И где я сам?.. Такой умный… красивый… неповторимый…
Утром мы все завтракаем. Потом пьём чай. С чаем мне всегда не везёт. Только я хочу сделать глоток из чашки, как кто–то, ну скажем — лейтенант Прищепа, говорит:
— У вас в чаю головастик плавает.
Смотрю. И точно — головастик.
Но это ещё куда ни шло. Можно вытащить и допить.
Бывает и похуже.
Например, на следующий день. Садимся снова чай пить. Я специально сам всем разливаю. И заварку. И кипяток. Чтоб избежать неприятных эксцессов.
Только сяду. Только чашку к губам поднесу. Опять кто–то, ну к примеру — моя любимая, говорит:
— У тебя в чае опарыш плавает.
Гляжу. Точно — опарыш.
Все пьют дальше, хоть бы что. А домработница Клава отодвигает свою чашку и заявляет:
— Подобные вещи оскорбляют мой эстетический вкус.
Встаёт из–за стола и уходит. Демонстративно.
— Вот гадина, — говорит ей вслед генерал Степанов. — Будь моя воля, она бы у меня на помойке вместе с крысами питалась.
— Так точно! — козыряет лейтенант Прищепа.
А внебрачный ребёнок Петя вопит во всё горло:
— Фуфло-о!
Ему недавно исполнился год. И ничего другого, к счастью, он вопить пока не умеет.
Генерал Степанов не всегда был генералом Степановым. Вначале он был лейтенантом Степановым. Потом его непосредственного начальника, капитана Иванова, расстреляли чекисты. И лейтенант Степанов стал капитаном Степановым. Потом его непосредственного начальника, майора Петрова, расстреляли чекисты. И капитан Степанов стал майором Степановым. Потом его непосредственного начальника, полковника Сидорова, расстреляли чекисты. И майор Степанов стал полковником Степановым. Затем началась война. Полковник Степанов пошёл на фронт и потерял под Курском ногу. Вместо ноги ему дали «генерала».
— Дайте ещё и Героя, — попросил Степанов.
— Не положено, — ответили ему. — Вы ведь только правую ногу под Курском потеряли.
— Эх, ёб твою мать, — не раз впоследствии сокрушался генерал Степанов. — Надо было и левую ногу под Курском потерять.
Внебрачный ребёнок Петя любил целовать телевизионную дикторшу. Увидев её на экране, он начинал дрожать, тыкать в неё пальчиком и вырываться из рук моей любимой… Он подбегал к телевизору и смачно впивался губами в экран. Как раз в то место, где находились губы симпатичной дикторши.
И — замирал в блаженном оцепенении.
Это так вошло у него в привычку, что он не хотел ни есть, ни спать, пока не поцелует телевизор. Странное поведение внебрачного ребёнка было ведущей темой наших разговоров.
— Я думаю, — глубокомысленно изрекал генерал Степанов, — что тут не обошлось без лысого карлика.
— Так точно! — козырял лейтенант Прищепа.
— А может, в прошлой жизни она была ему женой или сестрой, — размышляла домработница Клава.
— Ох–хо–хо, — вздыхала моя любимая. — Чует моё сердце, что это какое–то сексуальное извращение.
И когда в очередной раз пришёл детский врач, любимая спросила у него:
— Доктор, Петенька всё время целует дикторшу на телеэкране. Это случайно не сексуальное извращение?
— Которую дикторшу–то? — живо заинтересовался врач. — Ту, что в девятичасовых новостях? С высоким бюстом?..
— Да–да–да, — кивали мы все.
— Ха, — говорил врач и облизывал губы. — Я тоже её целую. А наш заведующий умудрился даже её трахнуть. Так что ничего страшного, — успокаивал он мою любимую. — Вот если б ваш ребёнок целовал диктора, тогда другое дело.
Как–то раз, вечером, я шёл по улице. И вдруг рядом со мной возник здоровенный амбал. Я смотрел на него. А он смотрел на меня. Я его никогда раньше не видел. И никого он мне не напоминал. И тем не менее, я почему–то упорно продолжал на него смотреть.
— Чего уставился? — спросил амбал, не то что бы очень уж грубо, но и не так что бы очень уж вежливо.
— Лицо у вас красивое, — сказал я.
Он крепко взял меня за локоть и повёл за угол. Мы остановились в тёмной подворотне.
Амбал задумчиво молчал. Его кулак, величиной с котёнка, висел на уровне моей челюсти.
— Ладно, — поразмышляв, сказал амбал. — Иди. И больше никогда насчёт этого не говори.
— Насчёт чего? — не понял я.
— Насчёт картошки дров поджарить, — ответил амбал.
