Спирин взглянул на Дениса с уважением. Впрочем, ирония тоже никуда не делась.
— Неужели у нас еще остались начитанные молодые люди? Значит, еще не все потеряно. Итак, Вульгата — это Библия западного мира. Видишь ли, это слово было написано на всех кассетах, которые мы изъяли девять лет назад.
Денис взглянул на капитана округлившимися от изумления глазами.
— Зачем?
Спирин усмехнулся.
— Вот и я задался тем же вопросом. Это слово было отпечатано фотографическим способом со специальных матриц на обложках большей части продукции. На некоторых — с внутренней стороны. Но оно было везде.
— И что это значит? — Честно говоря, Дениса сейчас не очень интересовал этот вопрос. Ему хотелось поскорее узнать, что случилось с Настей.
— Сначала я думал, что это название студии, на которой производят фильмы. Мы все так думали. Но похоже больше на название какой-то секты.
Я собрал сведения о распространителях и покупателях — около сорока человек уже успели купить кассеты. Никто из них не состоял в секте. Почти все были крещеные, но церковь особо не посещали. Религиозную подоплеку отметаем.
— Сатанисты?
Спирин смерил его презрительным взглядом.
— Фильмов насмотрелся? Сатанисты — кучка жалких наркоманов из подвала. Им такое дело не под силу. Мы бы давно их взяли. Нет. Тут что-то другое. Новое. Я понял это сразу, как только ты сказал, что видел в фильме свою девушку.
— Что вы имеете в виду? Может, объясните наконец?
Спирин подошел к сейфу. Открыл его ключом, достал фотографии. Вернулся за стол. Бросил фотографии на стол перед Денисом.
— Вот. Любуйся.
Снимков было пять. Труп Насти: сверху, слева, справа, лицо крупным планом. Пятый снимок — отрубленные руки и ноги, лежат в углу.
— Боже, боже… — бормотал Денис, разглядывая снимки. На глаза его навернулись слезы. К горлу подступила тошнота.
Труп лежал на анатомическом столе, установленном в полутемной комнате. Настя была прикована к нему цепями. Денис заметил, что горло перерезано. Грудь и шея были черными от запекшейся крови.
— Смерть наступила вчера, примерно в полдесятого вечера. — Спирин сухо улыбнулся. — Думаю, ты в это время как раз развлекался на вечеринке. Бензопилой ей отрезали все конечности, а потом перерезали горло. Ножом, конечно, а не бензопилой.
Денис отложил снимки. Потряс головой.
— Не понял. Как вы нашли ее? Людмила не подавала заявление о пропаже без вести.
— Да мы бы и не приняли его. Девочки не было меньше двух суток. Мы обнаружили тело случайно.
— Случайно?
Спирин откинулся на спинку стула, закурил. Денис молча встал, взял с подоконника пепельницу, поставил перед капитаном. Тот поблагодарил кивком.
— В нашей работе так часто случается — расследуешь одно дело, натыкаешься на десять новых. Впрочем, в данном случае мы как раз наткнулись на то, что нужно.
— Не тяните резину.
— Ладно. Год назад к нам начали поступать заявления об исчезновении детей. Пропало пять ребятишек в возрасте от двух до восьми лет. Все они пропали в одном и том же месте — на перроне вокзала, когда мать оставляла ребенка на несколько минут. Мы задействовали транспортную милицию, но в поездах дети обнаружены не были. Моя агентурная сеть установила слежку на перроне. Мы вычислили похитителя, когда он в очередной раз подошел к одинокому ребенку, который ждал свою мать на перроне.
— А где была мать?
— Ей в туалет приспичило. В общем, похитителем оказалась тетка лет сорока в белом плаще.
— И что? Вы взяли ее?
— Да нет, конечно. Позволили ей совершить похищение. А потом проследили ее путь до самого дома. Ввалились к ней в квартиру. Вместе с женщиной там жила ее мать — старая перечница с тремя волосинами на голове, беззубым ртом и колючими черными глазками. Дамы на нас заорали. Женщина заявила, что сейчас вызовет полицию. Я сказал ей, что мы уже пришли. Оттолкнул ее и прошел в комнату. На стене слева от двери висел ковер, у самой стены стояло кресло, которому здесь явно было не место — сидя на нем, можно было увидеть только голую стену напротив. Я отодвинул кресло и отогнул ковер. За ним обнаружилась дверь. Мы ее открыли — дамы не успели ее запереть. Как думаешь, что мы обнаружили?
Денис сглотнул, глядя на свои судорожно сжатые руки.
