— Никаких?
— Нет, — сказала женщина. — Но никто не собирается на этом ставить точку… Наоборот. Мы привлекаем в качестве свидетелей ее родственников, близких, тех, кто жил рядом…
— Ясно, спасибо.
Следователь кивнула ему, как бы подводя черту под их разговором, снова придвинула «дело», раскрыла папку. Веденеев молча курил, смотрел на нее. Потом проговорил тихо:
— Но вы-то понимаете, что все это как гром среди ясного неба? Несчастье. Со мной случилось несчастье. Свалилось на голову.
— Понимаю.
— Но почему же именно на мою голову, а? Ведь то же самое могло произойти с кем угодно. Правильно? С иксом, с игреком, с Николаем, с Петром, с любым! С вашим мужем! Никто ведь не застрахован!
— С моим мужем? Что вы, не дай бог! Он у меня тоже автомобилист…
Женщина оживилась, отложила шариковый карандаш.
— Вы говорите, на «Азербайджане» плавали? — спросила она. — Мы ведь тоже совершали круиз… Два года назад. Только на «Абхазии».
— Вот видите, — сказал Веденеев. — Купались, загорали, катались в Батуми на извозчиках, правильно? Строили всякие планы… А потом вдруг — раз! — и все поломалось в один момент! Так если по-человечески: за что?
— Ну подождите, подождите. Вы еще не в пропасти.
— Разве? Вы меня обнадеживаете.
— Ну, не знаю.
— Во всяком случае, я рад, что меч именно в ваших руках.
— Какой меч?
— Ну этот, который повис надо мной, дамоклов.
Она рассмеялась, поднялась из-за стола. Встал и Веденеев.
— Я могу идти? — спросил он.
— Минутку, — сказала она, вышла в коридор и тут же снова появилась. Следом вошел парень в джинсовой куртке с круглой, коротко остриженной головой. Он бросил на Веденеева беглый взгляд, вежливо кивнул. — Садитесь, Кобозев, — пригласила следователь и сама заняла свое место за столом.
Пока она раскладывала на столе бумаги, Веденеев вглядывался в лицо парня, оно показалось ему знакомым. Но Кобозев упорно отводил глаза, смотрел в сторону.
— …Итак, свидетель Кобозев, как вы уже показывали, двадцать шестого августа примерно в девятнадцать часов десять минут вы следовали по магистрали на автомашине марки «Волга»… Миновав перекресток, уже в зоне ограничения скорости, вы, двигаясь вплотную к газону, нагнали автомобиль марки «Жигули»…
Водитель черной «Волги», а это был он, покачав головой, возразил:
— Ну как — «нагнал»? Мы же еще раньше начали. Вроде как состязание… Сначала — я его, потом он, культурно, надо сказать, обошел, на светофоре подловил…
— В данном случае следствие интересует только зона ограничения скорости, то есть участок, который начинается после светофора… Что вы можете сказать о скорости движения шедшей перед вами машины «Жигули»?
— Ну как сказать… Скорости особой не было, примерно под пятьдесят, не больше.
— Значит, под пятьдесят? Примерно или точно?
— Точно. Я ж за ним вплотную шел, думал, обойду. Смотрю на спидометр — сорок пять — пятьдесят, сорок пять — пятьдесят… Нет, точно. Мы оба знак по боку, увлеклись…
Веденеев не выдержал:
— Слушайте, я не знаю и знать не хочу, чем вы там увлеклись, каким состязанием! Вы меня обогнали, верно? И я о вас забыл! И, пожалуйста, говорите от своего имени… «Увлеклись»!
Женщина в униформе посмотрела на него, произнесла с легким раздражением:
— Вы, Веденеев, садитесь и не перебивайте. И хватит курить. Здесь очная ставка, а не молодежное кафе! — И снова обратилась к Кобозеву: — А в момент наезда? Тоже — сорок пять — пятьдесят?
— А как же. Я ж до последней минуты за ним как тень. Он когда тормознул, так я чуть в него не влетел, еле вывернул!
Следователь кивнула, некоторое время сосредоточенно записывала показания в протокол. Спросила, не поднимая головы:
— Есть ли вопросы к свидетелю?
— Вопросов нет, — сказал Веденеев. — Но я думаю, стоит проверить исправность спидометра «Волги».
