Резец вращался все быстрее. Груз намеревался сделать девушке замечание, как вдруг резец лязгнул и сломался. Зина остановила станок, сразу почувствовала, что за ней кто-то наблюдает, и недовольно обернулась.
— Торопишься? — по-хозяйски процедил Груз сквозь зубы. — Благо станок работает безотказно, выжмем из него все, что можно? Так, что ли? О том, что за станок заплачено золотом, мы не думаем?
Зина молчала.
— Неопытные люди устанавливали правила эксплуатации, так, что ли? — продолжал Груз. — Ты ведь комсомолка. Ты, кажется, слышала о заказе, который нам предстоит выполнить. Важнейший заказ! А если станок по твоей милости выйдет из строя? — Его начинало раздражать упрямое молчание Зины. — Ты понимаешь, что с тобой будет? Таких станков, как этот, немного, а таких, как ты...
Зина молчала.
— Хочешь всех обогнать? Указаний мастера не выполняешь? Ломаешь резцы?
Зина подняла голову.
— Николай Семенович!-— сердито сказала она.—Я бы на вашем месте не шумела так из-за резца. Чем раньше будет выполнен заказ, тем лучше. Ведь я пытаюсь ускорить расточку. По-моему, можно пожертвовать несколькими резцами...
Инженер повернулся к Зине боком и насмешливо заметил:
— А ты попробуй, сделай резец!
Эти слова прозвучали очень оскорбительно, и Зина обязательно должна была на них возразить, но Груз не стал дожидаться ответа и пошел дальше, с преувеличенным вниманием всматриваясь в соседние станки.
Поблизости находился станок Тамары.
Не отрываясь от работы, она тихо позвала инженера:
— Николай Семенович...
Он нехотя задержался.
— Ну?
— Николай Семенович, может быть, не стоит? — смущенно спросила Тамара, не отводя глаз от станка.
— Кажется, мы уже все решили, — холодно ответил он, почти не глядя на нее, отошел и сейчас же вернулся обратно, спросил: — Денег тебе не нужно?
— Спасибо, — со слезами в голосе ответила девушка, и Груз так и не понял, возьмет она деньги или не возьмет, но Тамара больше ничего не говорила, и, пожав плечами, он пошел дальше.
В умывальной комнате толпились рабочие. Они только что сменились. Одни успели переодеться, другие мылись, третьи еще дожидались своей очереди.
Обнаженный по пояс Халанский с удовольствием плескался под краном.
— Вася, — обратился он к коренастому пареньку, смотревшемуся в карманное зеркальце и старательно зачесывавшему назад пряди русых волос, — отсюда — на озеро?
— Прямым ходом, — ответил тот, сунул в карман зеркальце, озорно подмигнул, наклонился к крану и, прижав пальцем льющуюся струю, направил ее в сторону.
Кто-то захохотал, кто-то сердито крикнул:
— Вася, Вася! Будет тебе на орехи!
Все звали его Васей. Он кончил техникум, поступил на завод механиком, — пришел в цех почти подростком, — как-то незаметно для окружающих кончил заочный институт, начал работать инженером, но по-прежнему оставался для всех Васей; по-прежнему все говорили с ним на «ты», — его отношения с товарищами не изменились ни в чем.
— При чем тут Вася? — закричал он с изумлением и как ни в чем не бывало строго прикрикнул на соседей: — Товарищи, не хулиганьте! — Он опять лукаво подмигнул и обратился к Халанскому: — Захватим с собой Зину?
— А ну ее! — возразил Халанский. — Придется купаться в трусиках.
— Да уж очень она сегодня какая-то невеселая, — настаивал Вася. — А мы ее сразу расшевелим.
Халанский неопределенно согласился:
— Как хочешь в общем...
— Ну, ты одевайся, а я слетаю за ней.
Вася выбежал из умывальной.
Зина разговаривала с мастером.
— Никита Иванович, как же мне быть с резцом?
