Когда солнце поднялось над лагуной, обращая облака пара в громадную золотистую завесу, Керанс почувствовал жуткий смрад береговой линии — приторное смешение запахов мертвой растительности и гниющих трупов животных. Мимо летали огромные мухи, то и дело отскакивая от проволочной клетки катера, а гигантские летучие мыши уносились над разогревающейся водой к своим гнездам в разрушенных зданиях. Красивая и безмятежная считанные минуты тому назад, лагуна теперь, на взгляд Керанса, сделалась всего лишь полным мусора болотом.

— Давайте поднимемся на палубу, — предложил он Риггсу, понижая голос так, чтобы не слышали остальные. — Хочу предложить вам немного выпить.

— Славно. Рад слышать, что вы не на шутку прониклись благородными манерами. — Затем Риггс крикнул Макреди: — Сержант, я поднимусь посмотреть, нельзя ли починить дистиллятор доктора. — Полковник подмигнул Керансу, пока Макреди скептическим кивком отвечал на услышанное. Впрочем, уловка была невинная. Большинство мужчин носили при себе плоские фляжки — и, добившись неохотного одобрения сержанта, они непременно вытащат их и будут мирно рассиживаться до возвращения полковника.

Через подоконник Керанс забрался в спальню, выходящую на пристань.

— Так в чем у вас проблема, полковник?

— Проблема не у меня. Если уж на то пошло, она скорее у вас.

Они поплелись вверх по лестнице. Риггс постукивал своей дубинкой по лозе, обвивавшей перила.

— А что, лифт вы так и не наладили? Я всегда считал, что это место переоценивают. — Однако полковник одобрительно заулыбался, стоило им оказаться в чистой, прохладной, как слоновая кость, атмосфере пентхауса, и с довольным видом уселся в одно из кресел с золочеными ножками в стиле Людовика XV. — Что ж, весьма любезно. Знаете, Роберт, по-моему, у вас природный талант к жизни на случайные заработки. Я бы мог к вам сюда перебраться. Как, есть свободные номера?

Керанс покачал головой, нажимая на пластинку в стене и дожидаясь, пока из фальшивой книжной полки развернется коктейль-бар.

— Попробуйте «Хилтон». Там сервис лучше.

Ответ был шутливым, однако, как бы ему ни нравился Риггс, Керанс предпочитал как можно реже с ним видеться. В настоящее время их разделяли смежные лагуны, а постоянный лязг камбуза и арсенала на базе успешно глушился джунглями. Керанс уже не менее двух лет знал каждого из двадцати членов отряда, но, за исключением Риггса и сержанта Макреди — если, понятное дело, не считать немногих кратких вопросов и замечаний в лазарете, — по меньшей мере шесть месяцев ни с кем из них не общался. Даже контакты с Бодкиным Керанс сводил к минимуму. По обоюдному согласию двое биологов обходились без обычных шуток и разговоров ни о чем, которые так поддерживали их в течение первых двух лет каталогизации и изготовления слайдов в лаборатории.

Эта растущая изоляция и замкнутость, проявляемая другими членами отряда, от которой, казалось, имел иммунитет только жизнерадостный Риггс, напомнила Керансу об ослаблении метаболизма и нарастании биологической автономности у всех животных форм, готовых подвергнуться крупной метаморфозе. Порой Керанс задумывался о том, в какую зону перехода вступает он сам, уверенный при этом, что нарастание его автономности представляет собой вовсе не симптом скрытой шизофрении, а тщательное приготовление к радикально новой окружающей среде с ее собственным внутренним ландшафтом и логикой, где старые категории мышления могли стать только помехой.


Он вручил Риггсу славный бокал виски с содовой, затем перенес к столу свой собственный, сконфуженно удаляя некоторые из книг, наваленных на радиопульт.

— Пытались когда-нибудь эту штуку слушать? — поинтересовался Риггс, шутливо добавляя в вопрос толику упрека.

— Никогда, — ответил Керанс. — А что, есть смысл? Мы знаем все новости на три миллиона лет вперед.

— Нет, не знаете. На самом деле вам бы все-таки следовало время от времени его включать. Слушать массу всяких интересных вещей. — Полковник поставил бокал и сел прямее. — Сегодня утром, к примеру, вы бы услышали, что ровно через трое суток мы навсегда отсюда отбываем. — Он кивнул в подтверждение, когда Керанс стал изумленно оглядываться. — Вчера вечером пришел приказ из Берда. Очевидно, уровень воды по-прежнему поднимается; вся проделанная работа оказалась пустой тратой времени — на чем я, между прочим, с самого начала настаивал. Американский и русский отряды тоже отзывают. Температура на экваторе уже выросла до восьмидесяти градусов, поднимаясь равномерно, а пояса ливней уже достигли двадцатой параллели. Ила также прибавилось…

Риггс прервался, задумчиво наблюдая за Керансом.

— А в чем дело? Разве это не станет для вас облегчением?

— Конечно, — машинально произнес Керанс. Держа в руке пустой бокал, он прошел по комнате, намереваясь поставить его в бар, но вместо этого обнаружил, что рассеянно трогает часы над каминной полкой. Он словно бы что-то искал в этой комнате. — Так вы говорите, трое суток?

— А вам бы хотелось три миллиона? — Риггс открыто ухмыльнулся. — Знаете, Роберт, по-моему, вы втайне хотите остаться.

Керанс добрался до бара и наполнил бокал, собираясь с духом. Скуку и монотонность предыдущего года он сумел пережить, только умышленно помещая себя вне пределов нормального мира времени и пространства, и резкий возврат на землю мигом выбил его из колеи. К тому же, знал Керанс, были тут и другие мотивы и обязательства.

— Не говорите ерунды, — непринужденно отозвался он. — Я просто не ожидал, что приказ об отзыве может быть таким срочным. Разумеется, я рад отсюда уехать. Хотя должен признать, мне здесь понравилось. — Он обвел рукой роскошные апартаменты. — Возможно, все это соответствует моему декадентскому темпераменту. Там, в Кемп-Берде, я буду жить почти что в консервной банке. И самое большее, что меня в плане роскоши ожидает, это «Прыжки с Бетховеном» на местном радиошоу.