Слева от меня расположился мой кузен Джон, герцог Бургундский, как бы поддерживая меня своим королевским присутствием. При этом он сильно вспотел в своем официальном наряде, выдержанном в цветах герба Бургундии.
Мой отец, который должен был проводить процедуру обмена брачными предложениями, отсутствовал: поговаривали, что как раз сегодня у него случился приступ безумия, во время которого он ожесточенно отбивался от слуг, пытавшихся нарядить его к торжественной церемонии. В конце концов слуги сдались и ситуацией овладела моя мать, в результате чего отца заперли в резиденции герцога Джона в Понтуазе.
Позади нас, загораживая вход в шатер, толпилось достаточное количество солдат и слуг, одетых в геральдические цвета Валуа, – эти люди создавали некий антураж нашего королевского величия; от мелькания ярко-синих плащей с серебряными лилиями у меня закружилась голова. После поражения необходимо было использовать любые средства, продемонстрировать наше могущество и внушительность, чтобы втянуть английского короля в соглашение, пока его войска окончательно нас не разгромили.
А что же я? Я была нежной приманкой, которая должна была заманить его в ловушку.
Возможно, наше появление вышло довольно шумным – скорее всего, дело было в том, что наш гепард вдруг издал тихое гортанное шипение, – а может быть, король Генрих почувствовал мой пристальный любопытный взгляд; как бы то ни было, он оставил в покое паука с его паутиной, повернул голову и посмотрел на нас. Взгляд короля был холоден; он никак не реагировал на то, что все глаза сейчас устремлены на него; величественная осанка с прямой, как древко копья, спиной оставалась неизменной. И еще этот шрам… Я и не знала про этот рубец у него на лице, тянущийся от переносицы через всю щеку. Но поразило меня не это, а то, как Генрих смотрел на меня. Он ни единым жестом не отреагировал на наше появление, но я почувствовала во всем теле горячую пульсацию. Меня он окинул до обидного быстрым взглядом, после чего перевел глаза на герцога Джона и Изабеллу.
Ну и хорошо: если Генрих не хочет смотреть на меня, тогда я буду его рассматривать. Я знала, что ему тридцать два года – об этом сообщила мне мать. Он гораздо старше меня, но хорошо сохранился для своего возраста. Генрих был высок – выше меня, и это обстоятельство я отметила с удовольствием: достаточно высок, чтобы легко управиться с печально известным длинным валлийским луком и не бояться оказаться в тени стоящей рядом с ним рослой жены. У него была светлая кожа и острый прямой нос.
Меня удивило, что английский король был скорее стройным, чем мускулистым, – я ожидала, что такой знаменитый воин выглядит более крепким, – но потом подумала, что, должно быть, эти тонкие пальцы, сжимающие пояс, на котором висел меч, обладают скрытой силой. Ведь Генрих славился боевым искусством, не раз продемонстрированным на рыцарских турнирах, и беспримерной отвагой. А также исключительными манерами – впрочем, видимо, на этот раз они ему изменили, потому что взгляд его ясных карих глаз, напоминавших цветом турмалин, вскоре вновь обратился на меня и довольно бесцеремонно остановился на моем лице. Не самый радушный прием во время встречи на высоком дипломатическом уровне, где должна была решиться моя судьба. Генрих рассматривал меня, как будто оценивал достоинства, скажем, породистой кобылы, выставленной на продажу.
В этот миг мне показалось, будто он ведет себя по отношению ко мне так же пренебрежительно-равнодушно, как и моя бабушка Мария, настоятельница монастыря.
Но потом я вспомнила, кто передо мной, и у меня по спине пробежал холодок. Этот человек мог бы стереть нас в порошок, если бы захотел. Я должна исправно играть свою роль и вести себя, как и подобает принцессе Валуа, даже несмотря на панический страх, поразивший меня, словно летняя молния.
Молясь, чтобы остатки мужества не покинули меня и мои ноги в решительный миг не подкосились, я не отвела глаз и выдерживала взгляд Генриха, – хотя от собственной дерзости у меня и дрожали коленки, – до тех пор, пока герцог Джон не откашлялся многозначительно, как бы давая сигнал к началу битвы. Оба английских лорда прервали неторопливую беседу, а Генрих повернулся к нам лицом. Стоявшая рядом со мной Изабелла заметно напряглась. Я сначала не поняла, чем это вызвано, но отметила, что ее тщательно выщипанные брови нахмурились и сошлись на переносице – насколько это вообще позволял дипломатический протокол.
Затем я с любопытством проследила за ее взглядом, и тут мне все стало ясно. Мою мать привела в ярость не нарочитая роскошь трех рубинов величиной с голубиное яйцо каждый, вставленных в тяжелую золотую цепь на груди у короля Генриха, и не великолепие трех таких же камней, сиявших в перстнях на его правой руке. И даже не вышитые золотом львы, занимавшие две четверти его богато украшенной туники, доходившей до бедер, хотя эти геральдические символы Англии сами по себе выглядели угрожающе. Дело было в том, что две оставшиеся четверти одеяния на его внушительной груди украшали французские лилии, серебряные на синем фоне, – зеркальное отражение узора нашего собственного наряда; эти лилии как бы кричали всему миру, что этот человек претендует на французскую корону с той же непоколебимой уверенностью, с какой заявляет права на собственный трон. Причем Генрих сообщил об этом во весь голос еще до того, как все мы сели, чтобы обсудить этот деликатнейший вопрос. Так что я ошиблась. Вне всяких сомнений, Генрих хотел произвести на нас впечатление, но не ради дружбы, а чтобы запугать и добиться покорности еще до того, как мы скажем друг другу хотя бы слово.
Услышав резкое прерывистое дыхание Изабеллы и заметив плохо скрываемое презрение на ее лице, я поняла, что эти переговоры могут закончиться ничем. И я рискую так и не предстать перед алтарем в качестве королевской невесты.
«Пресвятая Дева, пусть он захочет меня так сильно, чтобы пойти на компромисс! Пусть он захочет меня так сильно, чтобы пойти на уступки моей матери! И заставь Изабеллу быть покладистой, чтобы предложить ему эти уступки».
К нам приближались два английских лорда.
– Герцог Бедфорд, – шепнул уголком рта герцог Джон. – Брат короля. А второй – граф Уорик, еще один чертовски влиятельный лорд.
Однако они хотя бы, пусть и с опозданием, все-таки поприветствовали нас и к тому же для нашего удобства заговорили по-французски, за что я была им особенно благодарна, поскольку мой английский был не слишком хорош и ограничивался общими фразами.
