— Ох, и надоел ты мне, Женька! Нет бы самому пораскинуть мозгой, все норовишь на экспертизе выехать.
— Не понял, — посерьезнел Мороз. — Что имеется в виду?
— Ты сумку осмотрел как следует? В карманчики заглянул? Дно картонное вынул?
Мороз растерянно моргал.
— Знаешь, как-то не пришло в голову. Эти чертовы деньги… Кстати, ты проверил — не фальшивка?
— Деньги настоящие, в розыске не числятся. Общая сумма девяносто шесть тысяч.
— Примерное время выпуска? Клюшин ехидно скривил губы.
— Женя, ты забываешь, где находишься. Может быть, у вас в ходу такие словечки: примерно, приблизительно, грубо ориентировочно, что-то около… А у нас все точно, все по науке. Деньги выпущены в период с семьдесят второго по восьмидесятый год.
— Так. И что из этого следует?
— А я откуда знаю? — Клюшин направился в соседнюю комнату.
— Ага, — удовлетворенно прижмурился Мороз. — Кое-чего не знаешь и ты. Твое слово, стажер! Смекаешь, в чем дело?-
— Признаться, не очень, — промямлил Николай.
— Не очень? Или очень не? — резвился Мороз. — Ну слушай, стажер, набирайся ума, пока к Лихареву не ушел. Судя по всему, найденные деньги похищены не сразу, а накапливались в течение нескольких лет. Чаще всего, расхититель и накопитель — одно лицо. Украл и — в кубышку, наворовал побольше — в тайник. И если после восьмидесятого года кубышка больше не наполнялась, что сей факт означает?
— Это означает… — не очень уверенно начал Белужин. — Это свидетельствует о том, что накопитель выбыл из племени расхитителей.
— Правильно, стажер! И что мы можем предположить?
— С ним что-то стряслось. Допустим, отбросил коньки. Или присел лет на десять.
— Хорошо мыслишь, стажер! А теперь представим, что некто в сером, предугадав возможную посадку, спрятал клад в укромном месте, так называемом схроне…
— Срок кончился, — подхватил Белухин, — некто вышел на свободу, отрыл из земли свой тайник… Товарищ капитан, потому прохожий и швырнул сумку в воду. С такой уликой он непременно загремел бы на новый срок.
— Точно, стажер! Ради своего спасения ящерица отбросила хвост, зная наверняка — вырастет новый. И здесь кроется определенная опасность. Если он с такой легкостью расстался со своей кубышкой, значит, у него в загашнике есть какие-то варианты…
Из соседней комнаты вышел Клюшин, неся в руке полиэтиленовые кульки.
— Думаю, Женя, деньги были спрятаны не в земле. Анализ этих пакетов выявил следы органических кислот.
— Это еще что такое? — удивился Мороз.
— Похоже на квашеные овощи. То ли кислая капуста, то ли соленые огурцы.
— Ни слова более! — дурашливо закричал Мороз, закрывая глаза пухлой ладонью. — Такие речи в рабочее время?.. — Он выразительно сглотнул слюну и уже серьезно спросил: — И что по этому поводу думает наш уважаемый эксперт? Можно ли допустить, что деньги хранились в бочках из-под этой королевской закуси?
— Вполне. Но лично я предпочитаю лимон.
— Ты, старик, всегда был пижоном-культурнопитейщиком. Ладно, излагай дальше. Или уже все?
— Нет, Женя, не все, чудеса только начинаются. Прошу внимания на экран. — Клюшин нажал кнопку проектора. На белом полотне появилось увеличенное изображение — зеленоватый обрывок бумаги. — Дно сумки, вынутой из воды, было покрыто картоном. Снизу к нему приклеился этот обрывок, представляющий часть обложки школьной тетради. В том месте, где обычно пишется фамилия, остались только две буквы: «Ч» прописное и «е» строчное. Дальше — неровный обрыв, который прошел и через имя. Оставшиеся буквы менее отчетливы, их пришлось восстанавливать. Тем не менее, конец имени прочесть можно — «…анта». Предполагаю, что полное имя — «Иоланта».
— Опера Чайковского, семь букв, — мгновенно выпалил любитель кроссвордов Белухин.
— Верно, — похвалил эрудита Клюшин. — Эти меломаны в погоне за экзотикой готовы на любую нелепицу. Был случай, когда родители назвали дочку Травиатой. Слов нет, звучит красиво. Но в переводе-то означает — «падшая».
