Они продержали ее таким образом три дня, но, заметив, что она стала в заточении выглядеть весьма плохо, и боясь, как бы на остров не пало какое-нибудь бедствие, если станут держать ее, пока она не умрет, они согласились дать ей вернуться в ту стихию, которую она любит более всего, и на третью ночь оставили дверь открытой. Как только она приметила это, то поднялась с места, где тогда лежала, и с невероятною быстротой заскользила на своем хвосте к берегу моря.
Люди издали следовали за ней и видели, как она нырнула в воду, где была встречена большою толпой своих соплеменников, один из которых спросил, что она повидала среди людей земли. «Ничего особенно удивительного, — отвечала она, — разве что они настолько невежественны, что выплескивают прочь воду, в которой варили яйца». Вопрос сей и ответ ее были отчетливо слышаны теми, кто стоял на берегу и следил за происходившим.
Рассказывают также, что морских мужей и дев часто видели в заливе меж двумя скалами, которые выступают в море на этом побережье острова[130]. Много удивительных историй о сих земноводных созданиях довелось мне услышать там, равно как и в Порт Айрон;[131] однако самая странная из всех вот какая.
Говорят, одна прекрасная русалка столь сильно влюбилась в молодого человека, который имел обыкновение заниматься у этих скал своею лодкой, что она часто приходила посидеть с ним, принося ему куски коралла, лучшие жемчужины и еще большие редкости, бесконечно более дорогие, попадавшие в руки к человеку, который знал им цену, — раковины различного вида и образа, так великолепно расцвеченные и сиявшие, что слепили взор, устремленной на них.
Подарки ее сопровождаемы были улыбками, поцелуями и всеми знаками самой искренней и нежной страсти. Но однажды, когда ее руки обхватили его с большей пылкостью, чем обычно, он устрашился, что она намеревается утащить его в море; он боролся с ней, пока не высвободился, а затем отбежал от нее на изрядное число шагов. Такое поведение, кажется, прогневало ее столь сильно, что она, схватив камень, бросила в него и скользнула в стихию, ей более сродную; на земле ее больше никогда не видели.
Но бедный юноша, хотя камень лишь слегка ударил его, почувствовал с того момента такую мучительную боль во внутренностях, что изо рта его не раздавалось крика в течение семи дней, на исходе которых он умер.
Другой излюбленный фантазм мэнского суеверия — финнодери[133]. Это создание воображения представляется как падший фэйри, который был изгнан королем эльфов из Чудесной страны за то, что ухаживал за хорошенькой мэнской девушкой, что жила в домике под голубым деревом в Глен Альдин[134], и за то, что покинул двор фэйри во время осеннего полнолуния[135], чтобы танцевать в веселой долине Рушен[136]. Ему суждено оставаться на острове Мэн до конца времен, превращенному в дикое подобие сатира, покрытому, как козел, длинными косматыми волосами, почему его и прозвали финнодери, или волосатик.
Это его, чародея, рука трудилась
В полночный час ведьмовской,
Прибирала овец от наступающей бури,
Прежде чем видел пастух, что смерклось.
Притом не просил он платы —
Разве что раскиданный сноп
Из припасов крестьянской житницы
Или чашу сливок, что пригубила девица, —
Дабы и впредь он оставался в хозяйстве.
Финнодери также косил и собирал на лугу траву, которая пострадала б, если б ее оставили без укрытия от наступающей бури. Как-то раз фермер выразил финнодери свое неудовольствие за то, что тот скосил его траву недостаточно близко к земле, — на следующий год волосатик позволил недовольному фермеру косить самому, однако шел вслед за ним и так ретиво забирал под корень, что фермер еле избежал того, чтоб рассерженный дух скосил ему ноги.
Несколько лет после этого не могли найти никого, чтобы косить луг, покуда наконец за дело не взялся бесстрашный солдат из одного гарнизона. Он начал косить в центре поля, и косил вокруг себя, по окружности, следя одним глазом за движением косы, тогда как другой его глаз —
