Так, я вижу перед собой х*й своей целевой аудитории, это уже хорошо. Но на что он встаёт? Очевидно же — на меня! Или я выдаю желаемое за действительное? Хм… Ладно. Копаем глубже.
Итак, вся эта хрень тут шаро**ится по улицам, занимается бессмысленной работой, проходит бессмысленные квесты. И слушает какие-то скучные релаксационные запилы, джаз. А «Манескин» их, значит, не вставляет. Почему? Блин, да как можно понять логику пидараса, если она проходит через жопу…
Чё мне-то делать? Музыку для релаксации? Ну, это Вивьен на передний план, с клавишными… Да, собственно, и всё. Остальную группу можно распускать. И самого меня можно распускать. Вивьен будет играть, а Сандра говорить, как именно играть. И название изменить, конечно. Например, на «Голубую лагуну» или «Приют пидараса». Что-нибудь такое, хюгге-стайл.
Тьфу, блин, печаль какая. Нет уж, я из группы не уйду. Только через мой труп.
Тогда чего — джаз?
Ну, допустим, я могу и джаз. Ромыч с Иствудом, конечно, охереют, но за месяц-другой я их выдрессирую. Вивьен — та вообще за любой кипиш, кроме голодовки.
Я представил себе, как мы стоим на сцене, играем какой-нибудь импровизационный бодрячок… Трубач ещё нужен… А в зале отплясывает местный народ в шмотках и причёсках а-ля пятидесятые.
Нет, ну это вообще жесткач какой-то.
Целевая аудитория, мать её так… А, ну, вот ещё они любят собираться толпами, рисовать плакатики и бегать за мной с воплями «Мёрдок негодяй!» Вот если так рассуждать — то я вообще всё пипец как правильно делаю, даже придраться не к чему. Надо только найти способ сделать так, чтоб они с этими плакатиками ко мне на концерты приходили. И за вход платили.
Или я опять какую-то херню выдумал? Блин, тяжело трезвому, порой так и вообще невыносимо!
На бумагу упала тень. Это Сандра подкралась посмотреть, что я написал.
На листе по-прежнему было только одно слово и одна картинка.
— Молодец, — вздохнула Сандра. — Вижу, старался. Я так тобой горжусь.
И поцеловала в темечко, как любящая мать.
Сандра реально не собиралась сдаваться.
Поняв, что за письменным столом от меня толку не будет, она поволокла меня на улицу.
Господи, это какой-то бесконечно длинный день после запоя. Сколько ж можно-то? Туда-сюда, туда-сюда… А куда, кстати?
— Сандра, ну его нахрен, холодно, — сказал я. — Пошли, может, в кабак, выпьем-закусим?
— Я хочу увидеть результат! — рявкнула Сандра. — Хоть какой-нибудь маленький результат! И вот как мы теперь будем с тобой работать. Пока не добьёшься какого-нибудь маленького результата — секса не будет. Хочешь секса — покажи маленький результат. Понял меня?
Она ехала на осле, я шёл рядом. С минуту я молча смотрел на неё, пытаясь вкурить, где хранится прикол. Потом понял, что прикола нет, и заржал.
— Что смешного? — нахмурилась Сандра. — Я абсолютно серьёзна!
— Ты упоролась, что ли? — прорыдал я сквозь смех. — Да это ж я! Да я в этом городе кого угодно…
— О, серьёзно? Ну так вали и трахай кого угодно.
Я перестал смеяться. Озадачился.
— Чё-то я не вкуриваю. А в чём прикол? Ну, пойду и трахну.
— Ну, иди и трахай.
— И пойду!
— И иди.
— И трахну!
— Трахай, Мёрдок.
— Или ты думаешь, не пойду?!
— Пойдёшь, куда ты денешься.
— Думаешь, не трахну?
— Да ещё как трахнешь, по всему городу треск стоять будет.
— Так в чём замес?
— Замес в том, что лучше меня ты в этом городе никого не найдёшь. Никогда и никого! — погрозила мне пальцем Сандра. — И ты это сам знаешь. Как тебе Доротея?
Я вспомнил Доротею.
— А Присцилла?
Я вспомнил Присциллу.
— Я, думаешь, просто так «любовницу» дольше года прокачиваю? Нет, Мёрдок, не просто так. И я не останавливаюсь, заметь. Я с каждым разом становлюсь всё лучше, и с этим ты не поспоришь. Даже если у меня найдётся соперница, ей придётся изрядно постараться, чтобы меня хотя бы догнать. Ей придётся этим делом на полную ставку в две смены заниматься, а так расшибаться никто не будет. Смирись, Мёрдок. У тебя — самая лучшая девушка в городе, а то и в мире. По совместительству — твой менеджер, твой лучший друг и твой голос разума. Ты не сможешь меня бросить, потому что не сможешь никогда. Я — сокровище. Береги меня.
— Ты дьявол! — заорал я, заставив охреневших прохожих оборачиваться и шухериться. — Я ведь сам создал тебя!
— Не преувеличивай, мы оба старались.
— Но ведь…
— Присцилла, наверное, была чуть поинтереснее Доротеи. А Доротея наверняка вообще не напрягалась. Бревно бревном — я угадала? Для школьника — предел мечтаний, но ты-то уже не в школе. Ты рок-звезда. Тебе нужно всё самое лучшее. Самое лучше бухло, самая лучшая наркота и самый лучший секс. Всё то, что с гарантией отрубает мозги.
Я схватился за голову.
— Бля, Сандра, дай-ка я лучше с другой стороны пойду. Когда ты мне над левым плечом такие вещи говоришь, меня охватывает иррациональный мистический ужас.
Я обошёл осла.
— Куда мы вообще прёмся, ты можешь объяснить?