Генерал Степанов, куда бы ни смотрел, везде видел лысого карлика. Смотрит он, к примеру, в телескоп. На звёзды. В третьем часу ночи. Все, конечно, давно спят. И вдруг на всю квартиру раздаётся истошный вопль:
— Глядите, по небу летит лысый карлик!
Мы вскакиваем со своих кроватей и несёмся смотреть. Но лысого карлика в небе нет.
— Ну вот только что был! — горячо доказывает генерал Степанов.
Мы возвращаемся в свои кровати. Через пять минут опять истошный вопль:
— Глядите, по небу летит лысый карлик!
Мы снова, сломя головы, несёмся смотреть.
Лысого карлика нет.
— Ну вот буквально только что… — пожимает плечами генерал.
И так раз пятнадцать за ночь.
Моя любимая спит. Она дышит ровно и глубоко. Я вижу её грудь под розовой комбинацией. Я вижу её густые волосы, разметавшиеся по подушке. Я вижу ямочки у неё на щеках. Она улыбается во сне. Я вижу её пухлые губы. Чувственные. Горячие… Её рот чуть–чуть приоткрыт. Я вижу ровные белые зубы… Я вижу… Господи, что это?.. Я присмотрелся. И увидел… конец шнурка от своего ботинка. Я потянул за него. Он поддался. Я начал вытаскивать шнурок изо рта моей любимой… Он всё тянулся и тянулся. Наконец, вытащился. Моя любимая проснулась.
— Любимая, — спросил я у неё, — как тебе в рот попал шнурок от моего ботинка?
— Не знаю, — раздраженно бросила любимая.
— Любимая, — настаивал я, — вспомни, пожалуйста. Может, когда ты мыла пол в прихожей, ты случайно схватила его зубами?
— Да что ты ко мне пристал! — взорвалась любимая. — Какой, к чёрту, пол?! Я уже десять лет не мою полов!..
И моя любимая отвернулась к стене.
Как–то раз я встретил своего одноклассника. Мы не виделись лет двадцать, с тех пор как окончили школу. Он предложил мне посидеть и привёл в пивной бар «Император». Несмотря на громкое название, это была самая настоящая забегаловка. Вульгарная официантка при виде моего одноклассника широко заулыбалась. С правой стороны рта у неё не доставало двух зубов, с левой — трёх.
Мы заказали пива и раков. Официантка принесла наш заказ, снова улыбнувшись моему однокласснику.
Мы ударились в воспоминания.
— А где такой–то? — интересовался я, сдувая с кружки пену.
— На кладбище, — отвечал он, отрывая у рака клешню. — Попал под электричку.
— А такая–то? — спрашивал я.
— В сумасшедшем доме, — отвечал он. — Здесь недалеко, за городом. Очень живописное местечко.
— А вот этот? — припоминал я.
— Этот в Штатах, — говорил он.
— Да-а, — тянул я с уважением. — Ты смотри.
— Ага, — кивал он. — Поехал в Штаты и умер там.
— Жалко, — лицемерно вздыхал я. — Отличный был парень.
— Да какой отличный, — хмыкал он. — Говно порядочное.
Мы продолжали вспоминать. Почти от всех наших одноклассников за двадцать лет остались лишь воспоминания. Как и от наших раков. Мы заказали ещё. Официантка принесла, вновь одарив моего одноклассника беззубой улыбкой.
— Это твоя жена? — спросил я, когда она отошла.
— Ты что, охуел? — скривился он. — Моя жена менеджер.
— Извини, — сказал я, несколько смутившись.
Однажды домработница Клава впала в самую настоящую истерику. Целый день она ходила за мной как привязанная и без конца повторяла:
— Я сейчас видела НЛО! Почему вы мне не верите? Я видела НЛО! Люди должны верить друг другу!
— Я верю, — отвечал я, чтобы её успокоить.
Но Клава не успокаивалась. Наоборот — начинала рыдать.
— Я видела НЛО! Верьте мне! Я видела!.
— Я верю, — снова говорил я.
Но домработница Клава всё равно не верила, что я верю.
Иногда одноногий генерал Степанов смотрел на двуногих прохожих и раздражался:
— Хо–о–дят, хо–о–дят туда–сюда. Это всё от расхлябанности. А надо строем. По четыре человека в ряд. Сбоку идёт командир и командует: р-раз! р-раз! раз–два–три! И чтоб все в одну сторону.
— Разрешите спросить? — спрашивал разрешения спросить лейтенант Прищепа. — А если кому–нибудь надо в другую сторону?
— Сначала все сходят в одну сторону, — важно поучал генерал. — Потом повернутся и сходят в другую. Во всём должен быть порядок. Ясно, лейтенат?
— Так точно! — козырнул Прищепа.
