Веденеев стоял в помещении цветочного магазина, сквозь витрину смотрел, как скрывается в воротах траурная процессия. Потом повернулся к прилавку, вытащил было бумажник, но, поразмыслив, снова спрятал в карман. Цветов покупать не стал.
Выйдя из машины, быстрым шагом прошел сквозь ворота, устремился по кладбищенской аллее. Приблизившись к хвосту процессии, он, впрочем, притормозил, дальше двигался, сохраняя небольшое расстояние. Это расстояние в два десятка метров давало ему удобную независимость: с одной стороны, он, так сказать, инкогнито присутствовал на похоронах, но в то же время вроде бы и не присутствовал… Так он шел в одиночестве медленным, траурным шагом, мимо проплывали то старинный крест, то пышное мраморное надгробие, то скромная дощечка с именем, то свежая могила, усыпанная пожухлыми цветами. Шел, изредка поглядывая по сторонам, больше смотрел себе под ноги и не заметил, как шедшая навстречу женщина, бросив на него взгляд, приостановилась, потом двинулась следом, поравнявшись, некоторое время разглядывала… Наконец спросила:
— Витя? Ты? Я не ошиблась?
Он остановился, долго вглядывался в ее лицо. Наконец узнал, вспомнил:
— А, привет… Сколько лет, сколько зим! Привет, Светлана. Что ты здесь делаешь?
— А ты?
— Я вот… на похороны, — сказал Виктор.
— Кто-то близкий?
— Да.
— А у меня тут мама похоронена, — сказала Светлана. — Я насчет памятника. Проблема. Ты тут не видел — такой полный не проходил, в защитном плаще?
— В защитном? Нет.
— Ну как твои дела? — спросила Светлана. — Ты же у нас молодой ученый?
— Вроде того.
— А где твоя борода?
Виктор провел ребром ладони по подбородку.
— Что, женился? Или пошел на повышение?
— И то и другое.
— Смотри-ка ты… А кто твоя жена?
— Ее зовут Наташа.
— Я ее знаю?
— Вряд ли. Она из другого города. Из Львова.
— Уж в Москве не мог найти, — сказала Светлана.
— Не мог.
— А что такой серьезный?
— А я ведь на похоронах, Светлана.
— Да, верно. Но ты всегда был серьезный, как первый ученик.
— Разве? — Виктор с тоской посмотрел вслед удаляющейся процессии.
— У тебя новые друзья?
— Почему ты решила?
— Это, увы, неизбежно, — сказала Светлана. — Ты, как биолог, должен знать. Обновляются клетки, обновляются люди. А жаль! Да?
Веденеев не успел ответить — Светлана увидела кого-то или что-то вдали, сразу забыла о нем, Викторе, только взмахнула рукой. Там, на дорожке, возник плащ защитного цвета, и Светлана бросилась его догонять.
А Веденеев в свою очередь бросился было догонять процессию, но вскоре остановился в нерешительности. Процессия, казалось, исчезла бесследно, он стоял на перекрестке аллей, там, где еще недавно смутно чернели фигуры идущих за гробом. Помешкав, Веденеев свернул наугад, снова свернул, остановился, снова двинулся.
Дорожка уперлась в разрушенную ограду. Железные прутья словно не выдержали натиска могил, рухнули. За чертой кладбища, в открытом поле, виднелись свежевырытые ямы. Вокруг одной из них толпились люди. Веденеев узнал в них родственников Королевой.
Он замедлил шаг, но подходить не стал, а повернул и побрел к выходу…
Сидели в полупустом ресторане.
— А вкусно, смотри.
— Ты такой голодный?
— Аппетит. Нагулял на свежем воздухе.
— Это где же?
Виктор промолчал.
— А, кстати, где ты был, правда? — спросила Наташа. — Я ведь звонила на работу. Защита у тебя двадцать первого октября, ты знаешь это?
— Положи мне еще салату. Спасибо. Мы очень славно сидим, да? Я тебя эксплуатирую, какой-то приступ обжорства…
— Ну и хорошо. Не стесняйся. Люблю смотреть, как ты ешь.
