Я проскакивал переполненные дороги Датской стороны, успешно умудрялся пересечь неосвещенное поле для гольфа (зачастую прямо по лункам), пролетал мимо развалин старого курорта (перепрыгивая на полной скорости через «лежачих полицейских») и мчался по дороге, пока она не начинала петлять среди утесов, приближаясь к Французской стороне. Здесь я давил на газ — и в этот момент передавал власть над своей судьбой неведомому диджею. Каждую ночь минуту-другую, на протяжении нескольких метров, моя жизнь буквально висела на волоске, потому что, исключительно в зависимости от песни, которую в этот момент крутили по радио, я готов был или вовремя крутануть руль и отправиться домой — или же выключить радио и полететь со скалы в море.
Таким образом, я бы мог погибнуть, если диджей не вовремя поставил бы Loggins или Messina. Один раз, когда я давил на газ, быстро приближаясь к краю обрыва, меня спасли Chambers Brothers. Я узнал тиканье метронома в песне «Время пришло» и в последнюю секунду свернул прочь от бездны, смеясь, плача, радуясь красоте и нелепости всего происходящего. Я немедленно обнаружил во вселенной какой-то странный, но несомненный смысл. Я спас свою жизнь.
Вот так я себя чувствовал в то время. И именно так — умно, взвешенно, рассудительно — принимал решения.
Вернувшись в Нью-Йорк, я жил в маленькой, довольно мрачной квартирке над Hell’s Kitchen, где пахло чесноком и соусом из итальянской закусочной. Поскольку я сжег все мосты, то не мог похвалиться богатством. Немного одежды, несколько книг, прорва южноазиатских безделушек. Я редко бывал дома, так что меня не смущала моя бедность. Любимый бар, где я считался постоянным клиентом, находился прямо за углом.
У меня не было постоянной подруги. Я не искал любви. Даже не жаждал секса. Мое состояние духа не располагало к тому, чтобы проявлять инициативу. Тем не менее в те дни я бы, вероятно, отправился с вами домой, если бы вы сами предложили.
По делам мне нередко приходилось ездить в Англию, и однажды вечером, сидя пьяным в баре одного сомнительного клуба в ожидании встречи с издателем, я заметил красивую женщину, которая смотрела на меня в зеркало. Хотя было заметно, что она проявляет интерес, я отнюдь не поспешил встать, подмигнуть, кивнуть, помахать или посмотреть в ответ. Я хорошо сознавал свою полнейшую непригодность для нормальных человеческих отношений. Я не умел правильно вести себя и адекватно реагировать — и даже не сознавал, что такое норма. Сидя в баре над стаканом пива, я понимал это, чувствовал — и старательно избегал всякого контакта с миром, если речь не шла о бизнесе. Но подруга незнакомки взяла дело в свои руки. Она внезапно подошла и попросила разрешения познакомиться.
Вскоре мы немного сблизились и время от времени, в течение следующих нескольких месяцев, встречались в Англии и Нью-Йорке (у нее там была квартира). Я узнал, что моя подруга из очень богатой семьи. Большую часть времени она проводила на модельных презентациях, вместе с матерью. Среди ее предков были англичане, французы и жители Восточной Европы, она прекрасно говорила на четырех языках, отличалась умом, язвительным чувством юмора и, наконец, легким безумием — качество, которое я особенно ценил в женщинах.
Да, она употребляла кокаин — а я уже от него отказался. И ее футболки стоили больше, чем зарабатывал за месяц любой мой знакомый. Но я льстил себе, полагая, что я — единственный человек на ее жизненном пути, которому плевать на богатство, родословную и тупоголовых кретинов из высшего общества, с которыми она общается. Со всей убежденностью неведения я считал это необходимыми условиями и держался соответственно, полагая, что если человек богат и высокопоставлен (именно такими были ее друзья), то он неизбежно ограничен и бестолков.
В заблуждении своем считая, что я некоторым образом спасаю «бедную богатую маленькую девочку» и что, разумеется, она получит огромное удовольствие, вкушая простые радости в виде холодного пива, ночей в гамаке и барбекю, я пригласил ее на рождественскую неделю к себе на Карибы.
Я жил одиноко, без друзей, в маленьком, но очень милом съемном коттедже. Жизнь на острове была старомодна, бедна и очаровательно хаотична, а жители — наполовину датчане, наполовину французы, обремененные кучей социальных проблем. Это были альтернативные Карибы, вне индустрии туризма, где можно при желании заблудиться, не встретить ни одного сородича. Я неделями ходил босиком и ел руками. Мне казалось, что это просто рай.
Моя подруга приехала, и целую неделю мы отлично проводили время. Несомненно, мы чересчур часто засиживались в клубе «Гавана», но присутствие женщины воздействовало на меня положительно — я завязал с ночными попытками самоубийства. Я полагал, что прекрасно подхожу для нее. Поначалу подруга казалась совершенно счастливой — она отдыхала на укромных пляжах и была как будто полностью удовлетворена, поглощая дешевые сэндвичи из кукурузного хлеба и жареные свиные ребрышки. Она заплывала далеко-далеко и выходила из воды красивая и свежая. Мне казалось, что все идет очень хорошо. Что мы друг другу подходим.
