Поэтому фру Андерсен с чистой совестью поставила большой букет одуванчиков на накрытый для кофе стол. Букет прекрасно подошел к белой скатерти с желтыми полосками и чашкам с желтым рисунком.
— Так хорошо? — спросила она, окинув оценивающим взглядом накрытый стол.
— Чудесно! — ответил Андерсен, сидевший на корточках у костра, держа кофейник на палке. — Приятно встречать гостей, — сказал он, чтобы подбодрить же ну, видя, что она нервничает.
— Лишь бы все прошло хорошо!
— Конечно, все будет хорошо! Добро пожаловать! — крикнул он, увидев у калитки Хермансена и фру Саль-весен; побежал к калитке открыть. Хермансен прошествовал в сад со свертком в руках.
Войдя, поклонился Андерсену, а когда вышла фру Андерсен, поклонился и ей. Не говоря ни слова, подошел к кофейному столу. Неодобрительно взглянув на букет одуванчиков и на костер, сказал:
— Не будете ли вы добры, фру Андерсен, убрать со стола? — он поднял сверток, тем самым показывая, что хочет положить его на стол.
— Я накрыла, я подумала, что, может быть, вы выпьете чашечку кофе?
— Нет, спасибо, фрекен Эвенсен!
Хермансен бросил предупреждающий взгляд на свою секретаршу. Он не хотел пока обострять ситуацию и снова обратился к хозяйке, называя ее «фру»:
— Так, может быть, вы уберете немного со стола, фру?
Андерсен громко фыркнул, ушел в угол сада, где стояла пустая бочка, и перевернул ее дном вверх.
— Пожалуйста, Хермансен, можете положить сюда ваш сверток! Что у вас там — адская машина? — шутка повисла в воздухе и упала на землю мертвым воробьем.
Хермансен положил сверток на бочку. Потом вынул складной нож, потрогал лезвие пальцем, разрезал бечевку. Подошли дети и восхищенно уставились на сверток.
— Хо-о-чу, — сказала Малышка и протянула руку к бечевке.
— Надо сказать «спасибо»! — подсказал Андерсен, но она, не сказав больше ни слова, убежала. В торжественном молчании Хермансен развернул бумагу и вынул новенький блестящий примус.
— Примус! — Андерсен захлопал глазами. В эту минуту закипел кофейник, и пришлось снять его с огня. По дороге бежал Рогер: он бросил в сад бумажного голубя, но, увидев Хермансена и фру Сальвесен, пробрался через щель в заборе, чтобы не быть замеченным.
— От имени правления кооператива разрешите передать вам этот примус, — сказал Хермансен просто и с достоинством.
— Как это мило с вашей стороны, — Андерсен неуверенно взглянул на жену. — Очень мило. Но нам он, собственно, не нужен. Мы ведь почти никогда не ездим за город, правда, мать?
— Мы и здесь как за городом, — ответила она, указывая на костер.
— Вы можете теперь потушить костер, фру Андерсен, — он вел себя со сдержанным спокойствием и по-прежнему стоял, держа примус в руках.
— Потушить? А зачем?
Фру Сальвесен все время молчала. Теперь наступила ее очередь:
— По общему мнению членов кооператива, вы должны теперь готовить в доме, фрекен Эвенсен!
Слабая краска медленно разлилась по обветренному лицу Андерсена.
— Ну нет, послушайте! Костер никому же не мешает. Вы сами готовите на костре в вашем саду, фру Сальвесен!
— Я?
— Он подразумевает жаровню, — объяснил Хермансен.
— Barbecue?[4] Но это же совсем другое дело!
— Да, да. Но кофе, сваренный на простом костре, не хуже. Андерсен жестом пригласил к столу. Пожалуй ста! Моя жена все приготовила! — В голосе позвучала мужская властность, что явно произвело впечатление на Хермансена. Он сразу же поставил примус на бочку. Но фру Сальвесен походила на неприступную крепость.
— Мне кажется, вы нас не понимаете. Мы пришли сюда не кофе пить. Мы пришли от имени кооператива, чтобы потребовать…
— Попросить, — поправил Хермансен. Андерсен протянул кофейник жене:
— Наливай!
Пока она разливала кофе, сам он подошел к костру. У него вошло в привычку закуривать трубку, когда что-то смущало, это давало время собраться с мыслями. Сейчас он не совсем ясно представлял себе свои дальнейшие действия. Из-за Эрики не хотелось гнать гостей из сада. Покамест в этом не было нужды, но чувствовалось, что срок приближается.
Внешне спокойно он наклонился над костром, чтобы прикурить. Там валялся бумажный голубь. Андерсен поджег его краешек, но вдруг начал спешно тушить. Расправив голубя, с изумлением воззрился на конверт, края которого немного обгорели, а вскрыв его, обнаружил там чек.
Фру Андерсен испугалась, увидев, как муж уставился на нее с таким глупым и отсутствующим видом, словно его хватил удар.
— Что такое, отец?
— Мы разбогатели!
— Ты заболел?
— Мы разбогатели! — повторил он, протягивая чек. Ни Хермансен, ни фру Сальвесен не заметили, что произошло, но поняли: что-то случилось. Очень уж странно фру Андерсен моргала глазами.
— Теперь мы сможем уплатить по счету за свет, — только и смогла выговорить она.
— По счету? — Хермансен сразу же вспомнил, за чем пришел.
