Правда, в предложениях Романа этот порядок претерпевает существенное ограничение: соправителем киевского князя теперь мог стать только кто-то из его младших сыновей. Но сам институт «причастия», безусловно, является наследием политической практики предшествующего периода, что еще раз доказывает связь Романова проекта с реалиями древнерусской эпохи.
Отвергая проект Романа как подделку, созданную самим Татищевым, А.П. Толочко обнаруживает среди его, так сказать, «родовых пятен» и такое: рожденный в середине XVIII в., этот проект будто бы «ориентирован на административную культуру, совершенно отличающуюся от средневековой». Новейший исследователь открывает в проекте Романа «весьма развитую традицию работы с письменными документами (проект, поправки, сведение их в окончательный текст)».[88]
Сразу скажем, что в приведенной характеристике содержатся явные искажения реального содержания татищевского известия, которые, по замыслу Толочко, вероятно, и должны были создать ощущение «административной культуры», открытой им в действиях древнерусского князя. Никакой специальной процедуры внесения поправок, а тем более сведение их воедино и поэтапную выработку окончательного текста проект Романа, разумеется, не предусматривал. Все это, как и рассуждения о «развитой бюрократической иерархии», стоящей будто бы за разработкой и выдвижением проекта и умеющей «передавать такого рода документы с одного уровня компетенции на другой», — лишь предположения, основанные на слишком вольных и субъективных интерпретациях.
Если же обратиться к объективным историческим данным, то в дипломатической практике Древней Руси, особенно в период XII–XIII вв., мы действительно можем констатировать «развитую традицию работы с письменными документами», которая, разумеется, не имеет ничего общего ни с «административной культурой», ни тем более с «бюрократической иерархией» нового времени.
Изучая историю дипломатических отношений и прежде всего факты посольских обменов и переговоров между князьями Древней Руси, большинство современных историков и филологов приходят к вполне однозначному выводу: князья обменивались письменными посланиями, звучащими на страницах летописей как прямая речь. Документы княжеской дипломатической переписки были доступны придворным летописцам, пользовавшимся княжескими архивами, дословно или в пересказе включавшим содержание дипломатических посланий, как и некоторых других княжеских грамот, в текст летописи.[89]
Нет никаких оснований сомневаться в том, что проект «доброго порядка» был разработан и представлен Романом в виде письменного документа и в таком именно виде был рассмотрен и отклонен другими князьями. Иначе и быть не могло, ведь проект был оформлен как послание, адресованное сразу нескольким князьям, правителям удаленных друг от друга земель. По верному предположению О.А. Купчинского, «канцелярия князя Романа Мстиславича должна была рассылать (не менее шести экземпляров) обращения князьям в разные концы Руси, а именно во Владимир, Чернигов, Галич, Смоленск, Полоцк, Рязань».[90]
Формы государственной власти и политического объединения древнерусских земель в реформаторских планах Романа. — Историческая карта Руси XII–XIII вв.: волости-земли или семейные владения князей. — Влияние архаических представлений о княжеской власти. — Границы «Русской земли» в проекте Романа и в представлениях Татищева
о мнению А.П. Толочко, описывая предложения галицкого князя Романа по переустройству политической системы Древней Руси, В.Н. Татищев оперирует политико-географическими представлениями, не соответствующими реалиям древнерусской эпохи.
Еще один явный анахронизм, — пишет исследователь, — то, как Роман представляет себе устройство Руси и кого, следовательно, избирает на роль курфюрстов. Для Романа Русь предстает не родовым достоянием княжеской семьи, но некоей суммой (в XIX веке написали бы — федерацией) нескольких земель. Причем земли эти — уже довольно прочно установившийся институт, так что именно они высылают своих представителей в коллегию выборщиков. «Местный» князь получает право на участие в избрании киевского князя не потому, скажем, что ему позволяет его статус во внутриклановой иерархии Рюриковичей, но, так сказать, ex officio, потому, что он занимает стол именно в этой земле <…> Роман воспроизводит то понимание структуры Руси, которое могло сложиться (и действительно сложилось впоследствии) в уме ученого наблюдателя, мыслящего к тому же институциональными категориями территориальных государств нового времени.[91]
