А ведь было: привораживали,
Шли под месяц колдовать,
Мила-друга спать улаживали
На тесовую кровать.
Выйду я в леса дремучие,
На большую тишину,
Расскажу, как сердце мучаю,
К звездам руки протяну.
Добела лицо умою,
Трижды сосны обойду,
Лягу северной зимою,
Остужу свою беду.
Остужу ее, горячую,
Ослеплю ее, незрячую!
Разовью и разметаю
И сама с весною стаю.
Я устала, солнце огораживая,
Радоваться солнечным дарам.
Катится оно, мое оранжевое,
К острым настороженным горам.
Катится оно, мое закатное,
К черному оленю на рога,
И на это зрелище занятное
Я смотрю, беспечна и строга.
Все дышу полынной горькой сладостью
У ручного, тихого ручья.
…Вот и обернулась сила слабостью.
Вот и докомандовала я.
Глаза закрыла. В темноте иду,
Не думая о завтрашней опале.
Я знаю, что зима в твоем саду,
Что листья разноцветные опали.
Зима мне мстит. Она почти права,
Но мне сегодня надо так немного.
Придумываю белые слова,
Чтобы сложить у твоего порога.
А ты потом лепи из них снежки
И, светлые, разбрасывай по свету.
Мои слова спокойны и легки,
Они не призовут тебя к ответу.
Скоро в прошлое время канет
День, в который нас привечали.
Мои ноги устали от камня,
А глаза — от твоей печали
Хоть последний час озари!
Чтобы было чему присниться
Сердце ты мое разорил,
Как мальчишка гнездо синичье.
Разбазарил мою судьбу,
Да и гордости поубавил.
К твоему высокому лбу
Прикасаюсь тихо губами.
Вижу завтрашний свет вдали.
Подарил мне второе зренье.
В ноги кланяюсь до земли
За сердечное разоренье!
Катится с неба луна-колесо.
Катится с пальца мое кольцо.
Катится с пальца и звенит.
В чем меня милый еще обвинит?
Сумерки наш угол одолели.
Сумерки от боли берегут.
У тебя по свитеру олени
Долгою дорогою бегут.
До чего ж большая доля вышла
Маленьким на тоненьких ногах!
Я сама придумала и вышила
У оленей звезды на рогах.
Днем глаза у города черны,
А сегодня ночью — золотые.
Никогда так ясно мне видны
Не бывали истины простые.
Но сегодня ночью я бедна,
Растеряла все свои приметы,
Раздарила, щедрая, до дна
Грустно береженные приветы.
Грустно береженное кольцо
Я с руки снимаю, завороженная.
Да забудется твое лицо
И судьба, на песню переложенная.
Есть на все свои законы.
Не своди меня с ума.
Не гляди, я не икона
Новгородского письма.
Есть на всё свои обычаи.
Не злясь и не грубя,
Пойми, что мне привычнее
И проще без тебя.
Бросить все, что солнце застит,
В дом к себе заманивать.
Двери настежь! И по насту
Грусть-печаль размаивать!
По апрелю и по марту
Просто ходом пешим,
Позабыв рюкзак и карту,
Беспечальным лешим.
Иль байкальскою русалкой,
Дочкой непогоднего…
Мне нисколечко не жалко
Снега прошлогоднего.
Из своих привычных мест,
За каким бесом,
Сто верст до небес —
И всё лесом.
И всё чащей-чащобой,
Под дождем с громом,
А того нет, чтобы
Сидеть себе дома.
Пусть хотя б отзовется,
Кто до туда долез…
Ведь и мне не живется
Без тех небес.
Какой туман на море синем.
Как велика его тоска.
Мы эту сказку вместе вынем
Из путевого дневника.
Мы в эту сказку вложим душу,
Теперь и сказка не обман.
Нет, ты послушай, ты послушай,
Какой на море пал туман.
Он всё нам спутал, всё нам спутал.
Он не растаял от огня.
Он белой непроглядной смутой
Лежит на сердце у меня.