— Как, как... Заквакала, — заворчал старик и сердито застучал тупым концом карандаша по чугунной станине. — Нет того, чтобы раньше посоветоваться. Больно умны стали! Пойди у своего Груза спроси...
Зина взмолилась:
— Никита Иванович, не отпустят мне без вашей записки инструмент со склада…
Старик одернул куртку и сердито пожевал губами:
— Скажи: велел я.
— Зина, а я за тобой!— позвал ее Вася.— Пойдем кататься на лодке?
— Не пойду, — мрачно отказалась она. — У меня неприятности, резец сломала.
Халанский ждал Васю у выхода.
— Что ж один? — удивился он. — Не пользуешься ты успехом у девушек!
На площади они нагнали Тамару.
— Ты куда?— поинтересовался Вася.
— Не знаю, — растерянно ответила она. — Куда-нибудь в лес...
— Пойдешь с нами? — пригласил ее Халанский.
— Нет, — отказалась она. — Не хочется.
Вася в свою очередь толкнул товарища локтем:
— С успехом!
Рабочим кабинетом Грузу служила просторная неуютная комната, сплошь увешанная чертежами и диаграммами, обозначавшими структуру цеха и движение производственных процессов. Даже среди мебели здесь не было ничего, что не имело бы утилитарного значения: большой письменный стол, чертежный стол, высокая конторка, простые стулья... Ни одного украшения, ни одного лишнего предмета.
Груз неохотно пускал посетителей в свой кабинет. Крюков пришел к нему без приглашения, и хотя инженер высоко ценил его как отличного токаря, ему было неприятно это неожиданное вторжение, и он разговаривал с посетителем, не отходя от двери.
— На капиталистических предприятиях рабочему бесполезно обращаться к инженеру за помощью, — торжественно начал Крюков. — А здесь самый выдающийся у нас инженер принимает рабочего у себя на квартире...
Груз сухо его остановил.
— Ближе к делу, Крюков.
— По-моему, вы не можете пожаловаться, что я плохо работаю, — перешел тот к объяснению причины своего посещения. — Я немного знаком с чертежным искусством. Мне бы хотелось работать под вашим непосредственным руководством и квалифицироваться...
— Хорошо, — согласился Груз, не дослушав его до конца. — Я буду уделять вам больше внимания.
— Вы работаете по вечерам, — продолжал Крюков. — Если бы вы разрешили приходить и помогать вам...
— Нет, — твердо отказал Груз. — Это невозможно. Сюда приходить незачем. Вы мне будете помогать в цехе.
На столе зазвенел телефон. Груз поднял трубку.
— Григорьев? Здравствуй... Хорошо, сейчас приду.
Положив трубку, Груз виновато улыбнулся и заторопился.
— Видите! Зовут по делам...
Когда Груз вошел в партком, Григорьев стоял в раздумье у окна.
— Ну, как движется работа? — спросил он инженера.
— Чертежи я почти закончил, — ответил Груз. — Недели через две спустим заказ в цехи.
— Надеюсь, ты соблюдаешь величайшую осторожность?
— Разумеется, — успокоил его Груз. — Ни на одну минуту чертежи не остаются без присмотра.
— То-то же, — предупредил его снова Григорьев. — Этот заказ имеет такое важное значение для обороны, что о нем не должна знать ни одна лишняя душа.
— Зачем же ты сказал о нем Деминой? — с упреком спросил Николай Семенович.
— Разве Зина лишняя душа? — возразил Григорьев. — Она как раз принадлежит к числу людей, на которых можно опереться. Вот Крюкова ты зря посвятил в это дело...
— Крюкова? — Груз отрицательно покачал головой. — Я ему не говорил ни слова.
Григорьев удивился:
— А Зина мне сказала, что ему известно, будто нам передан военный заказ.
— Небось сама проболталась, — предположил инженер.
Григорьев задумался.
— Не думаю...