— А у нас в Красноярске… — начал было курсант, но Мороз прервал на полуслове.
— Стоп, Коля, дальнейшие воспоминания отложим до лучших времен. Сейчас Валерий скажет нам номер школы, и мы отправимся разыскивать таинственную «Че…» с ее прекрасным именем.
Клюшин развел руками.
— К сожалению, Женя, больше ничего восстановить не удалось. Ни номера школы, ни класса. Подозреваю, что их и не было на обложке.
— То есть как? Тетрадь-то школьная.
— Да, но не всегда их используют по назначению. Туда могут переписывать любимые песни, афоризмы… Да мало ли что еще!
— Дело ясное, что дело темное. — Мороз озабоченно почесал подбородок.
— Могу добавить: обложке лет шесть-семь. Эксперт-графолог считает, что надпись сделана девочкой тринадцати-пятнадцати лет.
Новые данные не прибавили капитану оптимизма.
— Выходит, — рассуждал он, — эта Иоланта уже в институте. Или работает. Или вышла замуж и уехала… М-да, иголку в стоге сена отыскать будет легче.
— Теперь главный сюрприз. Его я приберег напоследок. Как думаешь, Женя, что это?
Клюшин снова нажал кнопку проектора. На экране возникла надпись «Аэрофлот» и трудно различимые, расплывшиеся — «Е 95271…».
— Багажная бирка? Вот это подарок! Это же все равно что найти паспорт виновника на месте происшествия. По бирке разыщем билет, в билете — фамилия пассажира… Где ты ее нашел?
— В боковом кармане сумки, куда ты поленился заглянуть.
Мороз виновато склонил голову, покрутил пальцами над макушкой.
— Валера, каюсь и посыпаю голову пеплом.
— Подожди радоваться, Женька, не так все просто. Бирка выдана лет десять назад. Нет ни номера рейса, ни пункта назначения. Кроме того, стерта последняя цифра: то ли «3», то ли «8». Так что вам предстоит переворошить горы документации.
— Найдем! — жизнерадостно заявил Мороз, — Перероем весь Аэрофлот, а найдем. Как, стажер, перероем?
— Перероем, товарищ капитан, — вздохнул Белухин. Особого энтузиазма в его словах не чувствовалось.
— И тогда свободен, — пообещал Мороз. — Слово чести!
— Ага! — недоверчиво прищурился курсант.
— Свободен! — повторил Мороз и гулко стукнул себя в грудь. — Раз ты до сих пор не проникся романтикой нашего труда, что ж — иди, иди к своему обожаемому Лихареву.
Распрощавшись с Клюшиным, они направились к выходу.
— Ну, стажер, с чего начнем? Продемонстрируй, чему вас там учат?
— Я думаю, товарищ капитан, надо прежде всего заняться школами. Сесть на телефон и начать обзванивать все подряд: «Здравствуйте, это из ОБХСС». У директора душа в пятках, он весь — сплошное внимание. «Слушаю вас, товарищ из ОБХСС». «Нас интересует, не училась ли у вас дочь подпольного миллионера Иоланта Че?.. Что, что?.. Вы не расслышали фамилию?.. А мы, уважаемый директор, и сами не знаем, не ведаем, «Че» — начальные буквы, об остальном надо догадываться. Это могут быть: Чебурашкина, Чекушкина, Чемоданова, Чепурная, Чепчикова, Чернобуркина, Чертогонова, Чечулина и т. д. и т. п. и др. др…»
Белухин остановился, чтобы передохнуть, Мороз захлопал в ладоши.
— Браво, стажер! Смотри, как лихо у тебя получается. Вот ты и займешься по предложенному рецепту.
— Но, товарищ капитан, — взмолился Белухин. — Меня ждет товарищ майор…
— Не бухти! — цыкнул Мороз.
Дверь одной из лабораторий отворилась, оттуда вышел Лихарев. В руке у майора — пачка отпечатанных фотоснимков, еще слегка влажных после глянцевания.
Он пошел по коридору и неожиданно наткнулся на Белухина, который жадно ел его глазами, порываясь что-то сказать.
— А, курсант, — рассеянно промолвил Лихарев. — Куда это вы запропастились? Пойдемте, вы мне нужны.
— Извини, Юра, — выдвинулся вперед Мороз, — но я твоему стажеру дал очень важное и ответственное задание. Как только он его выполнит…
Лихарев недоуменно вздернул брови, буркнул что-то неразборчивое и пошел дальше.
