Во всё-таки заделали мы пробоины хорошо, как на суше. После шторма днём на базе починились, шлемы выправили, крамбол - деревянный брус для подъёма тяжестей из (воды - отремонтировали и срастили порванные штормом тросы.
Ночью закончили заделку пробоин и начали откачку воды с корабля. Пустили в ход вое наши отливные средства и качали целый час. С трепетом ждали: всплывёт ли крейсер? Но крейсер не всплывал.
Что такое? Неужели кто-нибудь из пас неплотно заделал пробоины?
Решили пустить в ход электропомпы самого крейсера. Показалась часть палубы, но на этом дело и остановилось. Было ясно, что где-то осталась незаделанная пробоина. Снова занялись помпами, - шутка ли, столько ночной работы проделали, а корабль не всплывает. В тревоге никто не думал о котёнке. И вдруг откуда-то снизу, словно из подземелья, раздался жалобный писк.
- Наверно, в шкиперскую побежал. Пойду спасу тварь! - сказал дядя Миша и полез в люк.
Долго не выходил он обратпо. Мы уже беспокоились: в тёмных лабириптах крейсера немудрено заблудиться. Потом слышим глухой голос:
- Спускай водолаза! Нашёл!
Бросились к люку, оттуда поднялась рука с мокрым дрожащим котёнком.
- Нашёл пробоину! - сказал дядя Миша. - Чуть котёнка в неё не затянуло. Спускай водолазов. Сейчас я вам её выстукаю.
С борта сразу спустился Подшивалов, и выяснилось, что на корме в одном месте отогнулся лист стальной обшивки. Видимо, он отошёл, когда была последняя стрельба, и потому до этого водолазы его не находили.
Мы быстро заделали повреждение, и корабль всплыл. Мы так все обрадовались, что чуть не закричали «ура». А котёнку на радостях тут же придумали имя, назвали Находкой и накормили до полусмерти рыбой.
Корабль был в наших руках. Теперь всё дело было в том, как увести его незаметно от немцев. А море вокруг, будто нарочно, было тогда светлое, с сизыми наплывами, и в мелких волнах плескались звёзды. Наползёт лёгкая кисея белесого тумана, чуть поднимется, покачается и, как дым, уйдёт в сторону неприятельского берега.
Держать корабль на плаву было нельзя: немцы каждую минуту могли осветить его прожектором. Для прикрытия нам нужен был густой ночной туман. А его не было. И мы решили увести корабль под водой. Для этого надо было срочно, не теряя ни секунды, оттянуть корабль на глубокое место и перестропить там в воде понтоны.
Спасибо Подшивалову, он очень хорошо работал под водой. Ни один водолаз ещё не действовал так быстро. Някто из нас за четыре минуты не успел бы в полной темноте соединить тяжёлой скобкой стальные стропы - сплетения тросов, подведённых под понтоны. Одна скоба весит около десяти пудов. А Подшивалов успевал.
Перестропили мы понтоны, и мощный морской буксир повёл прочь от немцев спасённый корабль. Котёнка дядя Миша в последнюю минуту успел схватить за ногу, когда палуба крейсера уже под воду уходила.
Поддерживая корабль под поверхностью воды полузатопленными понтонами, буксир увёл его от немцев километров на восемь.
На утро немцы глядят: исчез крейсер; послали катер проверить - убедились, рассвирепели и ну молотить из всех орудий по пустому месту. В том месте, мы потом в бинокль видели, белым-бело стало от глушёной рыбы, точно снегу насыпало на воде.
А мы прибуксовали крейсер на судоремонтный завод, и там им быстро занялись рабочие. Мы им помогали в ремонте подводной части.
Баркас наш был пришвартован к борту крейсера, но котёнок и не пытался взбираться на палубу. Он играл на баркасе со шлангами или забирался в водолазный шлём. Попрежнему на своё прозвище он не отзывался. Мы уже думали, что он оглох на крейсере после боя.
Но скоро мы узнали настоящее имя котёнка.
Это случилось в конце ремонта, когда на бронированной палубе появились комендоры и артиллерийские электрики этого крейсера. Корабль-богатырь с их приходом сразу ожил и заговорил, будто в него вложили сердце. Застучало динамо, зашумели водоотливные машины. Солнце спустилось с капитанского мостика по никелированным поручням, зайчиками встало у круглых заглушек бортовых иллюминаторов и запылало на медных подушках надраенных кпехтов. Надраенные внутри, как зеркало, дула орудий поднимались, опускались, разворачивались в башнях, и по звонку к ним из нижнепалубных подземелий бежали снаряды.