— Во всяком случае, я не говорил ничего, — добавил Груз и усмехнулся. — Кстати, он только что у меня был. Хочет совершенствоваться в чертежном искусстве, предлагал свою помощь. Может быть, это он из любопытства к новому заказу?
Григорьев насторожился.
— А что ты ему ответил?
— Страшно обрадовался и дал копировать свои чертежи! — Груз засмеялся. — Ты излишне подозрителен. Я, конечно, отказался от помощи, но в чем-либо подозревать Крюкова нет никаких оснований.
— Проверять людей надо годами, — сосредоточенно произнес Григорьев. — А что касается Зины — Зина человек ясный как стеклышко.
В будни лодочная пристань на озере пустовала, и приятели без затруднения выбрали для себя самую легкую одновесельную шлюпку, только в этом году спущенную на воду и еще блестевшую свежей масляной краской.
Шлюпка плавно скользила вдоль берега. Халанский расположился у руля, Вася на веслах. Слабый ветерок рябил воду. Редкие синеватые тучки время от времени заслоняли солнце, и темные тени пробегали по воде. В отдалении кто-то удил с берега рыбу.
Халанский стянул с себя красную майку, сунул под скамейку и с облегчением расправил руки.
— Кажется, всю бы жизнь провел на воде!
— А я бы не согласился, — сказал Вася. — И на воде и на земле хорошо.
Он взмахнул веслами, вода слабо плеснулась, и лодка пошла быстрее. Вася присмотрелся к удильщику.
— Гляди-ка: Никита Иванович!
— Экономный старик, — отозвался Халанский. — Каждый день ходит рыбу ловить, все лето будет даровой ухой кормиться.
Лодка находилась неподалеку от мастера. Старик, скорчившись, пристроился на камнях. У его ног в воде колебались отражения двух удилищ. Он сосредоточенно следил за самодельными пробочными поплавками, между которыми покачивался сорванный ветром лист березы.
— Никите Ивановичу!— приветствовал Халанский мастера.
Старик с неудовольствием поднял голову.
— Тише вы,— буркнул он вполголоса. — Стороной, стороной объезжайте... Клюет!
Но Вася неосторожно взмахнул веслом, и Халанский тут же рывком повернул руль, направив шлюпку прямо на середину озера.
— Что ты наделал! — выругался Халанский. — Теперь к старику неделю нельзя будет подступиться...
Он с опасением посмотрел на берег. Старик стоял, выпрямившись во весь рост, и что-то громко кричал, слов нельзя было разобрать, их относил ветер.
— Надо было тебе связываться — с упреком сказал Халанский. — Видишь, как разозлился?
А Никита Иванович, сложив ладони рупором у рта, надрывался изо всех сил:
— Вернитесь! Идолы! Вернитесь!
Сизая тоскливая пелена затянула край неба. Старик знал, что через несколько минут на озеро налетит шквал, поднимутся волны, и ни один разумный человек не рискнет остаться сейчас в лодке. Старик махал руками, указывая на небо.
Резкий порыв ветра качнул шлюпку. Халанский попробовал повернуть руль, но лодку заносило все дальше и дальше. Ветер крепчал, озеро волновалось, верхушки прибрежных деревьев раскачивались с такой силой, точно кто-то зацепил их веревками и пытался притянуть к земле. Вася, с трудом преодолевая сопротивление ветра, изо всей силы налег на весла. Волны раскачивали лодку, вода переливалась через борт.
— Нет, так мы никогда не доберемся! — с раздражением закричал Халанский. — Пусти меня на весла!
Вася поднялся, чтобы уступить место Халанскому, но в это время ветер подул с большей силой, лодка накренилась, и они оба, вскрикнув, свалились в воду...
Тамара долго бродила по узким лесным тропинкам. Иногда она останавливалась и вслушивалась в зеленый шелест, и ей казалось, что деревья ее успокаивают. Из-под ног выпрыгивали лягушки. Невозмутимо ползали по красноватой глинистой земле коричневые улитки.
