Гигантский малярийный комар, размером со стрекозу, промелькнув перед его лицом, нырнул в сторону плавучей пристани, где был пришвартован катамаран Керанса. Солнце по-прежнему пряталось за стеной растительности на восточной стороне лагуны, но нарастающая жара уже выгоняла громадных хищных насекомых из их логовищ по всей покрытой мхом поверхности отеля. Не желая покидать балкон, Керанс отступил за ограждение из проволочной сетки. В свете раннего утра лагуна была окутана странной и скорбной красотой; мрачные зеленовато-черные скопления листвы голосеменных, незваных гостей из триасового прошлого, и белые фасады полузатопленных зданий двадцатого столетия по-прежнему вместе отражались в темном зеркале воды — два взаимосвязанных мира явно сошлись на неком перекрестке времен, и иллюзия лишь ненадолго нарушалась, когда маслянистую поверхность в сотне метров от отеля бороздил гигантский водяной паук.
На отдалении, где-то по ту сторону затопленной громады готического здания в полумиле к югу, закашлял и затарахтел дизельный мотор. Керанс покинул балкон, закрывая за собой проволочную дверь, и прошел в ванную комнату побриться. Из кранов вода уже давным-давно не текла, но Керанс отвел под резервуар глубокую ванну, куда тщательно очищенная вода поступала по трубке, тянувшейся через окно на крышу, где стоял самодельный дистиллятор.
Борода всего лишь сорокалетнего Керанса уже поседела от радиоактивного фтора в воде, однако выгоревший ежик и темно-янтарный загар заставляли его казаться по меньшей мере лет на десять моложе. Хроническое отсутствие аппетита вкупе со все новыми приступами малярии стянуло сухую кожу под скулами, подчеркивая аскетический тип его лица. В процессе бритья Керанс критически изучал свои черты, ощупывая и разминая лицевые мышцы. Несмотря на изменившиеся манеры, теперь Керанс казался себе спокойней и уравновешенней того человека, каким он себя помнил; холодные голубые глаза изучали сами себя с ироничной отчужденностью. Немного неловкая поглощенность собственным миром с ее ритуалами и обычаями уже прошла. Если он и держался особняком от Риггса и его людей, это было скорее вопросом простого удобства, нежели мизантропии.
Собираясь на выход, Керанс выдернул кремовую шелковую рубашку с монографией из пачки, оставленной в платяном шкафу финансистом, а также натянул удобные слаксы с цюрихским ярлыком. Плотно закрыв за собой двойные двери — апартаменты, в сущности, представляли собой стеклянную коробку внутри наружных кирпичных стен, — он направился вниз по лестнице.
Керанс добрался до пристани в тот самый момент, когда катер полковника Риггса, переоборудованное десантное судно, причалил к катамарану. Подтянутая, с иголочки одетая фигура Риггса виднелась на носу. Одним ботинком полковник упирался в трап, оглядывая извилистые протоки и нависшие джунгли — точь-в-точь исследователь Африки прежних времен.
— Доброе утро, Роберт, — приветствовал он Керанса, спрыгивая на покачивающуюся платформу из пятидесятигаллонных барабанов, закрепленных в деревянной раме. — Рад, что вы еще здесь. У меня тут для вас одна работенка. Вы бы не могли устроить себе выходной от станции?
Керанс помог ему забраться на бетонный балкон, некогда предназначавшийся для постояльцев седьмого этажа.
— Конечно, полковник. Собственно говоря, я уже устроил себе выходной.
Формально Риггс обладал полной властью над экспериментальной станцией, и Керансу следовало бы спросить его разрешения, но отношения между ними давно лишились подобных церемоний. Они уже три года работали вместе, пока экспериментальная станция и ее военный эскорт медленно продвигались на север по европейским лагунам, и Риггс предпочитал позволять Керансу и Бодкину справляться с работой по их собственному усмотрению, сам достаточно занятый задачами нанесения на карту островов и заливов, а также эвакуации последних обитателей. Выполняя последнюю задачу, он частенько просил помощи у Керанса, поскольку большинство людей, все еще остававшихся в тонущих городах, либо оказывались явными психопатами, либо страдали от недоедания и радиоактивного заражения.
Помимо работы на экспериментальной станции, Керанс также выполнял обязанности начальника медсанчасти отряда. Многие из людей, с которыми они сталкивались, требовали немедленной госпитализации, прежде чем их можно было бы эвакуировать вертолетом на один из крупных десантных кораблей, что переправляли беженцев в Кемп-Берд. Раненому военному персоналу, оставленному в административном здании, торчащем из безлюдного болота, умирающим отшельникам, не способным отделить себя от городов, где они провели свои жизни, унылым пиратам, которые остались, чтобы нырять за своей мародерской добычей, — всем этим людям Риггс добродушно, но твердо помогал вернуться к безопасному существованию, а Керанс находился у него под рукой, всегда готовый ввести анальгетик или транквилизатор. Несмотря на бодрый фасад профессионального вояки, Керанс нашел полковника вполне интеллигентным и симпатичным, даже с потайным резервом тонкого юмора. Порой он задумывался, не проверить ли этот резерв полковника рассказом про пеликозавра Бодкина, но всякий раз решал не рисковать.
Невольно занятый в этом розыгрыше сержант, строгий и добросовестный шотландец по фамилии Макреди, добрался до проволочной клетки, что окружала палубу катера, и аккуратно обрывал изрядно опутавшие ее лиственные ветви и лозу. Никто из троих оставшихся солдат не попытался ему помочь; их сильно загоревшие лица были мучительно искажены, все трое неподвижно сидели рядком, прислонившись к переборке. Неотвязная жара и ежедневные лошадиные дозы антибиотиков вытянули из них всю энергию.
