Выхватив из холодильника эмалированный таз с прахом, так сказать, почившей птицы, гражданка Петрова С. И. поспешила в школу, где в тот предгрозовой миг Зинаида Герасимовна сеяла разумное, доброе и вечное среди учащихся десятого класса. А престарелой матери учительницы, которая попыталась преградить дорогу, гражданка Петрова С. И. сказала вежливо, но твердо:
— Суши, бабуля, сухари, пойдешь на отсидку!
Вероятно, Зинаида Герасимовна вначале не узнала своего тазика, поскольку произнесла твердо и нахмурив брови:
— Товарищ, вы срываете урок! Потрудитесь немедленно вынести из классной комнаты этот экспонат!
На что гражданка Петрова С. И. многозначительно отчеканила:
— Для кого он, может, и экспонат, а для кого и украденный индюк!
И тут, как впоследствии утверждали родители десятиклассников, учительница биологии сначала побледнела, потом покраснела, а потом произнесла хрипловатым голосом:
— Это какой еще такой индюк?
— А такой, что у него с детства на правой лапе ноготь с указательного пальца отрезан. Лапа — вот!
— Ну и что?
— А то, что это и есть неопровержимая метка моего пропавшего индюка.
Ну, а дальше, многоуважаемые читатели, началось нечто такое невообразимое, что никакого телевизора не надо. Во-первых, к превеликому ликованию десятиклассников, урок был немедленно прерван. Во-вторых, учительница математики Евгения Францевна, считавшаяся приятельницей Зинаиды Герасимовны, отказалась, тем не менее, подтвердить, будто это она продала подруге конфликтную индюшатину. Тогда учительницу биологии якобы озарило: нет, это не Евгения Францевна, это Светлицкая, жена агронома по защите растений, принесла ей индюка. Пошли к Светлицкой. Но та, хоть и тоже подруга, проявила потрясающую недогадливость, на подмигивание учительницы никак не отреагировала и тоже ничего не подтвердила — это в-третьих. В-четвертых, Зинаида Герасимовна, внезапно разрыдавшись, призналась, что она одна во всем виновата, и пообещала гражданке Петровой С. И., владелице индюка, уйти от такого жгучего позора в мир иной — и не позже, чем сегодня.
Гражданка же Петрова С. П., которая все свои сорок два года прожила в селе тихо и безвыездно, а теперь совершенно неожиданно оказалась в центре увлекательнейших событий, как ходила по Невьялову с останками индюка в тазе, так и побежала к завучу школы Александре Александровне Конкиной, чтобы первой сообщить захватывающую новость.
Будучи человеком интеллигентным и эрудированным, Александра Александровна сразу осознала, что жизнь нам дается только единожды и что обрывать ее неразумно даже из-за слона или другого крупного млекопитающего, а уж из-за какого-то индюка — просто бесхозяйственно. Поэтому завуч задержалась лишь на несколько минут, чтобы запереть индюшатину в холодильнике школьного физкабинета и на скорую руку распространить среди педколлектива последние известия, а затем сразу поспешила к секретарю совхозной парторганизации Звенигородскому и председательнице сельсовета Винтюк, людям с общеизвестной душевностью и отзывчивостью, чтобы те предотвратили, если еще не поздно, роковую развязку.
Когда упомянутые должностные лица, раскрасневшиеся и тяжело дышащие, прибежали к дому Гребешковых, Зинаида Герасимовна, к счастью, была еще жива. Более того, выйдя на крыльцо, она сообщила, что никаких индюков знать не знает, вследствие чего свой уход в потусторонний мир считает по крайней мере преждевременным. Убедившись в похвальном жизнелюбии учительницы, почтенные руководители побрели домой, испытывая разочарование, естественное для почтенного возраста людей, зря пробежавших полсела.
Тем временем педагогический коллектив Невьяловской средней школы предавался жарким дискуссиям относительно той меры наказания, которому следует подвергнуть их коллегу, еще несколько часов тому назад вполне добропорядочную и почтенную, а ныне глубоко презираемую.
Конечно, будь коллектив чуть менее высокообразован и начитан детективами, а соответственно чуть менее проницателен, он бы, вероятно, ощутил потребность сначала переговорить с коллегой, а уж потом заклеймить ее. Тем более, что ряд вопросов прямо-таки напрашивался. Например:
Почему учительница, не испытывая ни голода, ни свирепой нужды, избрала вдруг такое странное хобби, как хищение индюков?
Отчего, замыслив хищение, она заранее не продумала хоть мало-мальски правдоподобной версии, а упрямо и безнадежно накручивала одну нелепую отговорку на другую?
И зачем наконец, зная за собою столь пагубные наклонности, не держала она холодильник на ключе, оберегая роковую улику от нескромного взора?
Но, отбросив подобные сомнения, педколлектив с ходу заключил, что Зинаида Герасимовна виновна, снисхождения не заслуживает и судить бы ее хорошо выездной сессией пораньше, пока общественность не остыла. Говорилось и о том, что, будучи «женою начальства», она пытается замести следы.
Собственно, след был один — указательный перст индюка. А поскольку указывал он непосредственно и исключительно на учительницу биологии, наставники невьяловского юношества не сомневались, что Гребешкова пустит в ход все свои связи и все влияние, чтобы похитить и тайно уничтожить меченую лапу. Задача, следовательно, состояла в том, чтобы выделить из своей среды добровольца-правдолюба, который бы неусыпно бдил у запертого индюка.