— Такая проверка уже произведена. Спидометр «Волги» абсолютно исправен. Впрочем, как и ваш спидометр.
— Да?
— Да.
Следователь еще раз посмотрела на Веденеева, но взгляд ее ничего не выражал.
— Вы свободны, Кобозев. Спасибо. Ознакомьтесь с протоколом и распишитесь. И вы распишитесь, Веденеев.
Кобозев подошел к столу, поставил лихую подпись и с достоинством человека, выполнившего свой долг, удалился. Вслед за Кобозевым к столу подошел и Виктор и тоже расписался.
— Я могу идти?
— Пожалуйста. Идите. — Веденеев двинулся уже к дверям, но женщина остановила его: — Минутку, минутку. Распишитесь вот здесь.
— Я уже расписался.
— Нет, не в протоколе. Вот здесь. Ознакомьтесь, пожалуйста. Это подписка о невыезде.
Он стоял у стола, смотрел на миловидную женщину в синей униформе. Стоял и смотрел. А она все писала и писала… И, кажется, уже позабыла о Веденееве.
— Что? — спросила она наконец и взглянула на него без всякого интереса.
— Я расписался. Вот.
— Хорошо. Идите. — Она снова склонилась над бумагами.
Когда Веденеев вышел на улицу, он увидел у входа знакомую черную «Волгу» и ее водителя, в ожидании облокотившегося на раскрытую дверцу.
— Давай я тебя отвезу. Садись, — предложил Кобозев.
— Куда?
— Куда скажешь.
— Не надо, я сам, — сказал Веденеев, вышел на проезжую часть, стал поджидать такси.
— Долго простоишь. Поехали, пока хозяин обедает.
Веденеев постоял еще мгновение, решился:
— Ну поехали.
В машине Кобозев спросил:
— Далеко?
— На Плющиху.
— Сделаем.
Ехали молча. Кобозев то и дело поглядывал на своего пассажира.
— Включим музычку?
— Давай музычку.
— Ты чего такой напряженный? Портфельчик-то брось назад, неудобно на весу держать.
— Ты меня посадил, парень, — сказал Веденеев.
— Думаешь?
Кобозев включил приемник, донеслась музыка, голос певицы.
— Так мы сейчас все переиграем! А чего? Вернемся — и все по новой… Может, я на тебя наговорил, так?
— Может быть.
— Ну вот. А теперь, значит, — правду! Мол, в пределах нормы, никакого превышения… Ну, я торможу, — сказал Кобозев, но не затормозил, продолжал ехать со своей обычной скоростью, быстро. — Но она тоже будь здоров, баба не дура, видишь, все проверила!
— Проверила.
— Я ж ей сразу про скорость ляпнул. Теперь уж никуда не денешься… — Кобозев вздохнул, прибавил в приемнике громкость. — Ты тоже… проще смотри. Ну влип и влип, ладно. Может, еще выкрутишься, а нет — отсидишь, делов-то! Много тебе не дадут, а если общий режим, так и совсем несмертельно. Вон дружок вернулся, рассказывает. Всего, говорит, Алексея Максимовича прочитал, от корки до корки. Библиотека, кинофильмы крутят. Нет, обстановка культурная… А потом условно-досрочно — раздели́ на три, третья часть как раз твоя, такая арифметика. И получается — без году неделя…
— Да. Заманчиво. Просто дом отдыха. Я подумаю… Тем более путевку ты мне уже оформил, спасибо. Подумаю, — повторил Веденеев. — Все. Приехали.
Секретарша кивнула Виктору на дверь, и он очутился в уютном, не без изящества обставленном директорском кабинете, прошел к столу, сел на предложенный ему стул и приготовился слушать.
Директор института, Андрей Васильевич, шестидесятилетний профессор, сидел за столом, удобно расположившись в кресле, и читал книгу.
— Здравствуйте, Витя. А где вы так загорели? — Он отложил книгу и стал смотреть на Веденеева. — Слушайте, а зачем я вас вызывал?
— Ей-богу, не знаю, Андрей Васильевич.
— Ну-ка, напомните мне.
— Не могу вам напомнить. Не знаю.
— Вы собирались в Таллинн на симпозиум?
— Да нет, не собирался.
— Правильно. Вспомнил! — обрадовался Андрей Васильевич. — Вы не собирались, а мы-то как раз хотим вас послать. Вот такие дела. — И Андрей Васильевич опять взялся за книгу, показывая, что тема исчерпана.
