— Ничего страшного, — неуверенно улыбаясь заверила она его. — Я просто поскользнулась.
Когда мистер Лейтон отвернулся, чтобы помочь послу, тот уже стоял на ногах, тяжело отдуваясь. Мистер Лейтон снова повернулся к леди Варрон и любезно заметил: — Вы потеряли свое ожерелье.
— Мое ожерелье?
Белая рука леди Варрон взлетела к ее обнаженной шее. Леди несколько побледнела, когда мистер Лейтон и гости расступились, чтобы освободить пол. Но ожерелья нигде не было. Однако, леди Варрон прекрасно владела своими чувствами.
— Оно должно быть упало, — в конце концов сказала она.
— А вы уверены, что надевали его? — услужливо спросил другой гость.
— О, да, — с уверенностью ответила она. — Но наверное я уронила его где-то в другом месте.
— Я заметил его на вас как раз перед там, как вы… мы… упали, — сказал посол. — Оно должно быть здесь.
Тем не менее в бальном зале ожерелья не было.
И в том отношении, что упавшая вещь просто бесследно исчезла, это дело напоминало пропажу браслета мисс Челтенхэм. Мистер Лейтон прогуливался вечером с достопочтенной мисс Челтенхэм и она уронила браслет. И на этом все. Браслет так и не нашли.
Возвращаясь к делу леди Варрон, можно не вдаваться в подробности о том, что последовало сразу за пропажей ожерелья. Достаточно сказать, что оно исчезло с концами, что гости смущенно и подозрительно косились друг на друга и что в конечном счете мистер Лейтон, не отходящий все это время от леди Варрон, вежливо намекнул, что вряд ли личный досмотр ее гостей будет неверно истолкован. Конечно, это сказано было не так откровенно, но его поняли.
Мистера Лейтона искренне поддержал американский посол, человек демократических взглядов и нравственных убеждений, которые он всегда демонстрировал в вопросах, касающихся личной сознательности. Но досмотр так и не был произведен и прием продолжился. Леди Варрон с редким достоинством перенесла свою потерю.
— Она молоток, — высказала одобрение одна из американских «герцогинь», чей отец заработал 20 миллионов долларов на производстве мыла. — Я бы взбесилась, потеряй такое ожерелье.
И только на следующий день Скотланд Ярд осведомили о пропаже ожерелья леди Варрон.
— Лейтон там был? — спросил Конвей.
— Да.
— Значит он его и украл, — решительно заявил Конвей. — Ну, на этот раз я его сцапаю или я не Конвей.
Но Конвей не сцапал Лейтона и до конца месяца, правда и Конвеем быть не перестал. Он перехватывал курьеров; он вскрывал почту, телеграммы и депеши; он опросил слуг; воспользовавшись отсутствием мистера Лейтона и его камердинера, он обыскал щегольские апартаменты Лейтона. Он сделал все и даже больше, что только мог сделать ответственный человек его профессии, и истерзал свои редкие усики, превратив их в постыдную полоску. Но ему не удалось найти никаких зацепок и следов.
Спустя некоторое время Конвей узнал, что мистер Лейтон собирается уехать на несколько месяцев в Соединенные Штаты.
— Чтобы вывезти ожерелье и продать его, — заявил он от всего своего томящегося сердца. — Как только Лейтон вступит на борт корабля с ожерельем, я его зацапаю — или я, или таможенные чиновники Соединенных Штатов.
Конвей не мог заставить себя поверить, что такой умник, как мистер Лейтон, попытается сбыть жемчуг в Англии и он также польстил себе решив, что Лейтон не отсылал ожерелье, поскольку тщательная слежка этого не выявила.
И вот так получилось, что когда спустя четыре дня из Ливерпуля в Бостон вышел лайнер Романик, на борту корабля находились не только мистер Лейтон, но и Конвей. Он знал Лейтона в лицо, но твердо верил, что сам он Лейтону незнаком.
На второй день плавания его заблуждения на этот счет были развеяны. Ему пришла в голову мысль, что не помешало бы как бы случайно познакомиться с Лейтоном и поэтому, заметив безукоризненного джентльмена в одиночестве курящего на палубе, он не спеша подошел и стал рядом, созерцая морские просторы.
После продолжительного молчания Конвей заметил:
— Прекрасная погода.
— Да, — ответил Лейтон, с улыбкой окинув взглядом окрестности. — Надо думать вам, людям Скотленд Ярда, нравится путешествовать за казенный счет?
Что бы он про себя ни почувствовал, Конвей и не подумал вздрогнуть или высказать изумление. Вместо этого он приятно улыбнулся.
— Дело леди Варрон доставило мне столько хлопот, — честно признался он. — Что я решил взять маленький отпуск.
— О, вы о той безделушке леди Варрон? — лениво осведомился Лейтон. — Неужели? Кстати, это был я, кто заметил пропажу ожерелья.
— Да, я знаю. — мрачно ответствовал Конвей.
Разговор перешел на другие темы. Конвей обнаружил, что Лейтон приятный собеседник и к тому же довольно демократичный. Они вместе покурили, вместе прогулялись по палубе и вместе сыграли в шафлборд[1]. Вечером Лейтон засел за игру в бридж в курительном салоне. А Конвей в течение нескольких часов задумчиво разглядывал светящиеся точки в мрачных зеленых водах и курил.
— Если это сделал он, — сказал он самому себе в конце концов, — То он один из самых умных прохвостов в мире. А если не он, то я один из самых больших дураков.
Пробило шесть склянок — одиннадцать часов. Палуба была пустынна. Конвей, с трудом пробираясь в темноте, добрался до курительного салона. Лейтон все еще играл. Когда Конвей в нерешительности застыл у двери, Лейтон сказал:
— Я буду играть часов до двух, не меньше.
Конвей моментально принял решение. Уйдя из салона, он поспешил к каюте Лейтона. Мистер Лейтон не взял с собой камердинера и Конвей догадывался о причине. Без промедления инспектор вытащил связку ключей и занялся замком. Наконец ему удалось открыть дверь и он проник внутрь. Его цель была совершенно очевидна — он собирался обыскать каюту.
У Конвея были свои представления о том, как следует проводить обыск. Первым делом он принялся за одежду Лейтона. Он ощупал и перетряхнул все — галстуки, рубашки, разворачивал носовые платки, крутил шелковые носки. Затем он принялся за обувь, которой у Лейтона было шесть пар. Конвей всегда относился к обуви с подозрением с тех пор, как обнаружил дюжину бриллиантов, запрятанных в фальшивые каблуки. Но каблуки на обуви Лейтона были настоящими.
Затем, все еще не проявляя признаков спешки или разочарования, Конвей переключился на чемоданы. В них обычно бывали потайные карманы или двойное дно. В этих чемоданах не было. Конвей убедился в этом, применив все известные ему приемы обыска.