Котёнок, как услышал на палубе артиллерийские звонки, вдруг изогнулся пружинкой и, блеснув зелёными глазами, сделал огромный прыжок кверху.
Мы и глазом моргнуть не успели, как он уже перепрыгнул через борт и очутился на стволе пушки. Вот так котёнок! Пролетел над нами, как настоящая дикая пума.
Котёнок недолго сидел на пушке. Его сразу заметили комендоры.
- Мурочка! - радостно крикнул самый молодой из комендоров.
- Мяу! - ответил котёнок и прыгнул с пушки на плечо комендора.
- Ишь ты, когда голос подал! - обиженно сказал Никитушкин.
Так водолазный кот и остался в семье артиллеристов.
Пока вступивший в строй крейсер стоял поблизости и громил засевших под городом немцев, мы ходили к артиллеристам в гости посмотреть, как поживает у них котёнок.
Мы рассказали им, как он помог нам обнаружить на корабле пробоину в шкиперской.
- Он всегда там мышей ловил, - объяснили артиллеристы.
А потом крейсер погнал разгромленных под городом немцев далеко на запад, вдоль морских берегов. Его залпы, похолсие на отдалённый гром, ещё долго звучали в утренней тишине.
Сначала голос спасённого нами корабля был хорошо слышен в порту. Но крейсер уходил всё дальше и дальше на запад, и чем глуше становился его могучий голос у нас в порту, тем громче звучал он у вражеских беретов.
Г. Дзугаев
Отец Kapyма работал столяром в колхозе. Его мастерская была полна инструментов. Тут были топоры, пилы, рубанки, долото, разные буравы и буравчики.
Карум часто приходил в мастерскую. Делал маленькие скамейки, колёса для мельницы, мышеловки и скворешни.
Однажды в пионерской газете Карум увидел модель самолёта. Он долго рассматривал её. Потом пошёл в мастерскую, попросил тонких дощечек и начал мастерить самолёт. Он возился целый день. Несколько раз принимался строить заново, но ничего не получалось. На следующий день Карум вновь взялся за инструменты, и наконец самолёт был готов. Большой, красивый, точно такой, как в газете.
Карум принёс его домой, нарисовал на крыльях пятиконечные звёзды и надписал: «К-1», - а внизу на крыльях добавил: «СССР».
Вожатый отряда, увидев самолёт, обрадовался.
- Знаешь что, Карум, научи всех пионеров строить модели. Мы будем посещать мастерскую, а ты будешь нас учить. Будем строить и такие самолёты, с которых мой брат бомбил Берлин. Карум ответил не сразу.
- Учитесь сами, - сказал он наконец. - Меня ведь никто не учил, - и ушёл.
Вожатый молча глядел ему вслед. Вдруг к нему подбежал маленький Дза-рах и, запыхавшись, сказал:
- Мне папа купил велосипед. Я уже научился ездить. Завтра я его привезу на поляну и научу всех кататься. Хорошо?
- Хорошо, хорошо! - улыбнулся вожатый.
На следующий день на зелёной поляне, возле села, пионеры учились ездить на велосипеде. Карум долго наблюдал издали, потом молча подошел.
- Иди, Карум, у нас все уже умеют ездить. Учись и ты, - проговорил вожатый.
Карум взялся за руль велосипеда, постоял молча. Лицо его покраснело. Потом, опустив глаза, Карум оказал:
- Пока я не научу ребят строить самолёты, я не сяду на велосипед.
Перевёл с осетинского Дм. Кусов
Ю. Сотник
Рис. Е. Васильева
Весь лее был наполнен ровным шумом дождя. Даже под густыми деревьями не осталось ни клочка сухой земли, и с веток вода не капала, а лилась широкими струями.
По узкой лесной дороге, спотыкаясь на ухабах, накреняясь то в одну, то в другую сторону, медленно шла грузовая машина. В кузове её, вцепившись друг в друга, сидели человек двадцать мальчиков и девочек и коренастый, сильно загорелый мужчина лет сорока. Он весело поглядывал на промокших ребят и поддразнивал их:
