С 29 июля до 9 августа я с полком снова занимаю старую позицию у хутора Польского. 9 августа мой полк, утомленный до последних сил, сменяется Кавказским полком; я отхожу в Татарку, отдыхаю, all августа утром выступаю для преследования противника, разбитого 9–10 августа у Старо-Моравской.
К этому времени дивизию принимает полковник Улагай,[13] а полковник Шкуро, с набранными из части дивизии партизанами (главным образом казаками Баталпашинского отдела), уходит к станице Баталпашинской и далее на Кисловодск.
11 и 12 августа мой полк преследует красных до села Сергеевского, получая задачу взять село Александровское. 14 августа на рассвете беру его, а к ночи того же дня отзываюсь в штаб дивизии, находившийся в Сергеевском, где получаю вновь задачу с полком (1200 человек) идти через Ставрополь — Сенгилеевскую на станицу Прочноокопскую.
В это время красные, заняв и разграбив станицу Сенгилеевскую со стороны Армавира, а позже выбитые из этой станицы, с большим трудом медленно отходили на станицы Прочноокопскую и Убеженскую.
14 августа ночью, выступив из Сергеевского, я 17 августа под вечер был в станице Сенгилеевской, пройдя 100 верст. Станица была полностью разграблена, много домов сожжено, и трупы убитых жителей-казаков еще не были убраны.
Мой 1-й Кубанский полк я воспитывал в строгой дисциплине. Грабежей не было, а отучил от них поркой: так, 16 августа перед выстроенным полком были наказаны восемь казаков по 50 плетей за пьянство и грабеж в селе Сергеевском, за то же в Сенгилеевской было выпорото шесть казаков. После этих порок на глазах у всех, во время Гражданской войны до переброски под Новый Оскол, в полку грабеж и пьянство (самогон) совершенно отсутствовали.
Александровский уезд Ставропольской губернии хорошо знал полк, жители всегда с охотой кормили казаков и никогда мне на них не жаловались. Таковое отношение к жителям было заведено не только у меня в полку, а во всех частях дивизии, а главньм противником грабежей был начальник дивизии генерал-майор Улагай.
За время пребывания большевиков в станице Сенгилеевской они натворили массу бед, все было разграблено до кухонной посуды, женщины и девушки изнасилованы. В церкви устроили гульбище и разврат, сгоняя туда днем и ночью женщин. По словам местного священника, на кобылице в церкви, надев на обоих облачение, водили его вокруг амвона, поливая из ведра водой. В станице, где сохраняли в цистернах дождевую воду, как питьевую, цистерны были забиты трупами людей и животных.
18 августа я уже был у Прочноокопской крепости, где получил участок для полка — 5 верст, вверх по реке Кубани. С 18 по 23 августа, занимая участок, я имел три боя, неудачных для красных, два раза мы переправлялись через Кубань и устраивали тревоги в Армавире.
20 августа я, пробираясь со своими охотниками по лесу, наткнулся на двухсот большевиков, купающихся у левого берега реки. Подкравшись ближе, нами был открыт бешеный огонь из 60 винтовок, спаслось человек двадцать красных, да и те были загнаны в город голыми.
26 августа я прибыл в село Сергеевское, а 28-го, внезапным ночным налетом, изрубив до пятидесяти человек красных, занял село Александровское. Сентябрь месяц прошел в боях у сел Петровского, Ореховского и Благодарного.
Заняв Александровское и передохнув, познакомился с жителями этих сел: это все бывшие казаки с казачьими укладом жизни и взглядами, кормили и относились они к нам отлично и всегда помогали в боях.
К 1 октября вся дивизия была переброшена под село Кугульта, здесь произошел 4 октября бой с противником, наступающим от Петровска, — противник разбит. 5 октября красные занимают со стороны Медвежинского уезда село Терновка.
6 октября мы снова разбиваем противника наголову. С полком захожу в тыл, рублю со своими казаками резерв около пятисот человек пехоты, и вся группа красных бежит; преследуем их до села Безопасного (я уже полковник, произведен за боевые заслуги под Ставрополем).
