— Что это за сборище? — задал я вопрос хаджи Хусайну, нашему вознице.
Он в свою очередь спросил об этом у одного из толпы. Ответили, что привязанный человек — пекарь, он пек хлеб с недовесом, а губернатор проверил и обнаружил это. Тот, что тянет веревку, — палач. Он просверлил у пекаря нос и продел сквозь него веревку.
— Ну и закон, просто руками разведешь! — не удержался я.
— Пройдите подальше — увидите еще и не то! Там трем мясникам отрубили уши. Палачи ходят по базару, требуя взяток, и в каждой лавке побираются чем-нибудь, — пояснил мне кто-то из толпы.
В тот же миг я услышал, что в толпе поднялись крики. Палач, с окровавленным ножом, повел несчастного дальше, все время толкая его в спину, и, останавливаясь возле каждой лавки, собирал деньги.
Бедняга Юсиф Аму, понукая лошадей, кричал мне:
— Не смотри, бек, не смотри туда!
И вправду, от этого зрелища сердце мое словно застыло. Погнав лошадей, мы поехали в караван-сарай, находившийся за пределами города, там и провели ночь.
На каждом перегоне от Хорасана до Тегерана устроены вместительные и удобные караван-сараи с большими хранилищами для воды. В караван-сараях могло бы разместиться до тысячи паломников, и всем хватило бы свежей воды. Все караван-сараи выстроены очень прочно из обожженого кирпича, с применением извести и алебастра; они остались стоять как памятники эпохи великого шаха Аббаса Сефевидского.
Длинные шоссейные дороги — тоже память о том великом падишахе — да одарит его аллах морем своего милосердия! Из одного этого можно понять, как сей благородный государь заботился о народе, о его благе и как был щедр. Мало того, после завоевания Грузии сюда переселили группу тамошних жителей — грузин, расселив их в местах, более всего подвергавшихся набегам туркмен. Для переселенцев построили укрепления, снабдили их лошадьми, вооружением, положили им государственное жалование и оставили для охраны паломников. Потомки тех переселенцев живут здесь и до сих пор.
Словом, все, что я слышал от своего покойного отца о качествах этого милосердного шаха, все было правдой, а сказанное — лишь малая доля того, что он сделал. Мой покойный родитель приглашал каждый священный рамазан четырех известных арабских чтецов Корана, и, пока они читали нараспев Коран, он возносил молитвы в честь благородной души сего высокочтимого государя.
Если будет угодно господу, я, кроме этих беглых слов, вознесу еще покойному шаху хвалу, достойную его великих дел.
Я почитаю своим долгом с помощью господней запечатлеть на страницах моего путевого дневника образ сего великого и благородного шаха, дабы наша нация, видя его черты, вспоминала его с благодарностью и почтением.
Доброе имя оставь, умирая,
А не дворец в золотых украшеньях.
Если же небо не позволит мне выполнить это намерение, то завещаю тому, кто захочет опубликовать мой дневник, пусть в приложении к этой книге издаст карты Ирана времен шаха Аббаса, дабы потомкам известно было, что в эпоху этого мужественного государя границы нашей священной родины простирались от Балха, по берегу Каспийского моря, до Дагестана и Кавказских гор и на юге — вплоть до самого Багдада и Оманского залива. Какие необыкновенные усилия, какие великие траты требовались для защиты дорог и путей столь обширного государства, для безопасности его торговли!
И действительно, если кто-нибудь проникнет внимательным взором в суть положения страны в те времена, он поймет, какие невероятные старания прилагал этот мудрый падишах для процветания державы и благоденствия народа! От его внимательного взгляда не ускользала ни одна мелочь в деле расширения торговли и умножения народного богатства, а ведь они-то и являются важнейшей основой прогресса и цивилизации. Доказательством того служат хотя бы шоссейные дороги, которые можно увидеть во многих местностях Ирана. Они были построены для облегчения перевозок и переездов. Можно сказать, что в то время ни один из иностранных правителей так не заботился о расширении торговли, которая является причиной усиления государства, как этот мудрый монарх.
Все события той эпохи свидетельствуют о его поистине сулеймановой мудрости.[85] Выравнивали непроходимые пути, мостили дороги, строили крепкие мосты через реки, возводили в нужных местах прочные караван-сараи, завязывали дружеские отношения с разными странами, дабы вести успешную торговлю, и с совершенной религиозной терпимостью поддерживали эти отношения.
Об этом говорят и указы шаха Аббаса о неприкосновенности посланников иностранных держав, об охране жизни и имущества купцов любой национальности от всякого беззакония и притеснения, и назначение наиболее религиозных и умудренных послов в другие государства, и уравнение прав народов без различия их веры и обычаев при условии их верности государству.
Если кто-нибудь сопоставит все эти дела с условиями жизни той эпохи, то он восхитится и подивится ясной мысли и твердой воле сего правителя.
Впрочем, я несколько отвлекся. Я не ставил своей целью давать историческое описание, но похвальные деяния справедливого монарха невольно побудили меня к этому.
Всякий, кто захочет постичь всю высоту его благородства, чистоту помыслов и верность слову, пусть прочтет рассказ о том, как он пешком странствовал из Исфахана в святой Мешхед и босым прошел двести фарсангов пути, так что по окончании этого путешествия его ноги целый месяц были покрыты волдырями.