— А я не стесняюсь.
Наташа разглядывала его с какой-то материнской нежностью.
Он поднял бокал:
— Выпьем. Знаешь, за что? За упокой ее души.
— Чьей?
— Ее. — Виктор смотрел на жену. — Королевой Анны Егоровны. Той, которую я отправил на тот свет. Я отправил! Ну? Выпьем!
И он выпил. Наташа замерла с бокалом в руке. До нее постепенно доходил смысл сказанного.
— Неужели? — прошептала она.
Веденеев снова приступил к еде. Ел медленно, жевал тщательно.
— Что же ты молчал?.. И когда это случилось, почему?
— Еще в ту ночь, в первую. Она даже не успела прочесть нашу записку. И попробовать инжир.
— Как? Не понимаю! Так ты, выходит, знал?
Веденеев кивнул, не прерывая трапезы.
Наташа долго молчала, соображая.
— И что же теперь будет?
— Я не знаю.
— Суд? — сказала Наташа и ответила самой себе: — Суд. — И опять взглянула на мужа. — Ты с ума сошел, перестань есть!..
Виктор покорно отложил вилку.
— Ты понимаешь, что может быть? — сказала Наташа. — Понимаешь ты или нет? Это же все меняет… Вот с этой минуты!
— С какой минуты? — спросил вяло Виктор.
— Надо же что-то делать… какие-то шаги… Это тюрьма, понимаешь ты или нет?
Подошел официант:
— Можно убрать?
— Да, — кивнула Наташа.
— Кофе?
— Да-да, кофе. — Наташа продолжала в ужасе смотреть на Веденеева. — Так что же делать?
— Я не знаю.
— Ты кому-нибудь говорил в институте?
— Нет, зачем?
— Но это же все летит, ты понимаешь? Все! Ты отдаешь себе отчет?
— Давай выпьем, — сказал Веденеев.
— Нет, он с ума сошел! — почти вскричала Наташа, и на глазах ее показались слезы. — С ума сошел!
Она достала из сумки платочек.
— Что это я раскричалась? — спросила она вдруг. — Зачем это я? А все ты! Давай! — Она протянула руку с бокалом.
Выпили.
— Поцелуй меня, — сказала Наташа.
— Сейчас?
— Да. Немедленно.
…Теперь они стояли на улице перед будкой автомата, только что освободившегося. Наташа рылась в сумке и говорила:
— Может, хоть посоветует что-нибудь. Мы же ничего не теряем.
— Ну что, нашла?
— Нет. А как его фамилия?
— Его фамилия Никитин. Посмотри на «Н».
— Да нет, я не записывала. Он же мне карточку сунул, я тебе объясняю.
— Ну и где же она?
— Вот где она… — Наташа вытаскивала из сумки и протягивала Виктору какие-то бумажки, затем зеркальце, помаду, платок.
— Ну? — спросил Виктор, впервые выказав нетерпение. — Где же? Открой книжку, посмотри.
— Да нет в книжке. Я смотрела.
— А это что?
— Это рецепт. Ты знаешь, я могла по ошибке выкинуть.
— Как — выкинуть?
— Погоди, ты только не торопи меня. Стоишь над душой… — Наташа снова раскрыла сумку. — Я же не знала, что он может пригодиться.
— «Не знала», «не знала»! — Виктор вдруг бросил на тротуар расческу, помаду, все, что держал в руках. — Ищи где хочешь! Твоя вечная безалаберность! — И тут только заметил, что Наташа, глядя на него, еле сдерживает смех. — По-моему, нет никаких причин для веселья! Никаких!
— Вот телефон, — сказала Наташа и протянула карточку. — Звони.
— Кто, я?
— А кто же?
— А может, ты с ним поговоришь? — вдруг растерянно предложил Виктор.
— Альбина, как там чайник? Не распаялся?
— Распаялся.
— Вот только на «ты» мы или на «вы», я не помню? — спросил Никитин.
— Ну, раз встал вопрос, давайте на «ты», — улыбнулся Веденеев.
— А что, Виктор, пока погода, последние деньки, не махнуть ли нам? Куда-нибудь километров за сто, а? Заведем моторы, посадим жен…
— Нет-нет, пожалуйста, не надо ничего заводить, поедем нормально, на электричке, — сказала Наташа.
— Вы думаете? — удивился Никитин.
— У нас машина не в порядке, — сказала Наташа. — И потом, я с некоторых пор боюсь машин.
— Что-нибудь случилось?
— Нет… Ну, в общем, наш приятель, довольно близкий, ехал вот так, а ему человек под колеса… Старушка…
— Да, неприятно, — сказал Никитин.
Альбина разливала чай.
— У вас нет дачи? — спросил Никитин. — А впрочем, вы еще молодые. Ты какой наукой занимаешься?
— Биологией, — сказал Виктор.
— Интересно. Мечтал в детстве.
— Генная инженерия.
— Совсем здорово. Ну и как? Удается что-нибудь сконструировать? Какого-нибудь искусственного гения?
— Сейчас как раз молодые увлекаются дачами, — сообщила Альбина. — Вообще все помолодело. Даже старость помолодела.
— Вы давно работаете в юриспруденции? — спросил Виктор.
— Всю жизнь.
— И кто же вы?
— Был адвокатом, был следователем, Шерлоком Холмсом, вы правильно сказали. А теперь я прокурор.
— Кто? Вы? — удивилась Наташа.
— А что? Не похож? — засмеялся Никитин.
— Я просто никогда не видела прокурора, — сказала Наташа.
— Приходите. Вход свободный. Были когда-нибудь в суде?
— Бог миловал.
— Что, ни разу?
— И вам не страшно, когда вы, например… ну, что вы там делаете?
— Поддерживаю обвинение… Да нет, не страшно. Я понимаю вас, Наташа, но, знаете, преступники большей частью плохие люди. Честное слово. А те, кто от них страдает, чаще всего хорошие. Вот мы с вами — страдаем.
— Но бывает, что… ну как вам сказать…
— Вы хотите поговорить со мной на темы моей профессии? — спросил, поглядев на нее, Никитин.
— Да нет, не обязательно. Но вот как раз с моим приятелем, — сказала Наташа. — Ну, с этим, который сбил…
— Давай о чем-нибудь другом, — предложил Виктор.
— Нет, мне просто интересно — вот если такой случай. Человек сам — под колеса. Водитель абсолютно не виноват, ничего не нарушал… Кто же тут страдает?
— Наташенька, миленькая, это же на пальцах не решается, — сказал серьезно Никитин. — Есть масса подробностей. Следствие… Нарушал — не нарушал. Исправность машины, тысячи всяких вещей. А что вас так волнует? Если это близкий ваш знакомый, посоветуйте ему взять адвоката.
— Да, конечно, — сказал Виктор. — Извините нам нашу назойливость. Но мы с Наташей, честно говоря, взволнованны. Это просто как несчастный случай. Ехал человек, абсолютно трезвый, на нормальной скорости…
— А что с потерпевшим? — спросил Никитин.
— Она умерла.
— Тут же?
— Нет, не тут же.
— Мда, — Никитин почему-то взглянул на Альбину. — Опять же масса сложных вопросов. Тут все имеет значение.
— И возраст пострадавшего?
— Потерпевшего, — поправил Никитин. — Да. А как же. Если вы говорите — старушка и она шла не глядя…
— Вот именно — не глядя, — сказала Наташа. — Из-за кустов. И вообще, впечатление, что она слепая.
— А это устанавливается экспертизой.
— Но это важный момент…
— Конечно. А в общем, не завидую вашему приятелю.
— Чай остыл, подогреть? — сказала Альбина. — Почему никто не берет пирожные?
— И давайте-ка действительно поговорим о чем-нибудь интересном, — предложил Веденеев. — Жалко, ей-богу, убивать вечер…
Но его словно и не слышали.
— Игорь не сможет вам помочь, — вдруг напрямик сказала Альбина. — Должность не позволяет ему вникать в такие дела, где знакомые. Ведь это вы, правильно? С вами случилось? Ну, я так и подумала. Я вам дам телефон хорошего адвоката, это будет самое лучшее. А Игорь не сможет.
— А мы и не рассчитывали, — сказала Наташа. — Мы ведь так просто зашли, вспомнить наши хорошие деньки…
— Вот и прекрасно, — сказала Альбина. — Пейте же, чай опять стынет.
— Тебя уже вызывали? — спросил вдруг Никитин.
— Нет. А что, должны вызвать?
— А как же. Должны.
— И могут что… взять под стражу?
— Не думаю. Это зависит от следователя.
Наступила пауза. Вдруг не о чем стало говорить.
— Заведи какую-нибудь музыку, что ли, — сказал жене Никитин.
— Сейчас, — сказала Альбина.
Теперь они сидели молча вчетвером, и громкий джаз не давал им разговаривать. Потом раздался телефонный звонок. Никитин снял трубку, взял в руки аппарат, собираясь выйти из комнаты. Посмотрел на гостей, сказал, прикрыв рукой трубку.
— Вот что. Чтобы нам закончить эту тему. Тут, вероятно, главный вопрос — видела или не видела? То есть, короче говоря, зрение потерпевшей. Это устанавливается довольно просто. Если зрение плохое, это может стать решающим фактором. При том, что машина исправна и водитель находился в нормальном состоянии. Вот это обязательно надо иметь в виду. И характеристику, конечно. С места работы. Он все еще держал трубку в руке, и Виктор сказал быстро:
— Не хотелось бы посвящать всех в эти дела.
— Да уж придется, — сказал, посмотрев на него, Никитин и ушел с телефоном в другую комнату.
— Перед тем как сойти с бордюра, она посмотрела в мою сторону. Повернула голову и посмотрела. И пошла!
— Посмотрела на вас, все правильно. Это зафиксировано в протоколе.
— Но я хочу заострить ваше внимание. Это слишком важный момент, понимаете?
— Безусловно, важный.
— Посмотрела, должна была видеть. И не видела!
— И не видела, вполне возможно.
— Вы соглашаетесь, а сами, по-моему, исключаете такую возможность, — сказал Веденеев. — По крайней мере недооцениваете.
Женщина в синей униформе с ромбиком на лацкане пиджака, миловидная, молодая, примерно одного с ним, Веденеевым, возраста, смотрела с легким удивлением:
— Вам не кажется, что разговор наш проходит, так сказать, в одностороннем порядке? Кто кого допрашивает?
— Да, вы правы.
— И не надо так волноваться.
— Постараюсь. Хотя это естественно в моем положении.
— Да, наверное. — Она кивнула, как ему показалось, понимающе и даже сочувственно. — Хорошо, продолжим. Итак, вы знали, что скорость на данном участке магистрали ограниченна? Знак видели?
— Ну еще бы! На данном участке… Там же всегда инспектор, давно всем известно. Едешь и наперед знаешь — сейчас из кустов жезл выкинет…
— Увидели знак и снизили скорость?
— Ну да.
— Отвечайте, пожалуйста, подробно. Снизили скорость до сорока километров в час? Или не снизили?
Веденеев пожал плечами, произнес со вздохом:
— Снизил скорость до сорока километров в час.
— Вы это категорически утверждаете?
— Категорически.
— Хорошо. — Женщина в униформе склонилась над столом, что-то сосредоточенно писала, делала пометки. Потом протянула Веденееву лист протокола. — Вот. Прочтите и подпишите.
Веденеев взял лист, подписал не глядя.
— Как я понимаю, на сегодня все?
— Почти. — Следователь отложила в сторону папку «дела», снова повернулась к Веденееву, глядя на него с доброжелательным вниманием. — Теперь что касается потерпевшей… видела или не видела.
— Я могу закурить?
— Да, пожалуйста. Вот пепельница. Конечно, вполне вероятно, что она не увидела ваш автомобиль из-за слабого зрения. Может быть, даже утраченного в значительной степени… Но это пока не подтверждается, мы посылали запрос в поликлинику, но там нет никаких данных.
