Кроме того, у Юры были проекты и модели механизированной раздевалки, качалки-самоката и многих других машин-вещей.

— Зачем тебе это? — приставали товарищи. — Ну, скажи, зачем тебе качалка?

— Честное слово, ребята, вы рассуждаете, как дети, — сердился изобретатель «самокачалки». — Ведь при коммунизме, — помните, Ася Васильевна говорила, — всё должно стать очень удобным и… Ну, в общем, тогда эта качалка пригодится. И дверь пригодится, и всё. Понятно? Это я для будущего.

— А ты для будущего придумай такой комбайн: он сам жнёт, молотит, потом мелет зерно, и из него печенье выскакивает, — предлагал Сеня и тут же осведомлялся: — Можешь?

— Нет, лучше, как Циолковский, — такой ракетоплан, чтобы на другие планеты летать, — говорил Петя.

Юра хмурился:

— А может, и придумаю. Только это очень трудно. Я ещё мало знаю для этого.

— Ты, смотри, можешь и опоздать, — подтрунивали ребята. — Ты утром как-нибудь просыпаешься, а по радио передают: «Ракетоплан «Москва» совершил посадку на Марсе». Вот и остался ты с носом!

От этих разговоров Юре становилось не по себе. Ведь он действительно мечтал о полётах на другие планеты.

Конечно, интересно выводить новые растения. Хорошо искать и добывать руду для заводов-гигантов. Прекрасно быть и морским капитаном, как Данко Холмов, чтобы сквозь пенные штормы пробиваться по заданию Родины к далёким берегам. Но пробиться в совсем другие, совсем далёкие, неведомые людям планетные миры — этого ещё никто на свете не сделал. А ведь посчастливится кому-то первому!

Как часто, сидя над учебниками, Юра закрывал глаза и видел… да-да, именно видел, будто это было на самом деле… Вот он с товарищами в ярко освещённой кабине ракетоплана, который с громадной скоростью летит в чёрной бездне межпланетного пространства. В смотровое окно видно далёкое, чуть сияющее голубым светом пятнышко — Земля. Глухо рокочут, гудят двигатели ракетоплана. Нагнулись над приборами товарищи Юры. Бездонная чёрная пропасть за окнами. Приборы показывают: снаряд входит в сферу притяжения Марса. «Приготовиться к посадке! Включить тормозной двигатель!»-приказывает командир… И вот они выпрыгивают из ракетоплана. А через несколько минут к далёкому, сияющему голубым светом пятнышку несётся, обгоняя метеориты, радиограмма: «Земля… Кремль…»

Дрожа от восторга, Юра открывал глаза, и сразу восторг исчезал: на столе ждали своего хозяина тетради с надписью: «ученика 6-го в класса», задачник, в котором тоненькой птичкой отмечено условие: «Из бака А в бак Б в течение часа вытекает…» Как далеко это от дерзких и прекрасных мечтаний! Но всё дело в том, что никуда от этого не денешься. Шагнуть к ракетоплану можно только через эти вот тетради и учебники.

Зимой Юра беседовал на детской технической станции с одним инженером. Ого, сколько, оказывается, надо знать ракетостроителю! И высшую математику, и физику, и химию, и механику, и сопротивление материалов, и ещё десятки других наук, названия которых Юра услышал впервые и сразу даже не запомнил.

Конечно, всё это он изучит, не испугается, не отступит. Не в этом дело. А в том, что время-то идёт и кто-нибудь, наверное, уже строит ракетоплан.

— Как ты думаешь, ведь строит кто-нибудь? — допытывался однажды Юра у Саши Климова.

Саша беззаботно улыбнулся.

— Может, и строят.

Юра обиженно захлопал коротенькими рыжими ресницами:

— Тебе всё равно?

— Почему всё равно? Мне чем скорее построят, тем лучше. Интересно же!

— А я?

— Хо, чего испугался! Чудной ты, Юрша. Так, то ж построят первый межпланетный ракетоплан. Первый в мире. Видел снимки — первый самолёт какой был никудышный. Так же и тут. Будешь совершенствовать. Тоже изобретать всякое надо. Ясненько?

Юра строго поджал губы, задумался.

— А ведь ты правильно говоришь…

— Я всегда на «пятёрку» отвечаю.

— Нет, верно. — Юре было вовсе не до шуток. — Взять первый самолёт и теперешний — это же совсем разные машины. Ведь верно, Саша? — К Юре возвращалось хорошее настроение. — Послушай, давай займёмся вместе.

— Я тебе уже говорил, что нет.

— Ну почему?

— Не так у меня голова устроена.

— Опять глупые шутки. Кем же ты станешь?

— Не знаю. Там видно будет.

— Вот этого я не понимаю. Вот-вот перейдёшь в седьмой класс — и не знаешь!

— Хо, впереди и седьмой, и восьмой, девятый, десятый. Придумаю.

— Это, конечно, твоё дело. А то пошли бы сейчас вместе на техническую станцию. А?

Тут вдруг Саша сделался очень серьёзным. Он озабоченно почесал облупившийся нос, искоса глянул на приятеля и задумчиво сказал:

— А ведь ничего у тебя, Юрша, не выйдет.

— Как? — растерялся Юра. — То есть почему?

— Ну вот построишь ты ракетоплан. Так? А лететь в нём тебе не придётся: врачи не пустят. Ты же хилый. И по физкультуре еле-еле тройка. Какой ты лётчик!

— Ну, а я… А в ракетоплане… В общем…

— В общем полетят без тебя. Чкалов вон какой здоровый был, так и то перед полётом через Северный полюс его врачи проверяли да проверяли. А тут — на другую планету! Нет, не выйдет у тебя.

Юра присмирел.

— А ты откуда знаешь? Про Чкалова.

— Читал. Могу и тебе дать.

— Дай.

Юра прочитал книжку и пошёл советоваться со своим другом Данко. Тот неожиданно вскипятился, наскочил:

— А я тебе раньше не говорил про это же самое?!

Так прибавилась у Юры ещё одна забота — физкультурные занятия. После уроков Саша и Данко вели его в гимнастический зал или все отправлялись на стадион. Спуску приятели не давали. Тренерами они оказались строгими. Зато учебный год Юра закончил с «четвёркой» по физкультуре.

— Буксирчик! — весело подмигивал ему Саша и горделиво тыкал пальцем в грудь.

Друзья и в лагере донимали своего «подшефного» такими тренировками, от которых болели руки и ноги. Юра безропотно нёс физкультурные «тяготы»: он начинал чувствовать себя сильным и ловким и радовался этому. Вот и сейчас, орудуя рубанком, он нет-нет да и косил глаза на свои руки, любуясь, как вздуваются на них мускулы. Конечно, ещё не такие, как у Саши или Данко, но всё же…

…Когда Данко вернулся от Аси Васильевны, он застал такую картину. Петя, развалившись на досках, нежился под горячим солнцем, а поодаль, в тени, сидел Сеня и грыз сухарь. Силантьич сердито ворчал на них. Юра был красный от злости и бессилия, Ваня и Саша сумрачно трудились за верстаком.