Все четверо палестинцев были жителями близлежащей деревни Бадрис, оккупированной Израилем, и уже свыше двенадцати лет они вели нормальный, мирный образ жизни. По правде говоря, они уже и забыли о минометах, и только полученное недавно послание напомнило им о клятве, которую они дали много лет назад. Их очень удивило, что подобное послание пришло накануне мирной конференции, но было ясно, что именно мирная конференция и является главной причиной того, что о них вспомнили. Люди, управлявшие их жизнями на расстоянии, не хотели мира. И не было никакой возможности не выполнить приказ. Они являлись бойцами невидимой армии и были обязаны выполнять приказы точно так же, как если бы носили военную форму и стояли в парадном строю.

Мужчины опустились на колени среди сосен и принялись разгребать руками мягкую, рыхлую почву, пока не отыскали большой пластиковый мешок. В мешке хранились двенадцать мин для 120-мм миномета, упакованных в картонные коробки. Они смахнули с мешка песок и сосновые иголки и уселись на землю, прислонившись спинами к стволам деревьев. Небо начало светлеть, запели птицы.

Один из палестинцев — Сабах Хаббани — поднялся с земли, прошел на гребень холма и посмотрел вниз на равнину. Если немного повезет и если Аллах пошлет им восточный ветер, мины смогут достичь аэропорта. Им удастся выпустить по главному зданию аэропорта и по стоянке самолетов шесть бризантных и шесть фосфорных мин.

И, словно в ответ на его мысли, в спину ему ударил порыв жаркого ветра. Сосны закачались, издавая запах смолы. Это налетел хамсин[3].


Занавески бились о жалюзи в квартире на третьем этаже в Герцлии. Одна из жалюзей с громким треском закрылась. Бригадный генерал ВВС Тедди Ласков сел на кровати и сунул руку в ящик ночного столика. При тусклом свете, струившемся из окна, он увидел, что жалюзи захлопнулись от ветра, и снова лег, не отнимая руку от автоматического пистолета 45-го калибра. Жаркий ветер заполнил маленькую комнату.

Простыня рядом с ним зашевелилась, и из-под нее высунулась голова.

— Что случилось?

Ласков покашлял.

— Задул шарав, — ответил он, назвав хамсин так, как он звучал на иврите. — Пришла весна. Приближается мир. Что могло случиться? — Генерал убрал руку от пистолета, нашарил в ящике сигареты и закурил.

Простыня вновь зашевелилась. Мириам Бернштейн, заместитель министра транспорта, наблюдала за мерцавшим кончиком сигареты Ласкова, делавшего короткие и резкие затяжки.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она.

— Прекрасно. — Генерал оперся на руку и посмотрел на Мириам. Он различал под простыней все изгибы ее тела, но лицо женщины наполовину утонуло в подушке. Ласков включил ночник и отбросил простыню.

— Тедди. — В голосе Мириам прозвучало легкое недовольство.

Он улыбнулся.

— Я хочу посмотреть на тебя.

— Ты и так уже насмотрелся. — Она потянула простыню на себя. Но Тедди вновь отбросил ее. — Мне холодно, — пожаловалась Мириам и свернулась в комочек.

— Но здесь тепло. Неужели ты не чувствуешь?

Мириам что-то раздраженно буркнула и грациозно вытянула руки и ноги.

Ласков посмотрел на ее загорелое обнаженное тело. Его рука медленно поднялась по ее ноге, погладила густые волосы на лобке и остановилась на груди.

— Чему ты улыбаешься?

Мириам потерла глаза.

— Я думала, это был сон. Оказывается, нет.

— Ты имеешь в виду конференцию? — Тон, которым был задан вопрос, выдал его раздражение.

— Да. — Мириам накрыла своей ладонью руку Тедди, вдохнула ароматный воздух и закрыла глаза. — Чудо свершилось. Сейчас ситуация совсем не та, что в семидесятых годах. Мы вступили в новое десятилетие, и теперь израильтяне и арабы готовы сесть за стол переговоров и заключить мир.

— Поговорить о мире.

— Не будь таким скептиком. Нельзя с этого начинать.

— Лучше с самого начала настроиться скептически. Тогда не будешь разочарован результатом.

— Но ведь надо попытаться.

Тедди посмотрел на Мириам.

— Разумеется.

Мириам улыбнулась.

— Мне надо вставать. — Она зевнула и снова потянулась. — У меня назначена встреча за завтраком.

Ласков убрал руку с ее груди.

— С кем? — невольно вырвалось у него.

— С одним арабом. Ревнуешь?

— Нет. Спрашиваю только из соображений безопасности.

Мириам рассмеялась.

— С Абделем Маджидом Джабари. Он мой главный советчик. Знаешь его?

Ласков кивнул. Джабари был одним из двух арабов — членов израильского кнессета, отправлявшихся на мирную конференцию.

— А где?

— В кафе «Майкл» в Лидде. Так я опоздаю. Можно я оденусь, генерал? — Мириам улыбнулась.

Но Ласков отметил про себя, что улыбался только ее рот, а темные глаза оставались спокойными. Ее крупный рот с полными губами мог выражать весь спектр человеческих эмоций, тогда как глаза просто внимательно наблюдали. Замечательные глаза, потому что они абсолютно ничего не выражали. Сквозь них нельзя было проникнуть в ее душу. Она не хотела, чтобы кто-то знал, что видят эти глаза.

Тедди протянул руку и погладил ее длинные, густые черные волосы. Без сомнения, она была необыкновенно хороша, но эти глаза… Он заметил, как от его поглаживания Мириам поджала губы.

— Ты когда-нибудь улыбаешься по-настоящему?

Мириам поняла, что он имеет в виду. Она уткнулась лицом в подушку и пробормотала:

— Может быть, буду, когда вернусь из Нью-Йорка. Может быть, тогда.

Ласков перестал гладить ее волосы. Связывала ли она свои надежды с успехом мирной конференции? Или она надеялась услышать хорошие вести о своем муже Иосифе, летчике ВВС, который три года назад пропал без вести в небе над Сирией? Он был подчиненным Ласкова, и Ласков наблюдал на радаре, как его сбили. Он был абсолютно уверен, что Иосиф мертв. Ласков чувствовал такие вещи, ведь он сам много лет был боевым летчиком. Настал час для решительного разговора. Тедди хотел знать, какое место он занимает в жизни Мириам, прежде чем она уедет в Нью-Йорк. Ведь, может быть, он снова увидит ее только через несколько месяцев.

— Мириам…

И тут раздался громкий стук в дверь. Ласков свесил ноги с постели и встал. Крепкий, коренастый мужчина с внешностью скорее славянина, чем еврея, густые брови сходились на переносице.

— Тедди, возьми пистолет.

Ласков рассмеялся.

— Вряд ли палестинские террористы стали бы стучать в дверь.

— Ладно, но тогда хотя бы надень брюки. Понимаешь, вполне возможно, что это за мной. По официальному делу.

Ласков натянул хлопчатобумажные брюки цвета хаки, сделал шаг в направлении двери, но потом решил, что бравада в нынешней ситуации выглядит глупо. Он вытащил из ящика ночного столика американский армейский «кольт» 45-го калибра и сунул его за пояс брюк.

— Лучше бы ты не сообщала своим подчиненным, где проводишь ночь.

Снова раздался стук в дверь, на этот раз еще громче. Ласков босиком прошел по восточному ковру, лежавшему в гостиной, и остановился сбоку от двери.

— Кто там? — Оглянувшись в гостиную, он увидел, что не закрыл дверь в спальню, и от входной двери сразу можно было увидеть лежавшую на постели обнаженную Мириам.


Абдель Маджид Джабари стоял в затемненной арке при входе в кафе «Майкл» в Лидде. Кафе, владельцем которого был крещеный араб, располагалось на углу рядом с церковью Святого Георгия. Джабари взглянул на часы. Кафе уже должно было быть открыто, но внутри не было заметно никаких признаков жизни. Джабари отступил в тень. Смуглый, с крючковатым носом, он представлял собой классический тип жителя Аравийского полуострова. Одет Джабари был в плохо сидевший на нем темный деловой костюм, на голове — традиционный головной убор в черную и белую клетку.