О, он продумал эту акцию очень тщательно. Сначала вручение примуса, а затем сбор денег с общественности на оплату счета за свет. Получалось двух-трехсту-пенчатая ракета громадной силы. Но теперь он понял, что план сорвался…
— За электричество, — сказала фру Андерсен и по казала чек.
Из-за небольшой дальнозоркости пришлось чек держать в вытянутой руке, но опытным взором банковского чиновника он сразу же увидел, что это именно чек, и возмутился, что тот смят и обожжен по краям.
— Так нельзя обращаться с чеком, — недовольно пробормотал он, но забыл о своем возмущении, как только надел очки и рассмотрел сумму. — Семьдесят тысяч девятьсот девяносто пять… — Он привык к чекам на более значительные суммы, но, когда прочитал имя Карла Альфреда Андерсена, до него дошло, что это означает.
— Вот уж действительно! — он протянул чек фру Сальвесен.
— Чек очень смят, по-моему, и немного обожжен… Фру Сальвесен сама работала в банке и была специалистом, но Хермансен лишил ее всякой надежды, коротко сказав:
— Чек в порядке.
— Поздравляю, Андерсен. И вас тоже, фре… фру Андерсен, — фру Сальвесен быстро вернула чек.
— Слышите, ребята, мы выиграли! Мы богачи!
Фру Андерсен взяла Малышку на руки и закружила ее. Ребята столпились вокруг, даже Туне и Эрик, сидевшие на дереве, осмелились спуститься.
— Мы разбогатели! — кричал Андерсен. — Слышите, что мать говорит? Теперь у вас будет все, что душе угодно!
Хермансен попытался вставить слово:
— Ну, ну, семьдесят тысяч — большая сумма, и если вы вложите ее во что-либо разумное… — он сделал жест в направлении дома и сада. Никто, однако, не слушал.
— У вас будут новые платья! — кричал Андерсен.
— Мы можем купить телевизор! — кричала Сильви.
— И проигрыватель!
— И машину!
— И жаровню! — не без злорадства крикнула Туне.
Но, как всегда, последнее слово осталось за фру Андерсен.
— Ты сможешь бросить работу! — сказала она мужу.
— Нет, послушайте, фру Андерсен. Неужели вы это серьезно? — в голосе уже был намек на уважение, чуть ли не почтение. — Не хотите же вы сказать, что ваш муж перестанет работать? — Хермансен несколько натянуто засмеялся.
— А почему бы и нет? Он изматывается вот уже скоро тридцать лет.
— Но если вы будете экономны и бережливы…
— Экономны? — Андерсен повернулся к нему. — Зачем экономить, когда у тебя ничего нет или когда что-то есть? А у нас есть, мать! К чертям экономию, пошли в магазин!
Хермансену так и не дали высказаться. Ребята плясали вокруг родителей, прибежали дети с детской площадки. Андерсен протянул руку, но Хермансену не хотелось отдавать чек.
— Может, лучше мне взять его в банк? Я бы открыл счет…
Его слова потонули в общем гаме. Фру Сальвесен подошла к бочке и снова положила примус в коробку.
— Какая вульгарность! Можно подумать, что они коммунисты!
— Мы должны немедленно собрать правление, — веско сказал Хермансен.
Золоченые каминные часы жиденько пробили семь. Хермансен подождал, пока замер последний удар, и осторожно постучал председательским молоточком, давая понять, что собрание открыто. Обвел взглядом стол, чтобы проверить, все ли члены правления в сборе. Фру Сальвесен сумела созвать их в рекордно короткий срок. А теперь сидела справа от Хермансена и перебирала бумаги, пока он не начал говорить.
— Создалась совершенно новая ситуация! — начал Хермансен, но его сразу же прервал Лейвестад, всего-навсего заместитель председателя.
— Замечание к повестке дня!
— Слово имеет Лейвестад, — Хермансен бросил неодобрительный взгляд на Лейвестада, заместителя.
— Я хочу обратить внимание на то, что согласно параграфу третьему постановления проект повестки дня должен рассылаться минимум за двое суток до собрания правления за исключением совершенно экстраординарных случаев.
— Ситуация как раз экстраординарная. Позже у нас будет возможность обменяться мнениями, — Хермансен для верности снова постучал молоточком. — Правление уже знакомо с тем, что произошло. Не впервые мы ставим на повестку дня вопрос о семье Андерсена…
— Слишком часто, — фру Сальвесен сказала это шепотом, чтобы не прервать оратора.
— По-моему, следует сказать, что ни их образ жизни, ни порядок на их участке никоим образом не удовлетворяют этическим и эстетическим требованиям современного общества, — Хермансен сделал заметку в блокноте, поскольку Лейвестад снова поднял руку. Некоторые из членов правления воспользовались паузой, чтобы высказаться.
— Он позорит кооператив!
— Теперь у них есть средства, чтобы купить себе квартиру!
— В другом конце города! — это сказала фру Сальвесен, и Хермансен предостерегающе поднял палец.
— Слово имеет херр Сэм! — воцарилась тишина. Сэм был теолог и работал в университете. Домом в кооперативе поменялся с одним руководителем филиала, совершившим растрату. Обмен великолепный. Через месяц после въезда Сэма уже выбрали в правление, одновременно сделали руководителем молодежного клуба кооператива. Его речи всегда отличались деловитой весомостью и производили впечатление.