— Комнату, которую я видел на фотографиях.
— Да. Там в углу сжался пропавший ребенок. Он с выражением ужаса смотрел на труп твоей подруги, прикованный к анатомическому столу. С ним самим этим вечером собирались сделать то же самое.
— Боже. — Денис запустил пальцы в волосы. — Это сделали женщины?
— Нет. Они только крали детей. И Настю твою каким-то образом заманили на квартиру. Как — мы теперь вряд ли узнаем. Пытали и расчленяли другие люди. Скорее всего, уголовники. Женщинам за каждого ребенка платили пятьсот долларов. Достойный гонорар за человеческую жизнь, не правда ли?
— Прекратите ерничать! Как можно иронизировать, когда мы говорим о таких вещах?
Выражение лица Спирина стало жестким.
— А ты хочешь сказать, лучше причитать и плакать? Если бы я ломал трагедию всякий раз, когда кого-то убивают, меня бы давно забрали с работы прямо в психушку. Надо думать, как добраться до убийц, а не оплакивать мертвых. Ты в деле или нет?
«Бессердечный урод!» — подумал Денис. Но кивнул.
— Очень хорошо. — Спирин взял пепельницу и потушил сигарету. — Убийства снимали на камеру. Знаешь, как это называется?
— Знаю. — Денис мрачно смотрел в угол. — Снафф-муви. «Правый сектор» делал их на Евромайдане.
— Почему же «делал»? Он и сейчас их делает. Пока наши и западные политики болтают о спасении человеческих жизней, но ничего не предпринимают. Ладно. В квартире мы обнаружили несколько десятков дисков с этими фильмами. Но записи с Настей там не было. Только дети.
Я не понимал, насколько это серьезно, до тех пор, пока ты не сказал мне, что она была порноактрисой. Видишь ли, обычно порнографы не связываются с производителями подобных фильмов. Получить пожизненное ведь никому не хочется. Хотя доход снафф дает огромный — один фильм стоит пятьсот тысяч долларов. Люди, которые организовали здесь поток этой продукции, уже наверняка заработали по десять миллионов долларов на нос.
Так вот. Судя по всему, наши «клиенты» все-таки связались с уголовщиной. А это, брат, очень плохо.
Денис поднял голову.
— Я должен увидеть хотя бы один из этих фильмов. Хочу ясно представлять, с чем мы имеем дело.
— Исключено. Будь ты даже штатным сотрудником, я бы тысячу раз подумал, прежде чем показать тебе эти материалы. Никто из наших, кроме меня, их смотреть не хочет.
Денис усмехнулся.
— Да? А я думал, опер должен быть ироничным.
— Речь вовсе не о чувствах. — Спирин наклонился к Денису. — Пойми — смотреть их опасно. Как только ты просмотришь хотя бы минуту отснятого материала… с этого момента твоя жизнь будет висеть на волоске. Ты хотя бы понимаешь, какие страшные люди этим занимаются? Кроме меня, никто не хочет лезть в это дело. И правильно делают. А ты еще молокосос. Нет, рисковать тобой я не имею права. Да и майора боюсь. Если он узнает…
— Вы врете. — Денис наклонился вперед. — Никакого майора вы не боитесь. Вы вообще никого не боитесь.
— Не важно. Ты не должен видеть эти материалы. Да и зачем тебе?
Этот вопрос на минуту поставил Дениса в тупик. Он отвел глаза, и словно задумался, но взгляд его был сосредоточенным. Потом он вскинул голову и, глядя Спирину в глаза, взволнованно сказал:
— Настя.
Капитан молча смотрел на юношу.
Денис глубоко вдохнул, потер переносицу.
— Когда я увидел ее… во мне все будто умерло. Я понял, что моя жизнь уже никогда не станет прежней.
Спирин, изогнув бровь, посмотрел на юношу с неподдельным интересом.
— Да? Очень интересно. И что же?
Денис опустил взгляд и увидел, что его руки дрожат. Он стиснул их и снова поднял глаза.
— Когда я увидел Настю на этих фотографиях, которые вы мне показали, то понял: красота не спасет этот мир. Наоборот: мир погубит красоту. Настя была прекрасным цветком, который нужно было беречь. И такие цветы этот мир вырывает с корнем, потому что на их фоне яснее видит все свое уродство, ложь и несправедливость. Еще вчера я был счастлив и хотел жить вечно, потому что жизнь казалась прекрасной сказкой. Но теперь… стоит ли жить до старости? В таком мире?
