Круто, — сказал Тимыч.
Ну так я ж Крутая! — задорно ответила Любка. — Всегда перед выходом на подиум я себе говорю: «Я лучше всех, я круче всех!»… А ты правда про меня никогда не слышал?
Тимыч помотал головой.
Не-а.
А я, когда ты позвонил, подумала, что ты таким способом хочешь со мной познакомиться.
Как видишь, нет. — Мысли Тимыча вернулись в прежнее русло: — «Утром молодец, а к вечеру мертвец», — повторил он слова Разгильдяева. — Блин! Что ж мне теперь делать-то, а?
— Ложись спать, — посоветовала ему Крутая.
В общем, Любка уехала принимать кока-кольную ванну. А Тимыч лег спать.
Тимыча разбудили настойчивые телефонные звонки. Он снял трубку.
— Алло.
В трубке стоял сплошной треск.
— Алло, — повторил Тимыч громче.
В ответ — та же трескотня.
Тимыч хотел уже положить трубку, но тут сквозь помехи послышалось:
— Тима… Тима…
Тимыч тотчас узнал голос Ля.
Ля! — закричал он. — Ты где?!
Я здесь, — слышалось еле-еле.
Где — здесь?
Ля что-то ответила, но Тимыч не разобрал.
— Что-что?! — заорал он. — Повтори!
Ля повторила, но Тимыч снова не понял.
— Перезвони! — крикнул он. — Тебя плохо слышно!
…шай трубку, — донесся до Тимыча обрывок фразы.
Чего?!
Не вешай трубку, — расслышал он. — Я не смогу тебе перезвонить.
А откуда ты звонишь?!
Из послезавтра!
На сей раз Тимыч хоть и ясно услышал, но не въехал.
— Откуда?! — переспросил он.
— Из послезавтра, — четко донеслось до него, потому что треск прекратился.
Из какого еще послезавтра? Слушай, я… — начал Тимыч.
Нет, это ты послушай, — перебила его Ля. — Связь может оборваться в любую секунду.
Но…
Подожди! Дай мне сказать… — Голос Ля звучал отчетливо. — Мой велик попал в завихрение времени, и меня вместе с ним перебросило в послезавтра.
— Какое еще завихрение времени?!
Ты…
Ля вновь перебила:
— Тима, сейчас не обо мне речь, а о тебе. Тебе угрожает опасность.
Опасность?
Да, смертельная! Тебя здесь нет, понимаешь?! Нет!
Где — здесь?
В двенадцатом мая.
В каком двенадцатом мая?
Ну у тебя сейчас — что?
В смысле?
Число какое?!
Число?!
Ох, ну ты и тормоз! — посетовала Ля. — На календаре у тебя какое число?!
Десятое.
А у меня двенадцатое. Я для тебя — в послезавтра. А ты для меня — в позавчера.
Фигня какая-то…
Нет, не фигня. Твое завтра — для меня вчера. Поэтому я и знаю, что тебя нет. — А где же я?
Дррррррр… задребезжало в трубке.
… адбище, — донеслось сквозь дребезжание.
Что-что?!
… на кладбище.
Что — «на кладбище»?
Ты лежишь на кладбище. Я там была.
Где — там?
Да на кладбище, блин! Когда ты, наконец, врубишься!
На каком еще кладбище?!
На Мартышкином! [3] Справа от входа твоя… дрррррррррррр дребезжало все сильнее и сильнее.
— Что — моя? — закричал Тимыч.
— Мо-ги-ла, — по слогам прокричала Ля.
ТЫРРР… ФЫРРР… БЫРРР… — уже прямо-таки грохотало в трубке.
Если ты не изменишь свою судьбу, — прорывался сквозь грохот голос Ля, — …то тебя … бьют… Ты понял?!
Не понял! Повтори!
…бьют…
Бьют?..
Дане — бьют, а… ют…
— Что-что?
ТЫРРР… ФЫРРР… БЫРРР…
…убьют, — вдруг прозвучало четко.
Кого убьют?! бя!.. бя!.. бя!.. — эхом донеслось до Тимыча.
«Что за „бя“?»— в недоумении подумал Тимыч и тут же сообразил: «Тебя! Тебя! Тебя!» — вот что кричала ему Ля.
ПИ-ПИ-ПИ… пошли короткие гудки.
Тимыч изложил трубку. Постоял у телефона, надеясь, что Ля еще позвонит.
Но телефон молчал.
А Тимыч думал.
Подумать ему было о чем. В последнее время с ним явно творилось что-то странное, чего он ни понять не мог, ни, тем более, объяснить. Вначале он превращается в таракана и бабушка спускает его в унитаз, затем вся эта фигня с Ля и ее взбесившимся велосипедом, после этого дурак Разгильдяев со своей дурацкой пословицей: «Утром молодец, а к вечеру мертвец». А теперь еще и звонок Ля из послезавтра…
«А из послезавтра ли»? — засомневался Тимыч. Может, Ля как-нибудь загипнотизировала Тимыча, а ему показалось, что она упала на велике с крыши?.. Но зачем ей это надо? Да мало ли зачем. В сущности, ведь он совсем ее не знает. Видел всего один раз в жизни… Ну а с превращением в таракана как же? Это не гипноз, потому что воспоминания об этом были у Тимыча ДО ТОГО, как к нему пришла Ля.
Короче, все было очень-очень странно.
«Ну хорошо, — продолжал размышлять Тимыч, — допустим, Ля вместе с велосипедом и вправду попала в какое-то завихрение времени и перенеслась в послезавтра». Здесь тоже полным-полно нестыковок. Почему мать Ля сказала, что у нее нет никакой дочери? И почему Тимыч не помнит, что с ним было после падения Ля с крыши? Не мог же он, в самом деле, преспокойненько лечь спать. Выходит, Ля не падала с крыши, а все-таки его загипнотизировала. А с превращением в таракана как же?.. Уф! Заколдованный круг какой-то.
Словом, Тимычу было понятно только то, что ему ничего не понятно.
Стряхнув с себя задумчивость, Тимыч бросил взгляд на часы. И обнаружил новую странность. Он-то считал, что еще и восьми нет, а между тем было уже полтретьего. А может, часы врут?.. Тимыч позвонил в справку точного времени.
— Четырнадцать часов тридцать минут, — ответил автоответчик.
Та-а-к, замечательно, ко всему прочему он еще и школу проспал. А сегодня, как назло, математика с этой дурой Аннапалной. Уж она-то точно стуканет классной, что Тимыча не было на уроке. Впрочем, возможно, и не стуканет, сегодня ж был разбор контрольных — а у Тимыча за контрошу наверняка пятак, потому что он все до последнего примера списал у Алки Митрофановой — круглой отличницы… «Нет, все равно стуканет классной», — вздохнул Тимыч и вдруг вспомнил, что классная велела всему классу принести завтра в школу свидетельства о рождении. А у Тимыча свидетельство — на квартире родителей. Так что придется ехать.
И Тимыч поехал.
По дороге он старался вообще ни о чем не думать. «Надо отдохнуть от мыслей, — сказал себе Тимыч. — Может, тогда и все странности сами собой исчезнут».
Но странности не только не исчезли, напротив — их стало еще больше.
Когда Тимыч пришел домой, он не нашел там ни матери, ни отца, ни бабушки, ни тройни. Причем коляска была на месте. «Куда ж они подевались? — недоумевал Тимыч. — Пошли гулять? А почему без коляски?»
Тимыч решил и об этом не думать.
Открыв нижний ящик письменного стола, он принялся искать свое свидетельство о рождении, перебирая всевозможные документы: свидетельство о браке родителей, университетский диплом отца, паспорт матери… ага, вот и его свидетельство.
И тут Тимыч чуть в осадок не выпал. Потому что это было свидетельство не о рождении, а… о смерти.
Тимыч глазам своим не верил, читая и перечитывая бумажку. Получалось, что он уже три года как мертвый, «о чем в книге регистрации актов о смерти», — читал обалдевший Тимыч, — «произведена запись за № 3241». Местом Тимычевой смерти был город Санкт-Петербург, похоронен был Тимыч на Мартышкином кладбище на 21 участке, в могиле под инвентарным номером — 16.
«Прямо глюк на глюке», — вертелось у Тимыча в голове. Впрочем, свидетельство О смерти глюком не назовешь. Вот оно, в руках у Тимыча — вполне реальный документ, да еще с печатью.
Однако и на этом странности не закончились.
Зазвонил телефон. Тимыч машинально снял трубку.
— Да?
Тимыч, ты?! — Это был лучший друг Тимыча — Димыч.
— Я.
Сматывайся по-шустрому! Тебя хотят грохнуть!
— Чего-о? — оторопел Тимыч.
— Того самого! — кричал в трубку Димыч. — Вали из дома, пока не поздно! Она к тебе поехала!
Кто?
Аннацпална! Она хочет тебя убить!
Да ладно, Димыч!
Я тебе реально говорю! У Анныпалны сорвало крышняк. И всех, кто написал контрошу на двойбан, она грохнула.
Как грохнула?
Из калаша, одиночными, прикинь!
А где она автомат взяла?
Так у нее муж — спецназовец!
Слушай, что ты мне грузишь?!
— Я тебе когда-нибудь грузил?!
Вообще-то никогда Димыч Тимычу не грузил. Неужели и вправду Аннапална всех двоечников расстреляла?.. Тимыч прямо не знал, верить Димычу или не верить.
А Димыч тем временем взахлеб рассказывал:
— Хорошо — у меня тройбан! А то бы мы сейчас с тобой не разговаривали! Я у Сашки-Пепса списал!..
Я тоже списал, — вспомнил Тимыч, — у Алки Митрофановой. Значит, у меня должен быть пятак.
Фиг попало! Алка на пару контрошу написала!
Алка — на пару?! — поразился Тимыч.
Вот именно! Прикинь, какая невезуха. Все время пятаки получала, а тут двойбан — и сразу пуля в лоб.
Аннапална убила Алку?!
Да что там Алку! — орал в трубку Димыч. — Она пол класса замочила!
А Серого?
И Серого!
А Володьку Комара?
И его тоже!
Офиг-е-еть…
Короче, вали скорей из дома! Она к тебе едет!
Откуда ты знаешь?
Она у меня твой адрес спрашивала.
И ты сказал?! — Возмущению Тимыча не было предела. — Друг называется!..
А что я мог сделать? — оправдывался Димыч. — Она мне ствол к виску приставила. «Выкладывай, — говорит, — по-быстрому адрес Кувшинова, а не то на тот свет отправишься».
Слушай, а… — начал Тимыч.
Но Димыч не стал слушать, заорав в трубку так, что у Тимыча в ушах зазвенело:
Ты что, фишку не просекаешь?! Я же тебе говорю: она к тебе едет! Сматывайся скорей из дома — иначе ты труп!..
На фига мне сматываться — у меня дверь железная.
Ну гляди, Тимыч, я тебя предупредил, — более спокойным тоном сказал Димыч. — Ладно, пока! Мне надо домзад делать.
Упоминание о домашнем задании изумило Тимыча едва ли не больше, чем известие о расстреле Двоечников. Отродясь Димыч не делал домашних заданий.
Ты делаешь домзад?!
Ага, — подтвердил Димыч. — Географию с физой уже сделал, остались русский с литрой.
Офиг-е-еть
А ты прикинь — если математичка вольтанулась, значит, и другие преподы могут с резьбы съехать. И тоже начнут палить из автоматов. Нет уж, лучше быть живым отличником, чем мертвым двоечником. Короче, вони, если Аннапална тебя не грохнет, ока.
И связь оборвалась.
Тимыча охватило чувство нереальности происходящего. На столе лежало свидетельство о его смерти, к нему ехала Аннапална с автоматом… Тимычу вдруг пришла мысль, что помимо автомата у математички вполне могут оказаться и противотанковые гранаты — раз ее муж спецназовец. А гранатой железную дверь в два счета можно высадить.
