Я дотронулся до ее лица и шеи — мест, где мышцы в первую очередь сковывает трупное окоченение. Но окоченения не было, и подмышки ее были еще теплыми. Темно-багровые пятна проступали лишь на ее бедрах и ягодицах, обретая густой лиловый оттенок, типичный для асфиксии, вызванной сдавливанием шеи веревкой. Я надавил пальцем на синюшные участки кожи ягодиц, соприкасавшиеся с землей, и, когда отнял палец, на месте нажима осталось светлое пятно, постепенно вновь обретающее серовато-синий оттенок. Следовательно, сделал я вывод, смерть наступила около четырех часов назад.

Я уже давно взял за правило не принимать показания свидетелей за истинную правду. Однако пока что показания Сент-Джона совпадали с моими расчетами времени.

Я наклонился еще ниже и заглянул Энн Кэмпбелл в ее большие голубые глаза, уставившиеся на солнце. Роговица еще оставалась чистой, не затянутой пеленой, что лишний раз свидетельствовало о недавней смерти. Оттянув одно веко, я увидел вокруг глазного яблока обрамление из крохотных кровоподтеков в виде пятнышек, характерное при удушении. Пока все, что сообщил мне Кент, и то, что я увидел на месте происшествия, не противоречило одно другому.

Ослабив шнур на шее Энн Кэмпбелл, я осмотрел трусики. Они не были порваны либо испачканы чем-либо. Никаких личных знаков; след от шнура, которым ее задушили, можно было заметить, лишь присмотревшись: не будь под шнур подложены трусики, повреждения горла и шеи наверняка были бы гораздо более глубокими.

Я распрямился и обошел труп, мысленно отметив, что ступни перепачканы травой и землей, — это говорило о том, что последние несколько шагов она сделала босиком. На ее правой ступне я заметил при более пристальном рассмотрении пятнышко смолы или битума возле большого пальца. Значит, она разулась, или ее заставили это сделать еще на шоссе, возле вездехода, и принудили идти босиком, а может быть, и обнаженной, пятьдесят метров до места преступления, оставив на ней лишь трусы и лифчик. Я осмотрел лифчик и не обнаружил на нем никаких повреждений или пятен.

Всё это время все хранили молчание, так что было слышно щебетание птиц на деревьях. Солнце уже поднялось над горными соснами за насыпью, и на стрельбище упали длинные тени. Утро вступило в свои права.

— Кто из ваших людей первым оказался на месте происшествия? — спросил я полковника Кента.

— Доложите, что вам известно, — обратился тот к стоявшей рядом девушке в форме военной полиции.

Рядовая Кейси, как значилось на ее нагрудной нашивке, смерила меня взглядом и по всей форме доложила:

— В четыре пятьдесят две я получила по рации сообщение о том, что на шестом стрельбище обнаружен труп женщины, примерно в пятидесяти метрах к западу от оставленного на дороге вездехода. Я находилась поблизости и в пять ноль одну прибыла на указанное место, где и увидела автомобиль. Поставив в укромном месте свою машину, я взяла с собой винтовку и прошла на стрельбище, где обнаружила тело. Я проверила, есть ли пульс, дышит ли подвергшаяся нападению, посветила ей в глаза, но признаков жизни не обнаружила. Из всего этого я сделала заключение, что жертва мертва.

— Каковы же были ваши последующие действия? — спросил я.

— Я вернулась к машине и попросила по рации о помощи.

— Вы вернулись тем же путем, что подошли к трупу?

— Так точно, сэр.

— Вы прикасались к чему-либо, кроме тела? К веревке, палаточным колышкам или к нижнему белью?

— Никак нет, сэр.

— А к машине убитой?

— Нет, сэр. Определив, что пострадавшая мертва, я ни до чего не дотрагивалась.

— Хотите еще что-нибудь сказать?

— Никак нет, сэр.

— Благодарю вас, вы свободны.

Рядовая Кейси отдала честь, повернулась кругом и встала на прежнее место.

Кент, Синтия и я переглянулись, словно пытаясь угадать мысли друг друга. Такие моменты надолго остаются в памяти. Мне никогда не забыть ни одну картину смерти, да я и не хочу этого забывать.

Я вновь взглянул на лицо Энн Кэмпбелл, зная, что мне не доведется больше его увидеть. Это крайне важно — вглядеться в лицо умершего, потому что именно в эти мгновения и возникает связующая живых и мертвых нить, общение жертвы с тем, кто обязался найти убийцу. И неким таинственным образом это помогает — не жертве, конечно, а следователю, в данном случае, мне.

Мы вернулись на дорогу, где стоял джип Энн Кэмпбелл, и заглянули в окошко, открытое со стороны места водителя: кнопка стартера была отжата. На переднем сиденье для пассажира лежала черная кожаная сумочка, явно не военного образца.

— Я хотела посмотреть, что в ней, но не решилась без твоего разрешения, — обратилась ко мне Синтия.

— Будем считать, что мы взяли удачный старт, — сказал я. — Доставай сумочку!

Она обошла машину кругом и с помощью носового платка открыла дверцу, потом тем же платком осторожно взяла с сиденья сумку и ушла изучать ее содержимое на трибуну.

Я лег на спину и, протиснувшись под вездеход, ощупал глушитель: он был еще слегка теплым. Затем я осмотрел дорожное покрытие, но ничего необычного не заметил.

— Есть какие-то соображения? — спросил меня полковник Кент, когда я вылез из-под автомобиля.

— Напрашивается сразу несколько возможных сценариев преступления, — пожал плечами я. — Но придется подождать результатов судебно-медицинской экспертизы. Полагаю, вы их вызвали.

— Безусловно. Группа экспертов уже выехала из Джиллема.

— Хорошо. — Форт-Джиллем расположен за пределами Атланты, приблизительно в двухстах милях[4] к северу от Хадли, и находящаяся там лаборатория, обладая мощным потенциалом, обслуживает всю Северную Америку. Там трудятся порядочные люди, и, как и я, они отправляются туда, где нужны. Тяжкие преступления — убийства, изнасилования — явление относительно редкое в армии, поэтому, когда нечто чрезвычайное все-таки случается, лаборатория способна бросить на помощь детективам весь богатейший арсенал своих средств. В данном случае я бы не удивился, если бы прибыл целый автопоезд.