, проговорил он.
По всему выходило, что из этих полутора месяцев целый месяц хозяин прожил в доме, даже не замечая, что он в нем не один.
О чем-то подумав, Миша вдруг почувствовал озарение.
— Железяка, а когда я в первый раз заметил, что что-то не так? Я ведь точно помню, что впервые мы говорили на эту тему девятнадцатого ноября, ведь так?
— Нет, — жестко ответил робот. — Первый раз вы разговаривали со мной об этом восемнадцатого ноября.
«Черт, он опередил меня на один день», — с досадой подумал хозяин.
— Послушай, Железяка, того же, девятнадцатого, ноября тебя осматривал мастер, потому что я думал, что ты поломан. А до девятнадцатого числа я тебя давал кому-нибудь на проверку?
— Да, — односложно отрапортовал слуга.
— Когда это произошло?
— Восемнадцатого ноября.
«Вот зараза, и тут опоздал на сутки».
— А ты помнишь, кто тебя осматривал?
— Да.
Сердце заколотилось как бешеное.
— Кто?
— Мастер.
От разочарования Миша чуть не выругался.
— И ежу понятно, что мастер. Ты самого мастера помнишь?
Робот вместо ответа неожиданно поинтересовался:
— Что значит «и ежу понятно»?
— Да неважно, — отмахнулся хозяин. — Так ты мастера помнишь?
— Да.
— Это был тот же человек, что осматривал тебя девятнадцатого числа?
— Нет, другой.
Миша облегченно вздохнул. На какое-то мгновение ему показалось, что он приблизился к раскрытию заговора против самого себя. Но отрицательный ответ слуги доказал, что Мишин друг здесь не замешан. Ему даже стало стыдно, что он мог заподозрить Женю в чем-то нехорошем.
— Хорошо, поехали дальше. Это ты положил мне стекло в пюре двадцатого ноября?
— Нет.
— И ты, конечно же, не знаешь, кто это сделал.
— Знаю.
Хозяин весь напрягся.
— А ну-ка повтори.
— Я знаю, кто положил вам стекло в пюре.
— Надеюсь, не я сам это сделал? — нервно хихикнул Миша.
— Вы, — безапелляционно заявил слуга.
Хозяину стало не по себе.
— Железяка, ты хоть понимаешь, что ты говоришь?
— Да.
— Ты точно в этом уверен?
— Да.
— Ты хочешь сказать, что он, тьфу ты… то есть я сам положил себе стекло в еду?
— Да.
— Как я это сделал?
— Вы спросили, что будет вечером двадцатого ноября на ужин. Я ответил, что картофельное пюре, котлеты жареные…
— Подробности не нужны, — нетерпеливо прервал слугу Миша, — дальше.
— Вы положили в очищенную картошку кусочек стекла. Я хотел его вытащить, но вы не разрешили. Сказали, что пусть лежит, это придаст блюду необходимую остроту.
Хозяин помимо воли вздрогнул.
— Ладно, это мне понятно. Обогреватель в воде тоже понятно. А как насчет газа? Это ты его открыл?
— Да.
— А зачем, собственно? Ведь после обогрева в ванной твоим методом, меня уже не должно было быть в живых.
— Вы сказали, что если электрический обогреватель на вас не подействует, чтобы ночью я включил газ.
Робот говорил таким будничным тоном, будто рассуждал о принципе действия отравы для комаров. От этого равнодушия у Миши волосы вставали дыбом. Но объяснять это электронному механизму было пустой тратой времени.
Вместо желания поговорить и первоначального страха, теперь в нем начала закипать ярость. Его хотели уничтожить в его собственном жилище. Его, единственного и настоящего хозяина этого дома, хотел сжить со свету непонятно кто? Какой-то двойник. Невесть откуда здесь взявшийся. Кто он такой, чтобы воевать с Мишей, претендовать на его мир? Пусть маленький, однокомнатный, но зато собственный мир. Кто он такой? Никто. И этот никто должен уйти в никуда, из которого он и пришел.