«Надо бежать!» — принял решение Тимыч.
С колотящимся сердцем он выскочил из дома.
И чуть было не угодил под черную «Пантеру» Любки Крутой.
Взвизгнули тормоза.
— Тебе что, баран, жить надоело?! — заорала Любка, будто заправский водила, но, узнав Тимыча, сразу сбавила обороты: — О, Тима, откуда ты взялся?!
Тимыч без лишних объяснений плюхнулся на сиденье рядом с Любкой.
Гони! — коротко приказал он.
Куда?
— Подальше отсюда! …
Крутая ударила по газам. «Пантера», взревев, рванула.
А я победила в конкурсе красоты, — первым делом сообщила Любка. — Теперь я — «Российская русалочка».
А я теперь мертвец, — ответил ей на это Тимыч.
В каком смысле — мертвец?
— В прямом. На, читай… — Тимыч протянул Крутой свое свидетельство о смерти.
Любка прочла.
— Прикольно, — сказала она. — Где это ты надыбал?
— У родичей. И это еще не все… — И Тимыч рассказал о звонке Ля из послезавтра о сошедшей с ума Аннепалне.
Обломно, — сказала Крутая.
Да уж. Прямо наваждение какое-то.
Какое ж это наваждение?.. — вертела юбка баранку и жевала жвачку. — По ящику недавно передавали: в Перми училка по химии весь класс замочила. Учителей ведь тоже можно понять. Они нас учат, чат… а мы двойки получаем.
Да я не об этом, — отмахнулся Тимыч. — Наваждение — свидетельство о смерти.
— И это не наваждение, — покачала головой Крутая, — у тебя же реальный документ в руках, — кивнула она на свидетельство. — Кстати, где ты похоронен?
На Мартышкином кладбище.
Давай сгоняем, посмотрим?
Погнали.
Крутая лихо развернула тачку, переключила скорость и — р-раз! — они уже у цели. На кладбище.
На мраморном надгробии было написано:
ДОРОГОМУ ТИМОЧКЕ
ОТ
МАМОЧКИ И ПАПОЧКИ
— Полный мрак, — пробормотал Тимыч, уставившись на свою фотку в овальной рамке.
Неподалеку какая-то женщина мела кладбищенскую дорожку.
Простите, — обратилась к ней Любка Крутая, — а эту могилу кто-нибудь посещает?
А як же, — ответила женщина по-украински.
А кто, не скажете?
Гарна така молодка, — ответила украиночка, не переставая орудовать метлой. — Грошей мне дала, чтоб я за могилкой хлопчика приглядывала.
И когда она в последний раз приходила? — выспрашивала Любка.
Кажись, вчера я ее бачила.
А как ее зовут? — вступил в разговор Тимыч.
Украинка, перестав мести, пожала плечами.
Чи я знаю?
А одета она как? — допытывался Тимыч.
В сорочку да в черевички.
Что за черевички? — не въехал Тимыч.
Ну шузы, — перевела Крутая.
А она, случайно, не картавит? — спросил Тимыч.
Шо? — теперь уже не въехала украинка.
— Букву «р» выговаривает?
Оказалось — не выговаривает.
Это моя мать, — тихонько сообщил Тимыч Любке.
Спасибо, — поблагодарили ребята женщину. — До свидания.
Доброго вам здоровьичка. — Украинка снова замахала метлой.
Мистика какая-то, — сказал Тимыч, когда они сели в машину.
Нет тут никакой мистики, — ответила Крутая, — ты лучше со своими родителями поговори. Наверняка у них имеется семейная тайна.
Семейная тайна?
Ну да. Как в латиноамериканских сериалах. Какой-нибудь умерший брат-близнец, о котором они тебе не рассказывают.
Но почему?
— Вот ты у них и спроси.
Тимыча внезапно как током шарахнуло.
Он аж подскочил.
Бли-и-н!
Ты чего? — уставилась на него Любка.
Я же родичей не предупредил! Сам из квартиры удрал, а они знать ничего не знают! Вот черт!.. Аннапална может их пришить под горячую руку!..