В городском Доме культуры шла репетиция вокально-инструментального ансамбля «Факел». За роялем сидел руководитель ансамбля Олег Аркадьевич Крутов — типичный провинциальный маэстро: в фирменной кожаной куртке, с любовно ухоженной бородкой на чисто выбритом лице. Музыканты ждали солистку Ирину Пухову, но она почему-то задерживалась. Пока отрабатывали аккомпанемент.
В репетиционную впорхнула Ирина: вся изящная, воздушно-тонкая, с роскошными каштановыми волосами, падавшими на глаза двумя фигурными каскадами, с хорошеньким кукольным личиком и манерами восходящей кинозвезды. Лет Пуховой было около сорока, но искусно наложенная косметика и жесткая диета делали ее значительно моложе.
— Чао! — игриво помахала солистка музыкантам, приветственно привставшим при ее появлении.
— Позже не могла прийти? — сердито буркнул Крутое. — Мы уже хотели расходиться.
— Извини, Алик, у меня уважительная причина. Хотела привести себя в божеский вид, зашла к Полине, а ее нет. И никто не знает, где она. Не вышла на работу.
— Как не вышла? — У Крутова стал дергаться глаз. — Почему не вышла?
— Ну, откуда мне знать, почему? Я же тебе объясняю… Вообще-то она в отпуск собиралась, на Кавказ. Но с пятницы. А сегодня еще только вторник. И никого не предупредила…
Пауза затягивалась, музыканты терпеливо ждали. Крутов повернулся к роялю, вскинул руки.
— Репетируем «Вечернюю серенаду». Начали, ребята! — И ударил по клавишам.
Грянула задорная скачущая мелодия. Но солистка молчала. От Ирины не укрылось замешательство Кру-това, и сейчас она лихорадочно обдумывала, что бы это значило.
Крутов ей резко:
— В чем дело, Ирина? Почему не вступаешь? Пухова тряхнула головой, отгоняя тревожные мысли.
— Сейчас, сейчас: Я пропустила, извини… Давай еще раз!
Ансамбль вновь проиграл вступление, она запела. Но где былая легкость, где чувство радости, свободы, полета?..
Олег Аркадьевич властно поднял руку: стоп!
— Как ты поешь, Ирина? Это же не реквием, это легкая эстрадная песенка. Давай все заново. Начали!
Пухова в сердцах швырнула ноты на рояль..
— Пой сам! Хватит! Надоело!.. Осточертели твои вечные придирки! «Все сначала, все по новой!» Может, и певица тебе новая нужна? Помоложе!..
Музыканты старательно делали вид, что не замечают вспыхнувшей ссоры.
— Все свободны! — обратился к ним руководитель ансамбля. — В следующий раз порепетируем подольше. До завтра!
Оставшись вдвоем, Пухова и Крутов некоторое время молчали. Олег Аркадьевич подбирал на. рояле бойкий мотивчик, изредка мельком взглядывал на грозово насупившуюся певицу.
— Что с тобой, Иришка? — мягко спросил он. — Ты сегодня не в голосе? Ну, хочешь — порепетируем вдвоем.
Ирина метнула в него испепеляющий взгляд.
— Хватит! Я ухожу из твоего ансамбля! Так оскорбить, так унизить меня! Публично! Перед всеми!
— Перестань, прошу тебя. Ну что ты на меня набросилась? Что я такого сказал?
Примирительный тон Крутова только распалил Ирину.
— Неважно, что сказал, важно, что под словами. Мне Полина» все рассказала, все! И как ты за ее Таней ухлестываешь, и как в зятья набиваешься. Где ты был в воскресенье? Где? К Татьяне ездил? Признайся!
— Глупости! Я даже не знаю, куда ее послали. Где-то в районе, на какой-то стройке. — Олег Аркадьевич избегал встречаться с Ириной взглядом.
— Врешь, Крутов, все ты знаешь! Вспомни, каким ты ко мне ввалился позавчера: мокрый, словно из омута, еле высушила твою одежду. Где ты был, отвечай! И почему так поздно? Признайся, к Полине ходил?.. Да? Да? Предлагался Татьяне в мужья? Ну и как? Не вышло. То-то, Крутов. Не жди и не надейся — Полина за тебя дочь не отдаст. Ей принц нужен! А ты не принц, Крутов, нет, не принц… Уж я-то знаю.