— Железяка, а до сегодняшнего разговора, я с тобой уже беседовал на эту тему? — хозяин сделал сильнейшее ударение на слове «я».
— Да.
— Когда?
— Вчера.
— То есть когда я лежал в больнице, — опять ни к кому не обращаясь, произнес Миша. — Хорошо, Железяка, а теперь послушай меня очень, слышишь, очень внимательно.
Робот смотрел на хозяина пристальным взглядом.
— Запомни, что я тебе говорю, это приказ.
— Слушаюсь.
— В моем доме, в этой квартире живет мой двойник. Он приходит сюда регулярно, когда я на работе или просто где-то гуляю. Запомни, если я приду домой и скажу: «Ну и дождь же сегодня», — это означает, что пришел я. Настоящий я. Это — пароль. А вот если я приду домой и не скажу такой фразы, это означает, что в комнату вошел мой двойник. Запомнил?
— Да, хозяин.
— Какую фразу я должен произнести?
— «Ну и дождь же сегодня», — четко и без ошибок повторил робот.
— Правильно. В противном случае тот, кто с тобой разговаривает, — чужой. И ты должен его убить. Понимаешь?
— Я не имею права наносить человеку вред. Это первое правило для любого робота, — запротестовал Железяка.
— Знаю. Но мы эту проблему обойдем. Видишь ли, в чем дело. Я не могу встретиться со своим двойником. Может, это какой-то закон природы, а может, и вполне сознательное действие с его стороны, но факт остается фактом. Никто и никогда его не видел, кроме тебя. Ты — единственное разумное существо, с которым он общается, а значит, только ты мне можешь помочь. Для меня ты — единственная нить, связывающая его со мной. Сможешь меня выручить?
— Да, ведь вы мой хозяин.
— В таком случае запоминай все досконально. Когда он купается, одевается или ложится спать, ничего делать не надо. Веди себя с ним так, как будто он… — Миша задумался, — как будто он твой второй хозяин. Но вот когда он попросит тебя приготовить еду, сделай следующее…
Из кармана легкой осенней куртки Миша извлек пластиковую упаковку.
— Из этой упаковки незаметно для него… слышишь, не-за-мет-но добавь в любое блюдо порошок, который здесь находится. Порошка сыпь немного, так, чтобы он не почувствовал его вкуса.
Немного подумав, он произнес:
— Эта добавка придаст блюду необходимую остроту. Я думаю, он оценит. И еще, даже если тебя будут ломать или я почему-либо забуду пароль и попрошу тебя его мне напомнить, не говори ничего и никому. Это приказ. Дошло?
— Да.
— А ну-ка, какую фразу я тебя попросил запомнить?
Робот стоял как каменное изваяние и смотрел на хозяина.
— Молодец, — похвалил Миша. — Ты все правильно понял.
Посмотрев поверх стола, он задумчиво произнес:
— Повоюем твоим оружием, дружок.
— Не понял, хозяин.
— Это я не тебе…
Ожидание — самое худшее, что только можно придумать. Особенно когда оно прямо или косвенно связано с собственной жизнью. Миша сознательно тянул время, гуляя по улице, заглядывая в витрины магазинов и сидя на разных лавочках. Купив несколько горячих пирожков, он ел, рассматривая воробьиную стаю, которая принимала грязевые ванны в небольшой, но, видимо, холодной луже. Затем зашел в книжный магазин и безо всякого интереса рассматривал цветные обложки новых детективов и фантастических романов. Потом бесцельно блуждал по полупустым холодным осенним улицам. И наконец, решив, что времени своему незваному гостю он дал более чем достаточно, зашагал домой.
Поднявшись на лестничную площадку, он долго в нерешительности стоял около перил, глядя на собственную дверь, Его обуревали сомнения, стоит ли вообще туда заходить. Ведь возможно, там его ждет что-то такое, чего ему видеть не следует.