А я смотрел телевизор. Полногрудая дикторша эротичным голосом читала последние известия.
Иногда в мою любимую вселялся дух следователя Гвоздёва. (Сам Гвоздёв был расстрелян в пятидесятые годы двадцатого века.) Движения любимой становились резкими, взгляд — цепким. Она подходила ко мне. Я, как обычно, дремал, сидя в кресле. Моя любимая резко направляла свет настольной лампы мне в глаза.
— Будешь говорить, падла?! — с ненавистью кричала она.
Когда это случилось в первый раз, я, больше от испуга, чем от злости, вскочил и заорал на неё:
— Ты что, дура — спятила?!
И тут же получил удар сапогом в пах. Любимая, став следователем Гвоздёвым, натянула на ноги хромовые сапоги лейтенанта Прищепы.
Покорчившись на полу, я уже в следующий раз не делал резких движений, а сразу подписывал все необходимые признания, которые от меня требовал следователь Гвоздёв.
Когда же дух расстрелянного Гвоздёва покидал тело моей любимой, она садилась ко мне на колени и шептала на ухо:
— Уй ти мой холосынький, зайка.
Сидит одноногий генерал Степанов в кресле–качалке. Качается. За окном пушистый снежок падает. Скоро Новый год. А генералу грустно. Некем ему больше командовать. Некого больше на смерть посылать. А так хотелось бы…
— Лейтенант! — с тоски зовёт генерал Степанов.
Прищепа, словно Сивка — Бурка из–под земли:
— Слушаю, товарищ генерал!
А Степанову вдруг чудится, что это уже за ним. С того света.
Поэтому и торопится оправдаться:
— Лично я никого не убивал. Даже мух. Честное слово.
— Товарищ генерал, — говорит лейтенант Прищепа, — кваску не желаете испить?
Как–то раз, днём, я шёл по улице. А впереди меня шла молодая женщина с маленькой девочкой. Когда я их обогнал, девочка пронзительно закричала мне в спину:
— Мама! Мама! Гляди — муха! Навозная муха!..
Я вздрогнул и воровато оглянулся.
К счастью, девочка указывала не на меня.
— Любимая, — спросил я любимую, — ты меня любишь?
— Конечно, люблю, — сказала любимая.
— А как ты меня любишь? — спросил я.
— Я так тебя люблю, — сказала любимая, — что без тебя мне чёрная тоска.
— А со мной? — спросил я.
— А с тобой блаже–е–нство, — сказала любимая.
— Да-а?.. Интересно, — сказал я. — А без меня чего?
— А без тебя, — ответила любимая, — чёрная тоска.
— Интересно, интересно, — сказал я. — А со мной–то чего?
— Ну, с тобой, — сказала любимая. — С тобой, конечно, блаженство.
— Значит, со мной блаженство? — спросил я.
— Да, — сказала любимая. — А без тебя чёрная тоска.
— А со мной? — спросил я.
— С тобой сам знаешь что, — сказала любимая.
— Не знаю, — сказал я.
— Блаженство, вот что, — сказала любимая.
— С кем блаженство? — спросил я.
— С тобой, — сказала любимая.
— А не со мной? — спросил я.
— Что не с тобой? — спросила любимая.
— Сама знаешь что, — сказал я.
— Что? — спросила любимая.
— Ничего, — сказал я.
— И со мной ничего, — сказала любимая.
— Ну и чего ты тогда ко мне пристала? — спросил я.
— Да кто к тебе пристаёт? — сказала любимая. — Кому ты нужен, полудурок недоношенный!
— Сама ты дура набитая! — сказал я.
В комнату, радостно улыбаясь, вошёл лейтенант Прищепа. За ним шумной ватагой ввалилась ребятня.
— Так что разрешите доложить, товарищ генерал, — докладывает Прищепа. — Юные следопыты нашли под Курском вашу потерянную ногу.
— Кто персонально нашёл? — интересуется Степанов.
— Я, я, я, — загалдели дети разом.
— Молодцы! — похвалил их генерал. — За проявленное мужество и героизм я вас всех награждаю орденом Ленина. Посмертно.
— Что вы такое говорите–то? — зашептал на ухо генералу лейтенант Пришепа.
— А чего? — не понимает Степанов.
Тут в комнату вошла моя любимая, неся на подносе целую кучу карамелек.
— Угощайтесь, ребята, — радушно сказала она. — Можете брать конфеток сколько угодно. Хоть по две.
— Приказ — это приказ! — разъяснял генерал Степанов детям. — Приказы не обсуждаются, а выполняются. Если я отдаю приказ, то это не я отдаю приказ, это наша Родина отдаёт приказ. Понятно?
— Поня–а–тно, — нестройным хором ответили дети.