Вполне, — кивнула Крутая.
Гоним ко мне, на Почтамтскую! — воскликнул Тимыч.
Зачем? Давай лучше звякнем.
А у тебя есть мобильник?
Естественно… — Крутая достала трубку. — На, звякай.
Тимыч быстро набрал номер. Один длинный гудок… второй… третий…
— Ну почему, почему они не отвечают? — нервничал Тимыч. — А вдруг она их уже убила?
Не мечи икру, — спокойно сказала Любка, — если твой приятель не наврал и училка замочила полкласса, то вся питерская милиция уже на ушах стоит. И Аннапална давно арестована.
О, точно! — встрепенулся Тимыч. — Надо в милицию позвонить! — И он набрал 02.
Милиция слушает, — ответили ему.
Скажите, на Почтамтской сегодня никаких происшествий не было?
— Минуточку. Сейчас посмотрю сводку.
Минута тянулась, как час. Тимыч нервно ерзал.
Было одно происшествие, — ответила наконец девушка-диспетчер.
А какое?
Серийное убийство.
А где?
— Почтамтская, двенадцать, квартира двадцать…
У Тимыча так рука с мобильником и опустилась. Это был его адрес.
Узнать подробности можно было в 40-м отделении милиции. Туда ребята и помчались.
Из-за меня их убили! — корил себя Тимыч всю дорогу. — Из-за меня!
Да подожди ты дергаться, — успокаивала его Любка. — Вдруг это какая-нибудь ошибка.
Но ошибки никакой не было. Когда они вошли в отделение милиции, дежурный спросил у Тимыча:
— Ты Тимофей Кувшинов?
— Да.
— Пройди на второй этаж к следователю Вшивцеву. В семнадцатый кабинет.
Крутая направилась следом за Тимычем.
А ты куда, девочка? — преградил ей дорогу дежурный.
Я с ним, — указала Любка на Тимыча.
Не положено, — отрезал дежурный. — Следователь Вшивцев ждет только Кувшинова.
И Любке пришлось остаться.
Тимыч поднялся на второй этаж и нашел семнадцатый кабинет. На дверях висела табличка
КОМНАТА ДЛЯ ДОПРОСОВ
Тимыч постучал.
— Войдите, — разрешил мужской голос.
Тимыч вошел.
За столом сидел сурового вида мужчина в черном костюме.
— Тимофей Кувшинов? — отрывисто спросил он.
Да, — ответил Тимыч.
А я следователь Вшивцев. Садись, парень.
Тимыч сел.
Тебе сколько лет? — спросил Вшивцев.
Тринадцать с половиной.
Ну-у, уже взрослый мужик. Поэтому буду с тобой говорить откровенно. Ты, Тимофей, теперь сирота.
Сирота? — потерянно повторил Тимыч.
Да, — припечатал Вшивцев. — Круглый сирота. Нет у тебя больше ни мамы, ни папы, ни бабушки… вообще никаких родственников в живых не осталось.
Один остался, — машинально поправил Тимыч.
Это кто же?
Дядя Федя. Он на Канарах…
— Лучше б у тебя его совсем не было, — обронил загадочную фразу следователь и, нажав кнопку, объявил: — Сейчас приведут убийцу твоих родных.
Дверь отворилась, и два дюжих охранника ввели в комнату… нет, не Аннупалну, а — Федора Петровича Федякина.
— Дядя Федя?! — обомлел Тимыч, ничего не понимая. — А где же Аннапална?..
— Садитесь, подследственный, — строго обратился к Федякину Вшивцев.
Федякин сел.
— Рассказывайте, как дело было.
Федякин начал рассказывать:
Андрей, муж моей сестры Маши, заядлый курильщик. Я ему с Канарских островов привез в качестве сувенира зажигалку-пистолет. Ну и решил подшутить. Наставил на Андрея зажигалку и говорю: «Бах-бах, ты убит». И на курок нажал. А зажигалка возьми да и выстрели. Она оказалась настоящим пистолетом.
