Там, снаружи его ждали. Зофия права — Агнешка уже знает и подготовилась, а значит, ему придется пробиваться наружу. Кто там ждет его и сколько их — ведьмак не знал, но догадывался, что битва будет тяжело. Просто так Глава Круга не намерена отдавать то, что, как она уже считала, принадлежит ей.

— Боги, дайте мне сил! — проговорил Роланд, мысленно составляя план действий. Он уже знал, что надо делать, оставалось только осуществить задуманное.

Крепче обхватив руками рукоять серебряного меча, Роланд оторвался от стены.

— Ну и проблем ты себе успел нажить! — пробурчал Богдан, когда Генрих рассказал ему о случившемся. Та, что послужила причиной к схватке князя и главного охранника обоза, сейчас сидела рядом и просто смотрела на мужчин, слушая, что они говорят.

— У меня есть определенные понятия о чести! — произнес в ответ Велке.

— О чести? — бывший охранник таверны ухмыльнулся. — Теперь берегись. В случает нападения, Витолд постарается, чтобы ты погиб.

— Не станет же он меня убивать, — пожал плечами Генрих.

— Конечно нет. Не своими руками, — тихо и оглядываясь по сторонам, ответил друг. — Но будь уверен, он не спустит подобного, да и наниматель тоже, по всей видимости, не в восторге от вашей стычки. Никто не любит, когда происходят подобные инциденты.

— Ты преувеличиваешь! — Велке подбросил сушняк в пламя. — Все произошедшее было между нами. Мной и Витолдом. Он не до такой степени подлый…

— Много ты понимаешь, — вздохнул Богдан и перевел взгляд на Юстину, что спокойно наблюдала за мужчинами, не проронив ни слова.

— Довольна? — спросил он резко, обращаясь к ней. — Из-за тебя у парня возникнут проблемы!

Девушка улыбнулась.

— Я не просила его лезть на защиту! — ответила Юстина. — Сам вызвался!

— Бессовестная, — махнул рукой мужчина и встал на ноги. — Я тебя предупредил. Теперь гляди в оба, — это уже предназначалось Генриху. — А эта… — кивнул на девушку, — не заслуживает твоего доверия.

Генрих проводил взглядом широкую спину друга. Богдан ушел, оставив его наедине с пленницей. Очередной привал сделали, когда на одной из телег, перевозивших груз, сломалась ось. Теперь охранники отдыхали, а Витолд и Макарий размышляли о том, как починить поломку, да и стоит ли это делать.

Генрих туда не лез, хотя его и не звали. После стычки остальные охранники, за исключением Богдана, поглядывали на князя косо — видимо, предупрежденные своим начальником.

Обстановка казалась натянутой, но Велке не жалел о своем поступке, понимая, что просо должен был сделать то, что сделал. Так ему подсказывало сердце, так велело право сильного мужчины, защитившего женщину.

— Ты хороший человек, Генрих! — сказала девушка, спустя минуту молчания. Трещал огонь, ветер шевелил темные ветви деревьев. Темнолесье казалось спящим, но при этом словно давило на поляну, где люди устроили временный привал. Где-то там, над головами обозных, светило солнце, но сюда, меж переплетений ветвей, едва проникал его теплый свет. Здесь по-прежнему было морозно, как в середине зимы и это совсем не нравилось князю.

— Но твой друг прав, — продолжила Юстина, — теперь этот козел, что бил меня, имеет зуб на тебя, охранник!

— Плевать! — отмахнулся Генрих.

— Даже так? — брови девушки приподнялись в удивлении.

— Я согласился на эту работу, чтобы заработать денег.

— И что, много дают?

— Достаточно, чтобы сделать то, что мне надо! — Генрих не собирался изливать душу маленькой разбойнице, хотя, если признаться, где-то в глубине души, она вызывала у него симпатию. Смелая, храбрая, не заплакала, даже когда мерзавец Витолд бил ее. Сильная личность.

«Как Уля!» — мелькнула мысль. Ульяна тоже не стала бы плакать. Слишком сильна она была для этого.

«Как она и где теперь? — подумал он, вздыхая. А затем уверенно, — Найду. Верну то, что по праву принадлежит мне, и найду!»

— Кто ты такой, охранник Генрих? — спросила Юстина, нарушив ход его мыслей. — A вижу, ты не простой крестьянин и уж точно, отличаешься от этого сброда.

Князь Велке посмотрел на девушку внимательнее.

— Ты наблюдательна! — заметил он.

— Что есть, то есть! — ответила разбойница и впилась взглядом в его лицо.

— Я скажу тебе, кто я, если ты мне ответишь на один вопрос! — произнес Генрих спокойной.

— На какой? — Юстина изогнула брови.

— Почему те, к кем ты появилась в лесу, напали на этот обоз? — спросил мужчина. — Что везет Макарий?

Девушка мгновение молчала, затем улыбнулась.

— Я так и знала, что ты когда-нибудь это спросишь! — ответила тихо. — И я тебе отвечу.

Она встала и переместилась ближе к Генриху, словно собиралась поведать ему какую-то страшную тайну. При этом лицо Юстины выглядело крайне озабоченно и хмуро. Князь понял — разбойница врать не станет.

— Я бы посоветовала тебе как-нибудь заглянуть в те тюки, что вы везете на телегах! — шепнула она. — Этот вам пан Макарий занимается темными делами и продает то, что продавать нельзя.

— Говори прямо! — потребовал мужчина. Девушка только усмехнулась.

— А ты пораскинь мозгами! — настойчиво сказала она. — Что может быть такого в Темнолесье, что этот купец не побоялся и поехал этой опасной дорогой!

Генрих нахмурился, задумавшись. Уронил взгляд на свои руки, большие и крепкие.

— Не знаю, — ответил он честно спустя короткий отрезок времени.

Юстина усмехнулась.

— Что ты вообще знаешь про эти леса, про эту землю?

— Только то, что она опасна, — быстро прошептал Генрих и огляделся, опасаясь, что неожиданно вернется Богдан и услышит то, что может поставить отца большого семейства под угрозу для жизни. Этого князь совсем не хотел.

— Мы напали на обоз не с целью выкрасть товары купца! — сообщила ему разбойница. — Мы хотели остановить его и не дать отвезти товар к месту назначения — в деревню некромантов.

— Что? — брови мужчины подлетели вверх. Насколько князь мог знать, некромантия была давно запрещена. Под страхом смерти находились те, кто посмел бы нарушить закон, запрещающий поднимать умерших.

— Ты уже понял? — спросила девушка.

— Частично! — кивнул головой Генрих.

— В телегах тела… и ингредиенты для колдовских зелий! Они там, в глубине леса готовят армию мертвых, но не простых мертвых, — Юстина вздрогнула и замолчав, приложила указательный палец к губам, призывая и Генриха хранить молчание.