— Да пришли уже. Стой, Лимузин! — Осёл остановился, Сандра соскочила на заснеженную мостовую и показала на дверь дома, перед которым мы остановились.
На двери была табличка: «Дерек. Художник».
— И нахрена мне художник Дерек?
— Две причины. — Сандра показала два пальца. — Во-первых, Дерек пишет картины, которые людям нравятся. Они платят за них деньги. И репутация Дерека растёт. А во-вторых, Мёрдок, тебе нужно понять этих людей. Понять, зачем они тратят время и силы на всё это «нарисованное говно», как ты называешь любое их действие. Если ты не понимаешь своей целевой аудитории — тебе нечего ей предложить. А твоя привычная стратегия — догонять и запихивать насильно в глотку — если ты не заметил, даже при жизни не очень-то работала. Так что — вперёд. Позвони в колокольчик, зайдём на чай к художнику и побеседуем. Творческие люди любят говорить о себе. Ты вот, например, только о себе и говоришь.
Покачав головой и ни на грош не поверив в эту затею, я всё-таки позвонил в колокольчик. А потом для верности ещё и пнул по двери.
Чай… Какой ужасающий душу позор — я действительно пью чай. В доме художника. Убейте меня, кто-нибудь.
— Дерек, а ты чё, трезвым работаешь? — не выдержал я, когда художник подвинул ко мне блюдо с печенюшками.
— Мёрдок, ты хотел поговорить с Дереком о работе, — вмешалась Сандра, которая, наконец-то дорвавшись до чая, стала счастливой и умиротворённой.
— Так я ж и говорю. Видишь — с главного начал.
— Только трезвым, — сказал Дерек. — Предельная сосредоточенность на работе.
— А вот если работаешь-работаешь, а вдохновение — вжжжжжух! — в ноль? — заинтересовался я разговором.
— Значит, хватит работать, — улыбнулся художник.
Я посмотрел на него сперва недоверчиво, а потом — с презрением.
Ну что за несерьёзный, детский подход? «Хватит». Какой «хватит»?! Когда прёт — значит, надо херачить, пока Рома с Иствудом не побегут к создателям, умолять, чтобы их перезагрузили в виде тараканов.
— А как ты определяешь, какие картины писать? — спросила Сандра.
Планировка дома художника совпадала с моей. Внизу была здоровенная студия, в ней мы, собственно, и тусили. Но, несмотря на обилие места, работал Дерек явно не здесь. Здесь картины только на стенах висели, готовые уже.
— Никак не определяю, — удивился Дерек вопросу. — Пишу то, что мне хочется.
— Слышь! — воскликнул я, красноречиво ткнув в Дерека пальцем. — Вот и всех делов, я ж говорил. Из-за тебя только репетицию пропускаю, эх…
— Погоди, — отмахнулась Сандра и внимательно посмотрела на Дерека. — Скажи, Дерек, а ты чувствуешь единство со своей целевой аудиторией?
— А какой художник его не чувствует? — удивился Дерек ещё больше.
— Ну, вот, Сальвадор Дали, например, всех на х*ю вертел, — буркнул я, однако уже почувствовал, что на меня забили хер.
Дерек смотрел на Сандру, Сандра — на Дерека. Ну и хер на них. Я пойду лучше картинки посмотрю.
Оставив недопитую чашку чая, я пошёл по залу, слушая вполуха вумный разговор. Но больше всё-таки развешанным любовался. Первая картина понравилась — душевная такая. Небо, море, парус вдали. Чисто Айвазовский, только без экстрима.
А есть ли в этом мире море? А яхты? А покататься?..
В общем, загрустил я от картины, перешёл к следующей. Она мне тоже понравилась — на ней Дерек чётко зарисовал закат. Чёрные силуэты деревьев на фоне красного, как… Ладно, просто красного солнца.
Я покивал картине с мудрым видом знатока, пошёл дальше и тут уже не выдержал:
— Ах ты ж, *б твою налево!
— Мёрдок, веди себя прилично, не трогай ничего руками! — крикнула Сандра.
— Херасе! — заорал я, тыча в картину пальцем. — Это ж моя клавишница!
— А, да. — Дерек соскочил с барного стула и поспешил ко мне. — Вивьен согласилась мне позировать в обмен на… одну услугу.
— Услугу! — повернулся я к нему. — В обмен на то, что ты меня хладнокровно на**ал. Глядя в глаза врал, сука. А я ж к тебе по-доброму. Я ж тебя как родного принял.
— Ну прости, Мёрдок, прости…
— Чё «прости»? Чё «прости», Дерек? Несерьёзный разговор, так я тебе скажу. За такие косяки, во-первых, проставляться надо, и не чаем. Чай — это вообще оскорбление. А во-вторых, ты мне теперь должен. Объясняй, в чём секрет успеха. Не, ну с Вивьен — тут всё понятно, можешь не объяснять. Хомяк видит голую бабу — хомяк хочет голую бабу — хомяк покупает картину с голой бабой — хомяк дрочит на картину с голой бабой. Профит. Ты вон лучше про море расскажи, оно п**дец грустное. На**я оно мне надо, обоснуй?
— Мёрдок, ты можешь прикрутить свою вульгарность хоть на десять минут? — взвыла Сандра. Кажется, ей было за меня стыдно.
— Чего зря верньеры ломать? Я рок-музыкант, у меня всё на максималках. Да не ссыте, нормально всё будет, чё вы.
Дерек в задумчивости посмотрел на картину с Вивьен. Она там сидела у окна, полностью голая. Хитроумный художник умудрился выписать всё так, что даже жопы толком не видно, но ощущение обнажёнки присутствует в полный рост. При этом из окна её тоже не должно быть видно.