— Тогда кругом, шагом марш!
Дети ушли. Осталась только маленькая девочка.
— А вот я не поняла, — пролепетала она. — Значит, вы и есть Родина?
— Правильно, деточка, — кивнул Степанов. — Я и есть Родина.
И он дал девочке конфетку.
— Спасибо, — пискнула девочка.
— Дети — это цветы жизни, — умилилась моя любимая.
— Дети — это будущие солдаты и солдатки, — поправил её генерал Степанов.
— Так точно! — козырнул лейтенант Прищепа.
— Фуфло-о! — заорал внебрачный ребёнок Петя.
Как–то раз, ночью, я шёл по улице. И меня окликнул милиционер.
— Эй, — сказал он.
Я подошёл.
— Документы.
Я показал.
— Откуда идёшь? — спросил милиционер.
— Ниоткуда, — ответил я.
— А куда? — спросил милиционер.
— Никуда, — ответил я.
— Тогда проводи её, — кивнул он на стоящую неподалёку женщину.
— Куда? — спросил я.
— Никуда, — ответил он.
Подошла женщина. Молодая, красивая, пьяная.
— Не хотите ли угостить девочку котейльчиком? — спросила она.
— Особого желания не испытываю, — сказал я.
— Почему? — спросила она.
— Не тянет, — сказал я.
— Почему не тянет? — спросила она.
— Потому что тяги нет, — сказал я.
— А может, денег? — спросила она.
— Нет, — сказал я, — деньги есть.
Мы пошли.
Дома меня ждала моя любимая.
— Кто это? — спросила она, указав на молодую, красивую и пьяную женщину.
— Леди фром зе найт, — ответил я.
— Кто–кто? — переспросила любимая.
— Госпожа Ночь, — ответил я.
— Кто–кто–кто? — снова переспросила любимая.
— Ночная фея, — ответил я.
— Ясно, — сказала любимая, — это шлюха!
Той же ночью я пошёл на кухню. Водички попить. Гляжу — а за столом сидит мой папа. В принципе, в этом не было бы ничего особенного, если не считать того, что папа умер пять лет назад.
Папа ел гороховый суп из глубокой тарелки
— Суп будешь, сынок? — спрашивает он у меня. И, не дожидаясь моего согласия, наливает ещё одну тарелку супа.
— Папа, — говорю я, — ты же умер пять лет назад.
Он лоб наморщил.
— Что–то не помню, — отвечает.
— Ну как же… — говорю. — Ты шёл с футбола. В парке присел на скамейку… И умер. Вспомнил?
— Нет, — покачал он головой, — не помню… А по–моему, это ты умер. Точно, точно. Поехал на рыбалку и утонул.
— Да нет же! — воскликнул я. — Ты возвращался домой. И у тебя сердце прихватило…
— Ой, да ладно, сынок, — сказал папа, — какая, в принципе, разница, кто умер. Давай лучше суп есть. А то остынет.
И мы стали есть суп.
Генерал Степанов посмотрел на внебрачного ребёнка Петю и сказал:
— У пацана должен быть отец.
И позвал зычно:
— Лейтенант!
Прищепа был тут как тут.
— Слушаю, товарищ генерал!
— Назначаю тебя отцом Петрухи! Приказ ясен?
— Так точно!
— Выполняй!
Лейтенант Прищепа пошёл выполнять. Он наклонился над внебрачным ребёнком Петей и сказал:
— Тю–тю–тю. Теперь я твой папа.
— Фуфло-о! — заорал внебрачный ребёнок Петя.
Однажды, когда в комнате никого не было, я включил телевизор. Полногрудая дикторша читала последние известия. Не долго думая, я поцеловал её в губы. Она покраснела. Тогда я поцеловал её в шею. Дикторша покраснела ещё больше. Тогда я принялся покрывать страстными поцелуями всё её лицо. Дикторша перестала читать последние известия и начала меня отталкивать.
— Вы с ума сошли, — говорила она сквозь зубы.
…Я расстегивал ей платье. Высвобождал из бюстгальтера упругую грудь. Дикторша уже не сопротивлялась, полностью отдавшись моим горячим ласкам.
— А–а–а… — громко стонала она. — О–о–о…
И тут я услышал топот. Первой в комнату ворвалась моя любимая. За моей любимой ворвался генерал Степанов. За генералом Степановым ворвался лейтенант Прищепа. За лейтенантом Прищепой ворвалась домработница Клава. За домработницей Клавой ворвался внебрачный ребёнок Петя.
![Валерий Роньшин - Игра в дурака [сборник рассказов]](https://knigism.online/index.php/covers/2a/e0/43030_100x150.jpg "Валерий Роньшин - Игра в дурака [сборник рассказов]")