Поскольку Веденеев все еще сидел, он поднял на него глаза, посмотрел выжидающе и добавил:
— Это, собственно говоря, пять дней. Два дня пленарных, три по секциям — ив пятницу можете обратно.
— Хорошо, — сказал Веденеев.
— Хорошо или плохо? — спросил, уловив его тон, Андрей Васильевич.
— Мне бы, честно говоря, не хотелось сейчас никуда выезжать, — произнес наконец Виктор.
— Почему?
— Есть причины, Андрей Васильевич… Ну прежде всего моя защита…
— А что — защита? Как раз полезно. Перед защитой. Проветришься.
— Я бы хотел наоборот — сосредоточиться.
— Ну сосредоточишься, — сказал Андрей Васильевич, и Веденеев понял, что вопрос решен.
Таллинн был виден в окно. Узкие улицы музейной старины, черепица крыш, готические башни. А здесь, в зале, была сама современность: за длинным столом с флажками, с транзисторами и наушниками расположились участники симпозиума, в прозрачных будках трудились переводчики, разноязыкая речь сливалась в мерный гул. Две официантки с чашечками кофе на подносах двигались навстречу друг другу вдоль нескончаемого стола. Вот одна из них поставила чашечку перед румяным немцем в клетчатом пиджаке, еще шаг — и чашечка перед бородатым негром, перед седой изящной француженкой, перед непохожим на ученого, спортивного вида американцем. Еще шаг — и человек лет тридцати с задумчивым, отрешенным лицом взял протянутую ему чашечку, поблагодарил, отставил.
Потом Виктор Веденеев вспомнил про чашечку, пригубил. Его сосед и коллега, бородатый Валера, придвинул к нему тем временем листок из блокнота, где черным фломастером было начертано: «Какие планы на вечер?»
Виктор взял фломастер и поставил внизу свой вопросительный знак, что означало, очевидно, отсутствие планов.
«Нас приглашают», — написал Валера.
Виктор кивнул безразлично.
«В варьете», — добавил Валера с тремя восклицательными знаками.
Виктор автоматически добавил еще один восклицательный знак.
В это время председательствующий объявил перерыв, сразу стало шумно, у всех оказались знакомые. Кто-то тронул Виктора за плечо, он обернулся, увидел румяного немца, кивнул ему, поднялся, и они, взявшись под руку, двинулись вместе.
…Потом они шли по узкой кривой улочке. Группа растянулась от угла до угла, и девушка-гид поджидала отставших. Веденеев говорил по-немецки, слушал, кивал. За улочкой открылась мощенная булыжником площадь — аптека, ресторан, ратуша.
Здесь было много народа — кроме их группы еще экскурсанты, толпы текли по площади. Виктор потерял немца, зато встретил Валеру в обществе двух эстонок, не имевших, по-видимому, прямого отношения к наукам.
— Знакомьтесь, — сказал Валера. — Это Хейли и Тамара, а это Виктор.
— Очень приятно, — сказал Виктор.
— Вы у нас впервые? — спросили девушки поющими голосами.
— Да. — Виктор продолжал оглядывать площадь. — Тут ведь где-то близко вокзал?
— У нас все близко, — сказали девушки. — Вот видите вывеску: «Пять минут»?
— Это что?
— Это закусочная — «Пять минут». А там дальше…
— Что дальше?
— Вокзал…
Гиду наконец удалось всех собрать. Ученые сгрудились тесной группой, готовые слушать объяснения. И тут Виктор сказал, тронув за руку Валеру:
— Знаешь, мне, наверное, придется уехать.
— Как? — не понял Валера. — Ты что?
— Там, в номере, мой портфель, — продолжал Виктор. — Если я не успею, ты захватишь. И бритва там в ящике, где зеркало. Не забудешь?
Валера смотрел на него, вытаращив глаза:
— Ничего не понимаю. Ты что, серьезно?..
— Да, — сказал Виктор. И тихонько за спинами стал пробираться к переулку.
Была закусочная «Пять минут», за ней еще улочка и — неожиданно просторная вокзальная площадь.
На следующее утро он был в Москве.
Он в одиночестве сидел на скамейке в сквере напротив здания школы. Была тишина, время урока, потом — сразу — трель звонка, перемена, топот по лестницам, слышный даже здесь, смех, визг, голоса. Потом распахнулись двери, и весь этот шум вывалился на улицу. Девчонки в форменных платьицах, мальчишки в аккуратных костюмчиках начала учебного года неслись как очумелые, догоняя друг друга.
Виктор с трудом остановил одну из девчонок, и тогда подошли еще две.
— Девочки, кто-нибудь сбегайте, попросите Наталью Евгеньевну.
— Биологичку?
— Вот-вот, биологичку.
Девочки поглядели на него с женским любопытством и отправились выполнять поручение.
Появилась Наташа. Она вышла из дверей, остановилась, озираясь по сторонам, наконец увидела мужа.
— Это ты? — Лицо ее сразу стало испуганным.
Он поднялся ей навстречу.
— Что случилось?
— Ничего. Ты свободна?
— Сейчас освобожусь. — Она смотрела на него и ждала объяснений.
— Во-первых, я не выдержал, — сказал Виктор. — Во-вторых, как-никак подписка о невыезде…
— Понятно.
— Ну и в-третьих… мог я просто соскучиться по жене?..
…Теперь они шли вдвоем по улице. Сентябрь устилал дорогу листьями. В руке у Виктора был Наташин портфель, другой рукой он держал ее за локоть.
— Купим что-нибудь на обед, дома пусто, я ведь тебя не ждала…
— Давай.
— Ты что? Закурил? — Наташа с удивлением посмотрела на пачку в его руках.
Остановились. Виктор долго возился со спичками. Пошли дальше.
— Ну хорошо. Что ты намерен делать? — спросила Наташа.
Он не ответил.
— Я тут вчера созвонилась с адвокатом, — сказала Наташа.
— Молодец.
— Если нет в поликлинике никаких данных, тогда только показания родственников… Он советует к ним пойти.
— Пойти — и что?
Вопрос был некстати. Наташа опять с удивлением взглянула на мужа.
— Витя, ты мне не нравишься. Надо взять себя в руки.
— Сейчас займемся, — сказал Виктор.
— И этот твой приезд. И эти сигареты. Ты распустился. Что такое? Ты собираешься жить дальше? Защищать диссертацию?
— Ага, — сказал Виктор и посмотрел на нее. — А ты уверена… что там нужны кандидаты наук?
— Где?
— Там…
…Они лежали рядом в темноте.
— Этот твой черный юмор… странно… И вообще, твое настроение… — говорила Наташа. — Неужели надо сдаваться при первом же ударе?.. Тебе не за что бороться в этой жизни? А?
Он молчал.
— Я тебя не узнаю, — сказала Наташа. — Это не ты. Это не ты, нет! — повторила она. — Два года твою работу мурыжили — ты не сдавался. Вспомни. Хоть что-нибудь в этой жизни шло тебе в руки само? Ты боролся. Ты отстаивал себя. Ты меня отбил у мужа, ты делал все, что хотел, и все, что наметил, и это был ты…
Он усмехнулся в темноте.
Наташа придвинулась к нему, обняла.
— Мне страшно, Витя.
— Ну что ты, что ты…
— Вдруг сейчас стало страшно.
— Что за глупости.
— Глупости? Правда?
— Конечно. Спи. Ну, закрой глаза.
— Хорошо. Сейчас.
Они поднимались по лестнице незнакомого дома.
— Ну-ка, посмотри на меня, — сказала Наташа.
— Зачем?
— Посмотри.
Виктор посмотрел. Наташа осталась недовольна:
— У тебя должно быть другое лицо.
— Какое?
— Более уверенное.
— У меня уверенное, — сказал Виктор, остановившись перед дверью. — Звони.
…Послышались торопливые шаги, щелкнул замок.
— Здравствуйте, — сказал Веденеев. — Мы к вам.
Перед ними стояла полноватая, молодая еще женщина в домашнем платье, в фартуке. Из-за ее спины выглянул мальчуган лет шести.
— К нам? Проходите. Вы агитаторы?
Мальчик сорвался с места и с радостным воплем устремился по коридору. Веденеев хотел было возразить, но только промычал что-то неразборчиво: женщина уже двинулась по коридору вслед за мальчиком. Обернулась, пригласила:
— Да проходите вы, не на пороге же стоять! Проходите!
— Проходите, проходите! — вторил ей мужской голос из недр квартиры. — Сюда!
Они вошли в комнату. За накрытым обеденным столом сидели люди. Веденеев сразу узнал и однорукого мужчину с худым усталым лицом, и модную девушку с густо подведенными тушью глазами, и солидного гражданина в добротном костюме…
— Агитаторы, — еще раз пояснила та, что встретила Веденеева в дверях.
— Милости просим. Садитесь посидите, — пригласил солидный мужчина.
Женщина в домашнем платье и фартуке — она была здесь хозяйкой — пододвинула стулья, гости по инерции сели. После недолгой заминки Веденеев сказал:
— Спасибо. Но мы не агитаторы.
— Нет?
— Нет.
— А я подумала — агитаторы, — сказала хозяйка. — Сейчас как раз по квартирам ходят…
— Кто же вы тогда? — удивился солидный мужчина.
— Мы… Как вам сказать… — Веденеев с трудом подбирал слова. — Это моя жена, Наташа. — Он изобразил на лице улыбку. — А я… в общем, я тот самый… Ну, водитель «Жигулей».
— Водитель «Жигулей»?
— Да. Который сбил.
Родственники застыли в изумлении. До них постепенно доходил смысл сказанного… Повисла долгая, тяжелая пауза. Наташа первой нарушила тишину:
— Мы пришли, чтобы сказать вам… Чтобы выразить наши чувства… Нам нелегко было решиться переступить порог вашего дома, но мы сочли необходимым…
Тут дверь смежной комнаты отворилась, появился лысоватый человек в пижаме, с заспанным лицом. Веденеев без труда узнал в нем Королева, сына потерпевшей, своего «брата», заглянувшего как-то в ординаторскую…
— Здравствуйте, — сказал «брат» и опустился на стул.
Наташа выдержала паузу.
— Мы сомневались — идти или не идти… Знали, боль еще свежа… и любой человек на нашем месте… В общем, вы понимаете… Вернее, мы понимаем… одним словом, что вы не можете испытывать к нам никаких добрых чувств, — сказала Наташа, — и все же мы подумали: будет лучше, если мы придем и вместе с вами обсудим ситуацию…
— Ситуацию? — удивился Однорукий.
— Да, именно.
— Но я не вижу никакой ситуации. Был человек, и его не стало. По-моему, вся ситуация.
— Да нет, не так просто, — заговорил наконец и Веденеев. — Ведь вы, наверное, знаете: ведется следствие, и не все вопросы достаточно ясны…
— Не все вопросы? — повторил Солидный.
— Не все, — сказал, сохраняя твердость, Виктор.
— А какие де ясны? Например?
— Ну, это связано с состоянием здоровья Анны Егоровны.
— Вот как? Интересно, — сказал Однорукий, и сидевшие за столом переглянулись.
— Вы знаете, очень трудно разговаривать, поймите нас, — продолжал Виктор. — Но речь идет прежде всего об установлении истины, и вы должны это правильно понять. Есть вопросы, на которые никто не ответит, кроме вас, знавших ее…
— Ну-ну? — сказал Однорукий.
— Как у нее было со зрением? — осторожно спросила Наташа.
— А-а, — сказал Однорукий. — Понял. Вас интересует зрение. То есть не была ли она слепая. Нет, не была.
— Никто не говорит о полной слепоте, — мягко возразила Наташа.
— А я думаю: куда они клонят, эти наши гости! — усмехнулся «брат» Королев. — Вот оно что! Ну, даете, «агитаторы»!
— Не была слепой. Устраивает вас? — сказал Однорукий.
— Не устраивает, — засмеялся «брат». — Им нужна слепая, не понял, что ли?
— Простите, — сказал Виктор. — Мы пришли не для того, чтобы спорить с вами или выслушивать ваши упреки… Хотя, впрочем, я готов выслушать все, что я заслужил с вашей стороны. Пожалуйста, если это нужно…
— А что вы, собственно, хотите? — спросил Солидный.
— Да выкрутиться, выкрутиться он хочет! — сказала, глядя прямо на Веденеева, модная девушка.
— Да нет, никто не собирается выкручиваться, — возразил Виктор. — Выслушайте меня. Мы ни в коем случае не хотим вас к чему-то там склонять или вытягивать какие-то показания, упаси бог. Речь идет только о правде, помогите нам ее выяснить, больше ни о чем я вас не прошу.
